Социалисты, признавая «мистическую» сторону теории Бахофена, одобряли главным образом ту часть его работы, где проявляется его опыт этнолога и психолога, то есть его научный интерес к истории науки.
Фридрих Энгельс больше всех содействовал тому, чтобы теория Бахофена стала известной. В своем труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельс утверждает, что история семьи начинается с «Материнского права» Бахофена. Естественно, он критикует идеалистическую позицию Бахофена, его утверждение, что социальные отношения производны от религиозных представлений, но пишет: «Все это не умаляет его заслуги как исследователя, проложившего новый путь; он первый вместо фраз о неведомом первобытном состоянии с неупорядоченными половыми отношениями представил доказательство наличия в классической литературе древности множества подтверждений того, что у греков и азиатских народов действительно существовало до единобрачия такое состояние, когда, нисколько не нарушая обычая, не только мужчина вступал в половые отношения с несколькими женщинами, но и женщина – с несколькими мужчинами; он показал, что при исчезновении обычай этот оставил след в виде необходимости для женщины выкупать право на единобрачие ценой ограниченной определенными рамками обязанности отдаваться посторонним мужчинам; что поэтому происхождение могло первоначально считаться только по женской линии – от матери к матери; что это исключительное значение женской линии долго сохранялось еще и в период единобрачия, когда отцовство сделалось достоверным или, во всяком случае, стало признаваться; что, наконец, это первоначальное положение матерей как единственных достоверных родителей своих детей обеспечивало им, а вместе с тем и женщинам вообще, такое высокое общественное положение, какого они с тех пор уже никогда не занимали. Бахофен, правда, не сформулировал этих положений с достаточной ясностью – этому помешало его мистическое мировоззрение. Но он их доказал, и это в 1861 году означало целую революцию»[85].
Шестнадцать лет спустя американский этнолог Льюис Г. Морган установил существование матриархальной социальной структуры в совершенно ином ареале; при этом он пользовался иными методами, чем Бахофен. Его книгу «Древнее общество» тщательно изучили Маркс и Энгельс, а Энгельс использовал ее как основу своего труда о семье. Комментируя открытое Морганом понятие матриархальный род, основанный на материнском праве, Энгельс заметил, что он «имеет для первобытной истории такое же значение, как теория развития Дарвина для биологии и как теория прибавочной стоимости Маркса для политической экономии». Далее Энгельс дал труду Моргана такую высокую оценку, на какую только был способен: «Род, основанный на материнском праве, стал тем стержнем, вокруг которого вращается вся эта наука; со времени его открытия стало понятно, в каком направлении и что следует изучать и как нужно группировать полученные результаты»[86].
Открытие матриархата стало стимулом для появления целого ряда работ в области истории и социологии. Критические замечания Энгельса, за которыми стоял Маркс, социалистический бестселлер Бебеля «Женщина и социализм» были основаны на теории матриархата; Поль Лафарг, зять Маркса, написал о «благоговейной роли женщин – священнослужительниц и хранительниц мистерии, исполняемой ими в примитивном сообществе»[87], и о том, что в будущем обществе они снова получат эту роль. Келлес-Крауз утверждал, что «Бахофен сделал подкоп под буржуазный ренессанс и посеял драгоценные зерна нового революционного ренессанса – ренессанса коммунистического духа»[88].
В чем же причина благожелательного отношения социалистов к теории матриархата? Во-первых, как уже было замечено ранее, это эмоциональная и идеологическая отдаленность от проблем буржуазного общества. Бахофен указывал на относительность существования в архаичном обществе социумных отношений. Он подчеркивал, что моногамный брак никогда не был вечным «естественным» институтом. Такой взгляд могли только приветствовать представители теории и политические активисты, защищавшие необходимость фундаментального изменения социальной структуры. Для позиции самого Бахофена этот момент в его теории был проблематичным: «Исключительность брачных уз кажется столь неизбежно, столь интимно увязанной с благородством человеческой природы и ее высоким призванием, что большинство людей считает ее первичным положением дела. Утверждение, что для начала человеческого существования характерны более древние, более бессистемные отношения между полами, принимается как темная, ошибочная и бесполезная спекуляция; по этой причине от него пытаются отмахнуться как от дурного сна. Разве кому-то не хотелось бы согласиться с общепринятым мнением и отделаться от болезненных свидетельств о постыдных днях человеческого рода? Но достоверность истории не позволяет нам предаваться соблазнам гордости и эгоизма, не разрешает сомневаться в постыдно медленном прогрессе человека к более высокой брачной морали»[89].
