(Siverstein 1981: 13)
Да, цели переименования были простыми и революционными. Переименование должно было охватить всех «любящих иначе». Но вскоре обнаружилось, что оно вносит раскол в голубой контингент, в голубую популяцию.
Майкл Деннени в начале тех же 80-х сказал писателю гомоэротического жанра Феличе Пикано:
«Ты знаешь, нам не следовало бы быть геями. Нам бы быть гомосексуалами или нет. Это психологический и/или биологический вопрос. Ведь быть гомосексуалом — иметь секс с мужчинами — не обязательно ведет к тому, чтобы быть геем — то есть иметь культуру геев, покупать у Блумингдейла, читать геевские романы, и т. д.»
(Denneny 1984: 40)
Иными словами, гомосексуальность — это биологический и психологический факт, нечто противоположное гетеросексуальности.
А слово «гей» появилось тогда, когда возникла особая субкультура, сформировались «голубые» гетто в американских городах (вот уж подлинно «голубые города»), оформилось особое сообщество, появились специальные журналы, литература, клубы, бары, общественные организации. Возникло движение сексуальных меньшинств. Вот за этими гомосексуалами, вовлеченными в эту жизнь, и закрепилось обозначение «геи». Прежде всего в Соединенных Штатах. В тех странах, где этого нет, есть гомосексуалы, но называть их геями нет оснований.
Однако который из этих терминов звучит позитивно, а который негативно, это оценивается по-разному. Для одних — одна раскладка, для других — всё наоборот.
Дон Килхефнер происходит из меннонитской общины в Пенсильвании. В шестидесятых он увлекся либеральными идеями Кеннеди, работал в корпусе мира в Эфиопии, затем создал наиболее успешный центр по работе с геями в Лос Анджелесе. Но внешние успехи оставили его неудовлетворенным. Принадлежность к сообществу геев, сетует он, стала модным амулетом на шее. Сообщество геев увлекается созданием институций и т. п., оставляя без внимания душу движения — кем геи хотят быть.
В конце семидесятых он отправился в путешествие по Америке, искал единомышленников и, вернувшись через год, выступил (1979) с литературным осмыслением своих исканий: «Народ геев на критическом перепутье: ассимиляция или самоутверждение?» (цит. по изд. Kilhefner 1987). Именно народ геев — не больше, не меньше. Он полностью приравнял сексуальное меньшинство к национальным и расовым меньшинствам, сексуальную субкультуру — к национальным. Впрочем, это старая идея — ей не менее ста лет (ср. Carpenter 1897).
Так кем же являются геи, их сообщество, по Килхефнеру?
«В данный момент легче сказать, кем геевский народ не является — мы не гомосексуалы. Понятие «гомосексуал» — современное, западное явление. В 1869 г. мужчина-врач отчеканил это слово для определения индивида по его сексуальному влечению к другому индивиду того же пола. С тех пор гетеромужская культура использовала это понятие для управления народом геев не только на физическом, но и на мыслительном и духовном уровнях нашего бытия. Существенно признать, что этот созданный гетерокультурой Миф о Гомосексуале есть не что иное как миф. Но как и все социальные мифы, он контролировал наше развитие как народа в течение прошлого века и отливал его в болезненные формы по мере того, как мы воспринимали и осваивали его негативные оценки своих характеристик как греха и болезни».
Килхефнер имеет в виду ту установку, которую пропагандировали гетеросексуальные медики и социологи в первой половине века. Так, Фетчер в 20-е годы писал о гомосексуалах (1930: 151):
«Наиболее ценные из них те, которые, сознавая свою аномалию, сумели совсем отказаться от однополого удовлетворения и нашли себе сублимацию (переключение)».
То есть хороши те, которые подавили в себе свои стремления и потребности, подавили свою натуру, и переключили свои интересы на схожие, но «чистые» явления — атлетику, изображение мужского тела, медицину, воспитание юношества. Если это невозможно, то человеку остается в тиши и укрытии, в глубокой тайне, предаваться своим наслаждениям, но в остальном существовать под маской гетеросексуала. Потому что только гетеросексуальный секс (и то не во всех своих формах) респектабелен, а гомосексуальность — аномалия, патология, болезнь, если не разврат. Это искаженная природа, уподобление мужчины женщине, неприемлемое для настоящего мужчины и отвратительное для всякой женщины. Сексуальная пародия.
