Мне незачем рассказывать каждому, что мне нравится спать с мужчинами». А другой добавил: «Я не хочу принадлежать ни к какой субкультуре. Я знаю, что это модно на Западе, но из того, что я предпочитаю спать преимущественно с мужчинами-геями, не вытекает, что я хочу общаться в первую очередь с ними же.» (см. Solomon 1993: 22. — Эти цитаты я привожу по книге И. С Кона «Сексуальная культура в России»).
Ирония ситуации заключается в том, что оформление и декларирование геевской общины, «геевского народа» не облегчило самоидентификацию молодого человека как гомосексуала, а значительно осложнило ее. Уже упомянутый американский журналист Бойд МакДоналд (журнал «Тайм»), сделавший себе имя на публикациях присылаемых ему автобиографий гомосексуалов, с удивлением подметил, как легко было вступать в гомосексуальные контакты в 40-е и 50-е годы — до того, как началось (около 1968–1969 гг.) освободительное движение сексменьшинств. Как легко было подцепить солдата или моряка,
«потому что тогда еще не было этой конфронтации между геями и «натуралами». Все военные имели гомосексуальные приключения, и они не думали об этом как о гомосексуальности, потому что не было геев, не было проблемы проходить ли геям военную службу. А теперь, как видите, и «натуралы» стали совсем другими. Все моряки были обычно доступны для гомосексуалов и всё такое. А теперь они с этим очень осторожны, потому как есть же острое противостояние».
(McDonald 1994: 13–15)
Такое же наблюдение сделал и Стивен Зилэнд в своих книгах о гомоэротических проблемах американской армии и флота (Zeeland 1993; 1995; 1997).
Свое мнение МакДоналд высказал в предсмертном интервью, но и по его книжкам уже можно было об этом задуматься. Интервьюер (Билл Андриетт) говорит ему:
«Принадлежа к поколению после Стоунуолла (мятеж гомосексуалов против полиции в гомосексуальном баре «Стоунуолл Инн» на улице Кристофер-стрит в 1969 г. — Л. К.), я могу сказать, что одна из наиболее важных вещей, которые я почерпнул из Ваших книг, это понимание неожиданных последствий движения геев. С одной стороны, оно вроде бы расширило возможности гомосексуального быта — с открытыми гей-барами и гей-банями. Но до геевского движения дать гею пососать твой член — почти каждый мужчина мог себе представить, что он на это идет. А теперь мы привязали сексуальное поведение ко всей этой личностной идентификации, и это видимо направило секс по очень «натуральной» дороге».
МакДоналд соглашается с этим.
«На деле солдат или моряк мог иметь секс с каким-нибудь штатским, не придавая этому значения. Это начало приобретать значение очень точно с 1968 г.»
Ну уж с этим затруднением как-нибудь справились бы старые опытные соблазнители, герои МакДоналда. Гораздо важнее другое — та альтернатива, перед которой теперь оказался юноша, только уразумевший свою голубую обособленность. Раньше он, осваивая свое нестандартное поведение, свою трудную социальную роль, мог по крайней мере сохранять обычную внешность и обычный стиль жизни. Теперь, в условиях обозначившегося сепаратизма и раскола, ему предстояло сразу же публично оформить свой выбор, отказаться от общепринятого в обществе стиля поведения, одеть униформу изгоя, громогласно присоединиться к кучке отщепенцев и добровольно наложить на себя клеймо — стать объектом молчаливого или нескрываемого презрения толпы и героем анекдотов. Не всякая психика может вынести эту нагрузку, не сломаться. Для одних этот слом означал отступление, бегство от самого себя, уход в небытие, для других — отчаянную истерику, воинствующий эпатаж. В том и другом случае — невроз, психопатию.
Направление своих книг МакДоналд считает альтернативой геевскому движению и прессе. «Геевская пресса, выходит, должна быть асексуальной, — иронизирует он, — поскольку она публична. Ведь чтобы быть геями на публике, они должны прикрывать свою гомосексуальность, быть скрытыми гомосексуалами». Андриетт спрашивает: «Думаете ли Вы, что геевское движение действительно изменило качество гомосексуального секса?» Мак- Доналд отвечает: «Нет, я так не думаю. Я думаю, он просто ушел в подполье. Вы ведь не можете вынести свою гомосексуальность на публику. Есть люди, которые открытые геи, но это нечто другое. Гей — абстрактное понятие. А гомосексуальность очень конкретна, как мои книги» (McDonald 1994: 13–15).
