Чем еще может владеть человек кроме того, что он физически сам произвел за свою жизнь и получил в наследство от своих предков? Физические и умственные способности человека невелики, а несомненной собственностью его могут быть лишь культивированное поле, мастерская, хижина. Однако во все времена в этом мире на одной его стороне жили люди, которые владели царствами, земельными угодьями, корпорациями, флотами, банками, дворцами, драгоценностями, а на другой – те, у кого не всегда была хижина. Прудон, безусловно, прав: собственность, превосходящая ту, что человек способен произвести сам, есть кража чужого труда и чужих прав. Но для солипсического самосознания даже буквальная в юридическом смысле кража есть лишь возвращение себе части собственности над миром, который отобрали у него в детстве. В этот же ряд входит и власть, если понимать вопреки всему цивилизованному лицемерию, что власть – это тоже собственность и ничего более. Мифологема воинственного царя в этом и заключается. Нравственность тут ни при чем. Значение имеют только законы самосознания. Иначе говоря, человека бессмысленно изучать с точки зрения науки о морали. Он – существо солипсическое.
Остатки врожденного Синдрома брамы выражаются и в том, что никакой статус человек не считает для себя чрезмерны, и никакой дар не кажется ему незаслуженным. Кто-то рождается во дворце, кто-то – в хлеву. И если тот, кто родился обездоленным, может считать это несправедливым (и начать впоследствии необъявленную битву воинственного царя против мира), то родившийся с королевскими правами никогда не чувствует себя оккупантом. Принц, который меняет дворец на пустыню, как Сиддхартха Гаутама Шакьямуни, - это редчайшее исключение из правил. И тут надо сказать, что Гаутама, совершая такой выбор, ищет более высокую альтернативу земному дворцу и, становясь бродягой, в своем собственном понимании совершает восхождение, а не падение. Это и есть мифологема страждущего странника.
Мы можем быть уверены, что побудительным источником такого решения для индийского принца был невроз, т.е. поиск выхода из него. В буддистском каноне говорится: «Изношено это тело, гнездо болезней, бренное. Эта гнилостная груда разлагается, ибо жизнь имеет концом – смерть». То, что Гаутама пришел к такому радикальному решению, относится полностью к особенностям его трансформации Синдрома брамы, который, согласно нашей классификации, принял форму мифологемы страждущего странника (и завершился в мифологеме отстраненного наблюдателя – будды). Дворцы во все времена были полны невротиков, но их обитатели искали и ищут себе другие мифы, которые могут обеспечить им больший или меньший психический комфорт. В таком выборе всегда присутствует волевое усилие (мифологема воинственного царя), а новый миф ложится на плечи человека как неотвратимый рок только в том случае, когда он сам не желает ничего решать (мифологема заточенной принцессы). Свято место пусто не бывает, и от невроза никто еще не умер. Что-нибудь да сложится.
«Человек вне общества или бог, или зверь», - утверждал Аристотель. Человек вне общества – это абсолютное воплощение Синдрома брамы. Как мы уже выяснили, даже свое либидо первочеловек Пуруша может реализовать только в раздвоении, с которого начинается его сексуальная и нравственная жизнь, ибо наличие двоих – это уже социум, в котором возможен не только секс, но и необходимы нормы взаимоотношений, и поэтому, собственно, возникает психология. В самом себе самосознание может найти лишь нуминозное Я. И этот бог не знает наслаждения и боли, а значит не может ведать разницу между добром и злом, с которых начинается любая мораль.
Итак, самосознание само по себе безнравственно. Младенец не предполагает в своих потребностях какой-либо морали. Тем не менее, природа, т.е. все то же панпсихическое Сознание эволюционно вложило в его мозг так называемые «зеркальные нейроны». Известно, что эти зеркальные нейроны в определенной степени воспроизводят ощущения других людей. Например, если мы видим, как кому-то наносится удар, эти нейроны стимулируются в болевой области нашего собственного мозга. Зеркальные нейроны человека могут активироваться, даже если он наблюдает прикосновение к кому-то. А один французский художник вспоминал такую историю из своего детства. Когда он, будучи подростком, впервые посетил театр и под душераздирающую музыку увидел смерть заколотого мечом героя на сцене, он непроизвольно обмочился. Это было нейрофизиологической вершиной его детского «зеркального сострадания».
