Что еще поражает в работе о любви в переносе, так это то, каким образом пациентка реагирует на аналитика, чтобы увлечь его собой, льстя ему, хваля его, домогаясь его, угрожая ему. В этом месте Фрейд проявляет озабоченность тем, что врачи-аналитики втягиваются в некую разновидность действительного или эмоционального поведения с пациентками, вместо того, чтобы оставаться нейтральными. Мы можем сказать, что до некоторой степени все пациенты поступают таким образом; они пытаются бессознательно и обычно деликатно вовлечь нас в психическую или эмоциональную активность, сыграть на нашей озабоченности или вине, позабавить нас или удовлетворить наши предполагаемые ожидания. Они пытаются манипулировать нами, чтобы подогнать под их стандарты и отреагировать в соответствии со своими бессознательными требованиями и фантазиями. Взглянем на минуту на мою пациентку: она будет представлять некий кусок материала таким образом, чтобы бессознательно пытаться побудить меня к высказыванию критического замечания или интерпретации, которая может именно так восприниматься, и таким образом будет стараться установить садомазохистские взаимоотношения. Или же она будет подробно рассказывать мне о своей работе, но таким образом, чтобы иметь возможность сделать слушателя несколько посторонним, возбуждая у него некоторое чувство неполноценности. Мы знаем, что следует прислушиваться не только к содержанию того, что говорится, но также к тому, как это говорится, к порождаемой атмосфере; это вполне может дать нам ключ к тому, как нами манипулируют. Важное значение отреагирования подчеркивалось в последнее время многими исследователями, включая Сандлера (1976), О'Шафнесси (1989) и Джозеф (1985). В понимании данного феномена очень помогло понятие проективной идентификации с бессознательным проецированием пациентом в фантазии частей себя или собственных импульсов на аналитика. Я предполагаю, что иногда эти проективные идентификации находятся исключительно внутри фантазии пациента. Иногда пациент пытается стимулировать аналитика вести себя соответственно, как я показала на примере моей пациентки. Вполне может так случиться, как указал О'Шафнесси, что мы не осознаем существование, или не понимаем природу, проективной идентификации до тех нор, пока не обнаруживаем себя втянутыми в некий трудно уловимый тип поведения или указывающий на некоторое отношение, отличное от того, чтобы оставаться отстраненным и нейтральным.
Все это, конечно, связано с недавними продвижениями и сегодняшним обдумыванием контрпереноса, термина, который Фрейд использует в этой работе и в очень немногих других трудах. Как многократно объяснялось, он использовал данный термин для описания чувств, которые возникают у аналитика как результат воздействия пациентки на его бессознательные чувства. Он использовал его для обозначения чего-то патологического, чего-то, по отношению к чему следует быть настороже, как, например, когда врачу действительно льстит любовь пациентки. Но многие специалисты в настоящее время считают, что ограничение смысла данного термина неким патологическим откликом со стороны аналитика крайне узко, хотя данный аспект всегда следует иметь в виду. Во фрейдовских случаях можно видеть, как, например, врач, который был польщен или соблазнен любовью пациентки, не только поступал таким образом из-за весьма личной потребности в лести или любви, но еще и утрачивал контакт с патологией пациентки. Но мы также можем сказать, что чувства, возбуждаемые во время сессии, могут действовать как очень важный указатель того, что на ней происходит — при условии, что аналитик может контролировать свои чувства по мере их возникновения или изменения во время аналитического часа. Он нуждается в способности контролировать, что и в какой степени проистекает от него, от его импульсов и личности, а что и в какой степени — от воздействия на него пациентки. Например, в случае описанной мною женщины необходимо быть в состоянии прислушиваться к такому замечанию, как: "После последней сессии все опять пошло наперекосяк", и понимать, следует ли воспринимать данное замечание как указывающее на обеспокоенность и огорчение пациентки по поводу того, что она совершила промах, или же, вместо этого, оно было высказано с намерением вызвать у аналитика чувство гнева, безнадежности или нетерпения. Такое осознание лучше всего может быть достигнуто использованием того, что может быть названо контрпереносом, хотя некоторые люди предпочитают использовать термин эмпатия. Во всяком случае, если аналитик ощущал негодование и нетерпение, будет очень важно разобраться в том, было ли оно вызвано его или ее плохим настроением и действительным раздражением по поводу того, что у пациентки, по всей видимости, нет никакого прогресса или же пациентка хотела или нуждалась в том, чтобы вызвать у аналитика такое чувство, и, возможно, пыталась этого добиться.
