История об ожесточении сердца фараона является лишь поэтическим обобщением случаев, которые мы можем наблюдать ежедневно, поскольку они происходят с нами самими или с другими людьми. Рассмотрим следующий пример: восьмилетний белый мальчик дружит с сыном цветной служанки. Его матери не нравится, что он играет с маленьким негром, и она требует, чтобы он прекратил игру. Ребенок не соглашается. Мать обещает сходить с ним в цирк, если он послушается. И мальчик сдается. Это предательство самого себя и принятие подкупа не проходят для малыша бесследно. Ему стыдно, его ощущение целостности нарушено, он потерял самоуверенность. Но еще не случилось ничего, что нельзя было бы исправить. Десятью годами позже он влюбляется в молодую девушку. Речь идет не о поверхностной влюбленности, оба испытывают чувство глубокой человеческой привязанности. Но девушка принадлежит к более низкому общественному слою, чем семья юноши. Его родители настроены против этой связи и пытаются заставить юношу отказаться от нее. Он остается непреклонным, но родители обещают ему полугодовую поездку по Европе с условием, что он подождет с объявлением помолвки до своего возвращения. Он принимает это предложение. Он убежден, что поездка принесет ему много пользы и, конечно, после своего возвращения он будет любить девушку не меньше. Но получается иначе. Юноша знакомится с другими молодыми девушками, его очень любят, его тщеславие удовлетворено, и со временем его любовь и решение жениться становятся все слабее.
Перед своим возвращением он пишет девушке письмо, в котором расторгает помолвку. Когда же он пришел к такому решению? Не в тот день, когда он написал прощальное письмо, как он полагает, а в тот день, когда он согласился на предложение родителей поехать в Европу. У него уже тогда было чувство, пусть даже и неосознанное, что, принимая подкуп, он продает себя и должен исполнить обещанное — расторгнуть связь. Его поведение в Европе не было основанием для этого разрыва, это был лишь механизм, с помощью которого ему удалось выполнить свое обещание. В этот момент он снова предал самого себя, следствием чего явилось усилившееся самопренебрежение, внутренняя слабость (скрытая за удовлетворением от новых завоеваний и т. д.) и потеря самоуверенности. Должны ли мы и дальше проследить его жизнь во всех подробностях? Он вошел в дело своего отца, вместо того, чтобы изучать физику, что соответствовало бы его способностям. Он женился на дочери богатых друзей своих родителей, он стал удачливым бизнесменом и политическим вождем, который принимал губительные решения вопреки голосу собственной совести, потому что боялся восстановить против себя общественное мнение. Его история — это ожесточение сердца. Каждое моральное поражение делает его более подверженным последующему, пока не достигнута точка, от которой больше нет возврата. В восемь лет он мог бы настоять на своем и отказаться принять подкуп, тогда еще он был свободен сделать это. И возможно, его друг, дедушка, учитель, которые услышали бы о его дилемме, могли бы ему помочь. В восемнадцать лет он был уже менее свободен. Его дальнейшая жизнь была процессом постоянного сокращения свободы, пока не был достигнут пункт, в котором он проиграл игру своей жизни. Большинство людей, которые кончили как беззастенчивые, ожесточившиеся люди (среди них есть соратники Гитлера и Сталина), в начале своей жизни имели шанс стать добрыми. Подробный анализ их жизненного пути мог бы показать нам, до какой степени были ожесточены их сердца в каждый конкретный момент и когда они потеряли свой последний шанс остаться человечными. Существует также и противоположная ситуация: первая победа делает последующую легче, пока наконец больше не составляет труда решаться в пользу настоящего.
Наш пример наглядно показывает, что большинство людей оказываются несостоятельными в искусстве жизни не потому, что они плохо приспособлены или слабовольны, что они не могли бы вести лучшую жизнь. Они несостоятельны потому, что они не пробуждаются и не видят, когда они стоят на распутье и должны принять решение. Они не замечают, когда жизнь задает им вопрос и когда они еще имеют возможность ответить на него так или иначе. С каждым шагом по ложной дороге им становится все труднее признать, что они действительно находятся на неправильном пути. И часто это случается только потому, что дальше они должны были бы согласиться с необходимостью вернуться к тому месту, где был впервые сделан неверный поворот, и примириться с напрасной тратой энергии и времени.
