афрофутуризм, дорожные пробки в Китае… Мы обсуждали это часами. У него был интересный и необычный взгляд на мир – в прошлом он служил в армии, а теперь преподавал ораторское искусство и ведение дебатов.
Мне очень нравилось, что Джоуи умеет сочувствовать практически всем. Мне нравился его экзотичный (для моего слуха) акцент Квинса, нравилось, как он по-дружески здоровается с продавцом в местной кулинарии. Нравилось, что когда‑то он организовал радиостанцию в Афганистане. Что он читает Айада Ахтара и Уорсона Шира, выискивая цитаты, которые могли бы помочь его темнокожим студентам успешно выступать в ораторских турнирах. Мне нравилось, что он открывает двери пожилым дамам, меняет наполнитель в кошачьем лотке и хотя бы раз в неделю обедает у родителей. Конечно же, я постаралась всячески скрыть свою безумную суть и притворилась абсолютно нормальной девушкой – девушкой его мечты.
Через три месяца он странно посмотрел на меня и сказал:
– Мне кажется, я все еще тебя не понимаю…
– Почему? Что со мной не так?
– Не знаю, – нахмурился он. – Но что‑то точно не так. Я до сих пор не знаю, что с тобой не так. Не знаю твоих проблем, твоих тревог. А я хочу полностью понимать тебя, знать все хорошее и плохое.
Джоуи сидел напротив и буквально прожигал меня своим пристальным взглядом.
– Но что, если ты узнаешь нечто такое, с чем не сможешь справиться? Что, если ты возненавидишь плохое?
– Но это же хорошо, разве нет? Если мы поймем, что ненавидим недостатки друг друга, то разойдемся, не тратя даром время. Расскажи мне все, чтобы я смог ответить на этот вопрос.
Логично. Разумно. Страшно. Но выбраться из этой ситуации не получалось. Я попросила налить мне еще виски, и он щедро плеснул мне из бутылки.
– Ну хорошо. Ты хочешь знать? Ты действительно думаешь, что хочешь знать? У меня есть проблемы. Во-первых, у меня комплекс брошенности. Очень сильный. Меня бросила мама. Бросил отец. И бросали все другие.
– У меня есть друзья в такой же ситуации. Это очень тяжело. Надеюсь, ты понимаешь, что эти потери никак не связаны с тобой лично?
– Наверное, да. И мне нужна постоянная поддержка. Я – очень неуверенный человек. Мне трудно кому‑то доверять. А порой я с головой ухожу в работу.
Я говорила целую вечность, рассказывала о том, чего стыжусь, – я надеялась, что этот разговор состоится гораздо позже, через несколько месяцев. Джоуи слушал меня совершенно спокойно. Мне казалось, он нарочно заставил меня рыть собственную могилу. Когда я закончила, он немного помолчал, потом кивнул.
– Хорошо. Это все? Да, конечно.
– Что ты хочешь сказать этим «да, конечно»?
– Я хочу сказать, что с этим можно справиться.
– Откуда ты знаешь? А вдруг нет?
– Я не знаю. Ты пережила много травм, тебя часто бросали, в тебе живет гнев. Твои проблемы мне очень близки. Спасибо, что поделилась со мной. Лучше знать, что происходит. Думаю, мы с этим справимся.
– Но вдруг ты от этого устанешь? Нет, конечно, я буду и дальше решать свои проблемы, обещаю…
– Конечно, и я этому очень рад, – пожал плечами Джоуи. – Но ты должна знать: некоторые проблемы остаются нерешенными навсегда – и это нормально.
Некоторые проблемы остаются нерешенными навсегда – и это нормально. За полчаса этот мужчина, которого я знала всего три месяца, сделал то, чего не смог сделать никто до него: он принял все мои грехи и просто простил их. Он не потребовал, чтобы я немедленно изменилась. Не стал ставить ультиматумов. Он просто принял меня такой, какая я есть. От изумления я потеряла дар речи. Джоуи оказался полной противоположностью ужаса.
Через два месяца он предложил мне переехать к нему. Мы прожили вместе целый год. Он постоянно говорил о нашем будущем, о детях. Никто из тех, с кем я встречалась раньше, никогда не заговаривал о браке. Мужчины не хотели даже отпускные планы строить на восемь месяцев вперед. Джоуи же хотел знать, в какие кружки нам нужно будет записаться в доме престарелых через сорок лет. Он считал, что нам подойдет шаффлборд (настольная игра).
И вот так началась моя идеальная жизнь: работа мечты, мужчина мечты, большая квартира, которую нам помог найти приятель. У нас была отличная машина, и мы покупали хорошее оливковое масло. Вместе мы собрали отличную библиотеку комиксов. Мы пошли в приют для бездомных животных и создали счастливую маленькую семью: я, он и шкодливый кот.
И конечно же, ужас.
Да, он никуда не делся. Он каждый день тяжело давил мне на грудь. Но мне казалось, что мы можем спокойно сосуществовать, я и мой страх. Ведь я всем обязана ему, разве нет? Всем – и он служит мне своеобразным противовесом. Ведь Джоуи сказал, что кое-что может так никогда и не измениться, верно?
Это могло длиться вечно.
Если бы я не потеряла того, что позволяло мне верить в счастливую жизнь.
Если бы я не потеряла работу.
Кончался 2017 год. Каждое утро, входя в офис, я вешала пальто на вешалку, садилась за стол и рыдала. Сама не знаю почему. Хотя, если подумать, то меня терзали смутные сомнения – я переживала из-за собственной некомпетентности и бесполезности, из-за расовых проблем и краха демократии. Но вместо того чтобы попытаться понять истинную причину ужаса, терзавшего меня в то утро, я решила, что это будет пустая трата времени. Мне нужно успокоиться и вести себя, как нормальный человек, который приходит на работу и занимается делом. Я начала просматривать Twitter. Мне казалось, что я плыву в густых водорослях, из последних сил прокладывая себе путь между апокалиптическими предсказаниями говорящих голов и глупых дискуссий под еще более глупыми твитами нашего президента. Мне так хотелось отключиться и расслабиться – за видео с котиками.
Кот на роботе-пылесосе. Я потихоньку стала успокаиваться. Кот с совой. Я почувствовала себя мертвой, хотя мне должно было стать грустно. Кот встречает своего хозяина. Вот черт! Я снова зарыдала. Пришлось вернуться к ленте. Жирная шиншилла. Жирная жаба. Жирная морская свинка на жирном мопсе. Прошел час. Я взглянула на стикер, приклеенный в нижней части монитора – на нем я записала свою самую оптимистическую идею: все вокруг несчастливы. Как кто‑то может быть по-настоящему счастлив в мире, наполненном бесконечным страданием?
Я твердила себе, что приступлю к работе через пять минут, потом через десять, а потом случился полдень, и я пошла обедать и выпила очередную диетическую «колу», которая придала мне сил
