C тяжелой битой гонялась за парнем на бейсбольной площадке. Была ходячей катастрофой.
Непохожая. Все это и делало меня непохожей. Я вспомнила знаменитую цитату о травме:
«Пережившие травму причиняют боль другим». Я больше не хотела никому причинять боль.
* * *
В тот день я ушла с работы рано. На следующий день тоже. Каждая минута, проведенная в офисе, превращала меня в вампира, проникшего на утреннюю службу и готового в любой момент воспламениться. Отчасти я терзалась чувством вины за то, что посмела отправить мою мелкую травму в такой изысканный и интеллектуальный мир. Но, с другой стороны, я чувствовала себя преданной этим миром. Я столько сил потратила на свою карьеру, работа стала важной частью моей идентичности. Пропускала ужины с друзьями и рушила личные отношения, потому что засиживалась на работе допоздна. Я делала это, потому что считала, что так заслужу уважение. Но вот я сижу перед монитором, точно такая же, какой была в юности, только брюки у меня подороже.
В марте я прочитала книгу «Комплексное ПТСР. Руководство по восстановлению от детской травмы» писателя и психотерапевта Пита Уокера. Он часто пишет о так называемом обсессивно-компульсивном типе личности: «Находясь в бездействии, она беспокоится и планирует действия… Такие люди подвержены зависимости от стимулирующих препаратов. Две главные их зависимости: трудоголизм и занятость. Пережив тяжелую травму, такие люди склонны к сильной тревожности и паническим расстройствам»1.
Может быть, работа не была спасением. Возможно, это всего лишь очередной симптом.
Я не могла больше терпеть постоянное унижение, не могла вечно копаться в прошлом и до безумия бояться будущего. Мне нужно было найти человека, который понял бы мое состояние и смог бы доказать, что можно жить по-другому. И тогда я попробовала еще один прием розыска реальных историй в интернете.
В социальной сети я написала: «Знаете ли вы кого‑нибудь с диагнозом комплексное ПТСР?» Ни одного лайка. И лишь один комментарий в Twitter: «Мне пришлось залезть в Google, но… похоже, это не самое приятное состояние»2. Я была на грани отчаяния, и в этот момент наконец получила ответ. Одна моя знакомая, назовем ее Лейси, прекрасный журналист, с которой я недолго работала несколько лет назад, прислала мне личное сообщение: «Комплексное ПТСР – это супер! Поставить такой диагноз страшно сложно, но когда мы с этим разобрались, моя жизнь полностью изменилась. Я действительно начала исцеляться!»
Я была поражена. Лейси? Лейси заключила контракт на книгу. Она иногда выступает на телевидении. У нее прекрасные волосы, она выросла в престижном районе в замечательном регионе. Все мои коллеги ее уважали. «Ты не представляешь, какое облегчение мне принесли твои слова, – судорожно принялась писать я. – Я была уверена, что у всех, кому поставлен такой диагноз, жизнь идет под откос. Моя так точно. Но у тебя, как мне кажется, все хорошо».
«Вовсе нет! Нет людей, у которых все хорошо. Но я хочу рассказать тебе, что я сделала для исцеления. Я смирилась с тем, что у меня всегда будет масса незавершенных дел, но я делала скачки и отступала. Оказалось, что со всем можно справиться – раньше я этого себе просто не представляла». Лейси прислала мне номер своего телефона.
Мы несколько минут переписывались. Я знала ее недостаточно хорошо, чтобы делиться своими самыми сокровенными страхами. Да и грузить ее своими проблемами не хотелось. Но ее жизнерадостные сообщения, пестрившие восклицательными знаками, показали мне, что выживание в моем состоянии вполне возможно. У этого состояния есть и другая сторона. Есть выход – его только нужно найти.
Лейси написала, что путь будет долгим и трудным. Я это понимала – ведь мне предстояло научиться быть другим человеком. Мне хотелось научиться быть счастливой, сильной и независимой, поддерживать других и не позволять своей депрессии занимать центральное место в жизни. Научиться быть лучшим другом, партнером, членом семьи, построить постоянные, стабильные отношения. Я хотела стать женщиной, от которой не хочется уходить. Мне нужно было спасти то, что еще можно спасти, если под толстыми слоями травм, боли и трудоголизма осталось еще что‑то хорошее.
Лейси сказала, что для этого нужно время и пространство. Долгие прогулки в разгар дня помогут получить неловкие и болезненные откровения. Нужно научиться отключаться от работы, когда чувствуешь подавленность и печаль. «Самое важное – научиться правильно заботиться о себе. Относиться к себе по-доброму», – написала Лейси. И я точно поняла, что именно это мне и нужно.
На следующий день, 1 апреля, я официально подала заявление об увольнении. Через месяц мне предстояло бросить работу, о которой я мечтала всю свою жизнь.
Своему начальнику я сказала:
– Теперь моя главная работа – исцеление.
Меня постоянно посещали фантазии, в которых со мной случался нервный срыв. С извращенной, ревнивой страстью я смотрела «Прерванную жизнь» – видя, как знаменитости отправляются в реабилитационные центры, я испытывала настоящую зависть. Какая роскошь. Какая привилегия – отключиться от жизни, прекратить работать, притвориться и просто рассыпаться. Позволить своему охваченному горем мозгу расползтись по швам и все дни проводить в слезах в кабинете психотерапевта или пить лимонад на идеальном газоне в медитативной тишине. Как это невозможно. Потому что нужно платить за квартиру.
У меня не было денег на элитные заведения с идеальными газонами и круглосуточно принимающими психотерапевтами. Но после десяти лет непрерывной работы, жесткой экономии на еде и одежде я все же скопила достаточно денег, чтобы позволить себе несколько месяцев не работать. Наконец‑то я могу отдаться собственному выгоранию. Я понимала, что это настоящая привилегия, которой не обладает большинство людей. В одной из книг о ПТСР на первых же страницах говорилось, что после постановки диагноза ни в коем случае не следует бросать работу – для исцеления необходима структура и цель.
Однако в книгах писали и о том, что, оставаясь в опасности, исцелиться невозможно. Невозможно убедить себя в том, что ты в безопасности, если о безопасности нет и речи. А моя профессиональная среда каждый день представляла для меня угрозу, поэтому мне необходимо было все бросить. Кроме того, я твердила себе: «Я – человек сосредоточенный. Я сумею обеспечить себе структуру и цель. А если исцеление станет моим главным занятием, я смогу стать столь же продуктивной, как и на работе. Если повезет, к концу 2018 года я полностью исцелюсь и стану создателем собственной корпорации подкастов для тех, кто пережил психологическую травму. Поэтому первым, что я сделала,