Однако, прежде чем первочеловек Пуруша, абсолютный носитель солипсического Синдрома брамы, сможет задействовать свои зеркальные нейроны, ему необходимо как минимум впустить в свой мир другого человека. При аутизме именно это и не происходит: ребенок не пускает в свой мир других людей (хотя идет на контакт с животными, в которых не видит конкурентов). Его самосознание не желает выйти из солипсического тезиса о собственной божественности, чтобы перейти к мифологеме воинственного царя, заточенной принцессы или страждущего странника. Все мы – из детства, где всякое лишение было нападением. И даже если мы успешно прошли тупиковую фазу аутизма, то остается вопрос на всю оставшуюся жизнь: сколько людей мы впускаем в своем мир и как далеко позволяем им зайти? Элемент аутизма остается с человеком на всю жизнь. Каждый из нас хоть раз в жизни посылает мир к черту. И только страх первочеловека Пуруши перед одиночеством не позволяет нам отречься от мира окончательно. Хотя именно это происходит с самосознанием в суициде.
Мораль – это не более чем правила поведения эгоцентриков в мире, населенном множеством брам. На пути достижения полного психического комфорта, в просторечии именуемого «счастьем», двумя препятствиями перед самосознанием оказываются физические законы, которые ограничивают его божественность и в конечном итоге даже причиняют боль, и наличие совладельцев в мире, с которыми приходится считаться. Физическое тело есть как средство удовольствия, так и носитель страдания. А страх одиночества наталкивается на чужие эго, как на каменные стены.
Нравственность как таковая происходит из нейрофизиологической дихотомии удовольствия и боли, которая переходит в дихотомию психического комфорта и дискомфорта и завершается в абстрактном дуализме добра и зла, которые, так же как и истина, были справедливо изгнаны из научного употребления. Самой продуктивной для анализа социального поведения личности выглядит концепция психического комфорта. Именно поэтому гораздо более фундаментальным в повседневности социума является вовсе не то, что индивиды думают о добре и зле, а их взаимная нетерпимость друг к другу и к другим социальным группам. В цивилизованном мире все становятся сплошными поборниками добра. Но откуда же все их конфликты?
Говорить, что личность может быть безнравственной, т.е. сознавать свою безнравственность, - значит ничего не понимать в устройстве личности. Живя в мире, самосознание вынуждено как-то относиться к этому миру, т.е. иметь какое-то мировоззрение. Иначе говоря, мозг вырабатывает и хранит в себе мифологему как непротиворечивую положительную парадигму, которая и определяет набор экзистенциальных ценностей этого человека. Мозг защищает эту парадигму от «отрицательной» информации. Человеческая психика устроена так, чтобы в любом положении находить себе оправдание и повод для самодовольства. Мозг использует для этого такие механизмы как вытеснение, рационализация и прочее. Иначе говоря, мозг с легкостью сам себе лжет. Что есть истина? Десять человек были участниками одной сцены. Попросите их рассказать, что произошло, и каждый расскажет свою историю, в которой именно он будет выглядеть наилучшим образом (конечно, в его собственном понимании лучшего). И никакой детектор лжи не поможет выявить истину. Ибо речь идет не о фактах, а об их интерпретации (и прав Ницше: нет фактов, все – лишь интерпретация). Вы считаете, что это облако похоже на верблюда? А я думаю, это – кит. При чем тут детектор лжи? Просто у нас разные парадигмы.
Информация, противоречащая парадигме, воспринимается самосознанием как негативная, как психогенный шум, который необходимо подавить. Реакция формируется автоматически, на уровне физиологии мозга. Человек непрерывно сталкивается в процессе своего бытия с событиями, поступками и речами других, которые вызывают у него раздражающее чувство и отвергаются им. Это не требует от него сознательных усилий. Люди по-разному реагируют на окружающий мир и даже по-разному воспринимают одно и тоже явление. Кого-то оно возмущает, кого-то оставляет равнодушным, а кому-то даже нравится. И это происходит помимо их воли, ибо таковы их парадигмы. Если мышление свое человек так или иначе осуществляет сам, но чувства рождаются в нем непроизвольно от него. Ему редко удается их контролировать. Почему человек чувствует так, как он чувствует? Что такое вообще – чувство? И чем оно отличается от физиологического ощущения, например, болевого, вкусового, эротического?