С более четких позиций критикует геевское освободительное движение Камилла Палья. В интервью она заявляет: «Я постоянно оплакиваю путь, на который внезапно вступила мужская культура геев, сойдя с рельсов после Стоунуолла…» Она старается «остановить ложную поляризацию между геями и «натуралами». Думаю, что это ловушка, в которую геевское движение попало». Она надеется, что «мировое движение не сделает ошибок, сделанных в США. Вы не захотите ситуации, в которой вы антагонизируете народ» (Paglia 1996: 13–15).
Даже самое крупное достижение нового сообщества — успешная политическая борьба против дискриминации — вызывает неприятие. Знаменитейший из гомосексуальных писателей Теннесси Уильямс говорил в семидесятых:
«…Все эти общественные движения мне надоели. Публичные выступления гомосексуалов ужасно вульгарны, ими они себя только дискредитируют. <…> Все эти фантастические травести в открытых автомобилях — набитые дураки, только дают повод смеяться над гомосексуалистами».
(Уильямс 1993: 33)
В нашей стране в 1997 г. прошла конференция в Интернете с обсуждением книги неприличных гомоэротических стихов Ярослава Могутина. Обозначилось две точки зрения. В. Афанасьев высказался категорически:
«Подать бы в суд на такого вот голубого журналиста-скандалиста за то, что он раздражает натуральное большинство и тем самым усложняет жизнь нормального гея… Когда таланта нет, остается только эпатировать».
Противоположную точку зрения аргументировал эмигрант В.Темкин:
«Еще лет 5 назад здесь, в Штатах, это была популярная дискуссия на тему «gay» против «queer», «нормальные голубые» против «шумных». «Нормальные» всё возмущались теми, кто на парады приходят вызывающе одетыми (или скорее вызывающе раздетыми), или теми, кто устраивали демонстрации, требующие изменения отношения к борьбе со СПИДом прямо там и тогда («Queer Nation», ACT UP).
Эти споры сегодня здесь притухли. Похоже, что и «приличные» и неприличные» геи совместными (независимыми) усилиями добились того, что в цивилизованных городах страны (в 12 крупнейших городах, в частности) быть геем до такой степени нормально, что скрываться и в голову не приходит. И «шумные» сыграли существенную роль.
<…> Если сидеть в «клозете», изменяя род партнера в рассказах о встречах, избегая разговоров на острые темы, одевая майку с одного кинофестиваля, но не с другого, — самому можно жить легко и просто, но при этом общество никогда не станет нормальным. Если же двигать барьеры, раздвигать стены, то этих стен в конце концов не останется».
В.Афанасьев спросил Темкина:
«Почему нельзя быть открытым, но совершенно не шумным? Я возражаю против того, чтобы кто-то присваивал себе право говорить от моего имени. А уж тем более — такие «борцы», которые поднимают шум, а затем удирают за океан, предоставляя другим расхлебывать последствия».
Это был намек не столько на самого Темкина, сколько на Могутина. За них вступился Д.Кузьмин:
«А что касается убожества, так вы сделайте лучше — ударьте палец о палец! А то, блин, интеллектуалы — только и умеют объяснять: гей-движение не такое, гей-активисты не те… Всякое gay-community имеет таких активистов, каких заслуживает. Если вы не хотите, чтобы образ гея в массовом сознании формировался эпатажным Могутиным, противопоставьте этому образу, на таком же уровне публичности, другой образ, более достойный! На Западе таких примеров — пруд пруди, а здесь, в России — ну-ка, недовольные, кто первый? Не нравятся гей-издания — сделайте другие! Ни фига…»
(Уильямс 1993: 33)
Итак, у популяции тех, кто «любит иначе», обозначилось два направления развития. Одни мечтают о тихом допущении и признании гомосексуальности, другие устремлены к мятежу геев. Видимо, рано подводить итог спору об этих двух направлениях.
На стороне первых единение со всем народом и работа в общенародной культуре — великой культуре. Они очень многочисленны. Но они обычно равнодушны к массе своих собратьев по сексуальной ориентации, скрытны и — в качестве гомосексуалов — незаметны. По крайней мере, хотят быть незаметными. Вторые образуют громкое и скандальное меньшинство. На их стороне — та политическая борьба, которая и привела к нынешнему признанию гражданских прав сексуальных меньшинств, но на их счету и опасное отделение голубых от обычной публики, резкое противопоставление геев прочему люду, уход в узкую и не совсем здоровую субкультуру.