«На деле, — пишет Килхефнер, — вся трудная и изобретательная работа гомофильно-геевского движения за последние три десятилетия всё-таки направлялась этим мифом. На этом отрезке главным достижением нашего движения была замена негативного Мифа о Юмосексуале позитивным Мифом на основе отрицания смысла понятия перверсии и путем отвержения стереотипов феминизированного мужчины. Но миф остается созданным и определенным гетерокультурой». В разделе «Чужими глазами» я старался показать, как даже очень яркие и, можно сказать, ведущие гомосексуалы воспринимали гетеросексуальные оценки поведения и придерживались в глубине души гетеросексуальной морали. Килхефнер жаждет «открытия нашей истинной самоидентификации как народа. Наши умы добротно колонизированы. Когда мы пытаемся разделить с нашим господствующим обществом мысль о том, кто мы есть как геевский народ, мы, оказывается, просто обращаем к ним обратно те перемещенные дефиниции из мифа о сексуальной ориентации, которые они нам скормили».
Килхефнер считает, что перед геями два пути. Один — путь ассимиляции. Он основан на позитивной переделке того же Мифа о Гомосексуале — на предположении, что «мы не отличаемся от кого-либо за исключением того, что мы делаем в постели».
Для геев-ассимиляционистов гражданские права и признание гетеросексуалов — главная цель. Личные идентификации и жизненные планы основаны на гетеросексуальной модели респектабельности. Во всём нынешнем движении геев, считал Килхефнер в 1979 г., господствуют ассимиляционисты. Поэтому нынешним лидерам движения нельзя верить.
«Долгое время геи пытались ради выживания уменьшить наши отличия от гетеро. Но теперь, впервые в истории, геевский народ призывается начать увеличивать наши отличия от натуралов, увеличить ради любви — к себе и к ним».
(Kilhefner 1987: 124–125, 129)
К тому же призывал историк Артур Эванс (только тезка известного археолога) в книге «Колдовство и геевская контркультура» (Evans 1978).
Геи изыскивают возможности подчеркнуть превосходство своей субкультуры над общей культурой, над культурой большинства. «Это почти трюизм, — пишет Джон Рестон (Reston 1984: 370), — что мы живем в антисексуальном обществе. Само присутствие геев и наша признанная эротическая натура сами по себе расцениваются большинством нации как неприличие. Но есть и другое здесь: гомосексуальность — это, в конце концов, наиболее полное выражение мужской сексуальности, какое только возможно».
В книге «Отвращающая любовь: быть геем в Америке» Сеймур Клайн-берг осуждает «новую мужественность» (кожаных мотоциклистов, ковбоев), потому что они эротизируют те же ценности общества «натуралов», которое геев угнетает и тиранизирует (Kleinberg 1988). А что, собственно, Клайнберг хотел бы, чтобы эротизировалось? Женственность? Манерность? Гедонистические цели? Но это только подкрепило бы стереотипный образ гомосексуала в глазах гетеросексуалов, да, кстати, и неверный образ, так как большинство «голубых» стремится к мужскому идеалу.
Подымать на щит нечто противоположное, только чтобы досадить своим ненавистникам? Детская политика. Джон Рестон пишет о среднем гее:
«Сама униформа, которую он носит — джинсовая ткань это или кожа или нечто от Лакоста, — это внешнее выражение полного пересмотра сексуальной привлекательности геев. Теоретик может вечно искать корни этого в традиционных американских образах мужественности, но реальность состоит в том, что стандартный гей не стремится к некоему гетеросексуальному образу и не тоскует о нем. Униформа — это сигнал, который декларирует привязанность гея к другим геям, идентификацию с ними, желание их.
Часто осмеиваемый облик — фланелевые рубашки в Манхэттене, кожаные пиджаки в Калифорнии, академический стиль в Чикаго — это первые широко распространенные, видимые сигналы, что геи существуют в больших количествах».
(Reston 1984: 369)
Самовозвеличение геев частенько принимает запальчивые и наивные формы. Американский журналист Бойд МакДоналд из журнала «Тайм», сугубо гомосексуальный в жизни и произведениях, уверен:
«Вопреки своей репутации настоящие темпераментные гомосексуалы, имеющие секс в туалетах и так далее, просто лучше этих ханжей — более заинтересованные, более заботливые, более любящие, более нежные и более дружелюбные. Ханжи претендуют на то, что они порядочны, а те, что в туалетах, непорядочны, но всё как раз наоборот. Ханжи убоги, у них огромный дефицит в их жизни. У них сексуальная неприспособленность явно. Вот причина, по которой они против секса, хоть они и заявляют, что секс аморален <…>. Некоторые из людей с наихудшей репутацией на деле гораздо более ценны для общества, чем респектабельные люди».