То же самое имеет силу применительно к общественной и политической жизни. Была ли победа Гитлера неизбежна? Разве немецкий народ в определенный момент не был еще свободен свергнуть его? В 1929 г. имели место факторы, склонившие немцев обратиться к национал-социализму. Важнейшие из них: существование озлобленной, садистской мелкой буржуазии, чья ментальность сформировалась между 1918 и 1923 гг., безработица, широко распространившаяся вследствие мирового экономического кризиса 1929 г.; возрастающая мощь милитаристских сил в стране, к которым социал-демократические лидеры терпимо относились еще в 1918 г., страх перед антикапиталистическим развитием; тактика коммунистов, которые видели в социал-демократах своих главных врагов; существование полоумных, хотя и талантливых, оппортунистических демагогов. Кроме того, имелись сильные антинацистские партии в рабочем классе и мощные профсоюзы, имелся антинацистски настроенный либеральный средний класс; была культурная и гуманистическая традиция немцев. Факторы, склоняющиеся в обе стороны, были сбалансированы таким образом, что в 1929 г. победа над национал-социализмом была еще реальной возможностью. То же самое относится к периоду занятия Гитлером Рейнской области. Против Гитлера имел место заговор некоторых ведущих военных сил, а его военный аппарат выказывал признаки слабости. Очень вероятно, что мощная акция западных союзников могла бы привести к закату Гитлера. Что произошло бы, однако, если он благодаря своей безрассудной жестокости и насилию не обратил бы против себя население завоеванных стран? Что было бы, если бы он послушал своих генералов, которые советовали стратегическое отступление от Москвы, Сталинграда и других позиций? Был ли Гитлер тогда все еще свободен избежать полного поражения? Этот пример указывает на еще один аспект осознания, который в значительной степени детерминирует нашу способность выбирать. Речь идет о сознательном различении между реальными альтернативами и такими, которые невозможны уже в силу того, что они не покоятся на реальных возможностях.
Исходя из своих позиций, детерминизм утверждает, что в каждой ситуации есть только одна-единственная реальная возможность выбора. Согласно Гегелю, свободный человек действует на основании понимания этой одной возможности, то есть на основе осознанной необходимости. Несвободный человек не видит этой возможности и потому вынужден поступать определенным образом, не ведая, что он есть производное необходимости, то есть разума. Напротив, с точки зрения индетерминистов, для него в тот же момент существует выбор многих возможностей, и человек свободен выбирать между ними. Часто бывает, что существуют не только одна "реальная возможность", а две или даже больше, но человек не может произвольно выбирать между неограниченным количеством возможностей.
Что следует понимать под "реальной возможностью"? Реальная возможность — это такая возможность, которая может проявиться, если рассматривать общую структуру сил, действующих в индивиде или обществе. Реальная возможность является противоположностью фиктивной, которая хотя и соответствует желаниям и страстям человека, но при данных обстоятельствах никогда не может быть реализована. В человеке господствует соотношение сил, которое структурировано определенным и вполне установимым образом. Эта особая структурная модель — "человек" — подвержена влиянию многочисленных факторов: окружающей среды (класс, общество, семья), а также наследственности и условностей, существующих в обществе. Если мы ближе рассмотрим эти факторы, то придем к выводу, что не следует непременно говорить о "причинах", которые вызывают определенные "следствия". Зависимый от условностей робкий человек может стать либо чрезмерно запуганным, замкнутым, пассивным и малодушным, либо человеком с хорошо развитой интуицией (например, способным поэтом, психологом или врачом). Но у него нет "реальной возможности" стать бесчувственным, беззаботным сорвиголовой. Пойдет ли он в одном или в другом направлении, зависит от других влияющих на него факторов. То же самое относится к человеку с конституциональными или рано приобретенными садистскими наклонностями: из такой личности может получиться либо садист, либо может благодаря борьбе против собственного садизма и преодоления его образоваться сильное психическое "антитело", которое лишит его способности поступать жестоко и заставит в высшей степени чувствительно реагировать на жестокость других. Однако он никогда не сможет остаться равнодушным по отношению к садизму.