Хотя в статье Фрейда выражается озабоченность, наставление, предостережение и совет врачам, чем больше мы ее изучаем, тем в большей степени можем видеть, что в ней выявляются главные стороны психоаналитического подхода к лечению. Фрейд берет в качестве основополагающей для рассматриваемой им темы, что занимающаяся отыгрыванием чувственная пациентка представляет реальную проблему для врача. Он видит, что врача будут обхаживать и изматывать, что он легко может сдаться и уступить сексуальным домогательствам пациентки или отказаться от данного случая и в свое время отпустить ее к другому врачу. Но тогда старая проблема, предупреждает Фрейд, лишь повторится. Ни одна из этих альтернатив не является решением, но они высвечивают тот факт — не обсуждаемый в этой статье, но очень осознаваемый нами в наши дни, — что не всякий практикующий врач будет способен выдержать те стрессы, которые влечет за собой аналитическое лечение пациентов. Имплицитно здесь присутствуют вопросы относительно отбора будущих аналитиков.
Если врач действительно пытается продолжить реальную аналитическую работу, Фрейд испытывает реальную симпатию к той проблеме, с которой он сталкивается. Он осознает, что пациентка должна, по самой природе вещей, привносить свои проблемы в лечение и должна изнурять врача и льстить ему, пытаясь сделать его бесполезным и поставить в затруднительное положение, но аналитик не должен терять свою профессиональную установку. Фрейд рассматривает некоторые вовлеченные сюда проблемы, которые крайне уместны для каждого аналитика в наше время. Он указывает на то, что врачу приходится быть настороже по отношению к своему нарциссизму и не воображать, что явная влюбленность в него пациентки имеет что-либо связанное с его личностью. Скорее, он должен относиться к этому как к части аналитического процесса, части того, что пациентка привносит с собой в лечение.
Фрейд поднимает очень важную тему, которая последовательно развивалась в последние годы: что привносит пациентка во взаимоотношения? Вслед за работами прежде всего Стрейчи (1937) и Кляйн (1952) было достигнуто большее понимание того, что то, что привносится, это не просто фигуры из прошлого, из текущей истории жизни пациентки, но составные фигуры внутренней фантазии, которые выстраивались с самого раннего младенческого возраста, конструируясь из взаимодействий между реальными переживаниями и фантазиями и импульсами на них младенца. Осознавание сложности того, что привносится, конечно, является базисным для самого аналитического процесса и понимания внутреннего мира пациентки, ее тревог и защит. Но это также помогает более глубокому осознанию врачом, что то, что появляется во взаимоотношениях с ним, в действительности является переносом из внутреннего мира пациентки, и это помогает ему сохранять более отстраненную и профессиональную позицию.
Фрейд, продолжая изучать встающие перед врачом проблемы, затрагивает другие темы, которые имеют отношение не только к работе с эротизированным типом пациентки, но фундаментально важны для правильного аналитического подхода. Он обсуждает бессмысленность морализаторского отношения к пациентке — такого как убеждение пациентки подавить возникшие у нее чувства и инстинкты, — говоря, что "против страстей мало что сделаешь прекрасными речами" (164). В настоящее время это, по-моему, не столько вопрос активной попытки со стороны аналитика блокировать чувства пациентки, сколько риск указать на особое отношение посредством фраз интерпретации или тона, которым он их высказывает. Но Фрейд далее предупреждает врача против некой неискренности, указывающей на определенные отношения, но не выражающей это словами, не отстаивающей то, что, по мнению врача, происходит. Здесь замечания Фрейда показывают его силу и стремление к правде, которую он требует от врача, а также осознание им тех проблем, с которыми сталкивался врач в 1915 году — еще не с явными, а с трудно уловимыми проблемами. Здесь также на первый план выдвигаются те проблемы, с которыми мы все еще сталкиваемся лицом к лицу в нашей теперешней работе: желание вновь насильственно вернуть наших пациенток к более уступчивому состоянию психики и, даже еще больше, тонкое проталкивание желания избегать конфронтации с реальностью поведения пациентки или с ее фантазиями в переносе — например, посредством полуправдивого замечания, намека или тона голоса. Такие моменты указывают на то, что мы, некоторым образом, пойманы в проблемы пациентки и что нам требуется держать контрперенос в узде.