Не говоря уже о том, что теория матриархата подчеркивала относительность стабильности буржуазной социальной структуры, нужно заметить, что само ее специальное содержание не могло не вызвать одобрения марксистов. Во-первых, она открыла период, когда женщина была авторитетом и центром общества, а не рабыней мужчины и не предметом товарообмена; это давало основания для борьбы за политическую и социальную эмансипацию женщин. Великое сражение конца XVIII века должны были возродить те, кто боролся за бесклассовое общество.
Патриархальная семья – одно из самых важных звеньев, где производятся физические отношения, необходимые для поддержания стабильности классового общества[90]. Такое общество в значительной степени зиждется на специфических физических отношениях, отчасти коренящихся в бессознательных порывах; и эти физические отношения эффективно дополняют внешние принудительные силы правительственного аппарата.
Остановлюсь на самом важном аспекте, который можно было бы назвать «патриацентрическим» комплексом. Для него характерны следующие элементы: аффективная эмоциональная зависимость от авторитета отца, состоящая из сочетания тревоги, любви и ненависти; распространение отцовской власти на тех, кто слабее; сильное и строгое Супер-эго, чей принцип – долг гораздо важнее счастья; чувство вины, вновь и вновь воспроизводимое при расхождении между требованиями Супер-эго и требованиями действительности, в результате чего должно быть достигнуто чувство покорности людей перед властью. Именно эти психо-социальные условия объясняют, почему семья рассматривается как универсальная основа (или по крайней мере как одна из важных опор) общества; это также объясняет, почему любое теоретическое отрицание значения семьи, подобное теории Бахофена, обязательно встретит поддержку социалистических авторов.
Особенно важна для решения нашей проблемы представленная как Бахофеном, так и Морганом картина социальных, психических, моральных и политических отношений, характерных для матриархата. Но если Бахофен ностальгически оценивает прошлое, этот ранний этап социума, и рассматривает его как навсегда ушедший, Морган говорит о более высокой ступени цивилизации, которая еще должна наступить: «Наступит повторение, но на более высоком уровне свободы, равенства и братства, характерных для древнего материнского рода». Сам Бахофен красочно описывает эти признаки свободы, равенства и братства, которые предполагалось найти в матриархальном обществе, правящие принципы которого – не беспокойство и покорность, а любовь и сострадание» {10}.
Благожелательному приему, оказанному идеям Бахофена социалистами, во многом способствовала занимавшая важное место в матриархальном обществе забота о материальном счастье. И хотя на теоретическом уровне этот натуралистический материализм был совершенно иным, чем диалектический материализм, он содержал приемлемый социальный гедонизм, чем и можно объяснить, почему эту теорию так хорошо приняли защитники социализма.
Сделаем ряд общих замечаний, касающихся положения о полном отсутствии сексуальных ограничений, которое Бахофен относит к раннему гинекократическому обществу. Конечно, было бы ошибкой утверждать, что ограничения в сексуальной сфере объясняются только природой классового общества и что бесклассовое общество обязательно вернулось бы к неограниченным сексуальным отношениям, как их описывал Бахофен. С другой стороны, мы должны сказать, что мораль, резко осуждающая и обесценивающая сексуальное удовольствие, играет важную роль в поддержании классового общества, а критика этой морали, которую содержала теория Бахофена, приветствовалась социалистами. Сексуальное удовлетворение предлагает одну из самых мощных возможностей получения чувства удовольствия и счастья. Его разрешение в полной мере, требуемой для продуктивного развития человеческой личности, обязательно вело бы к усиленному требованию условий для достижения удовлетворения и счастья в других областях жизни.
