Катализатором Просвещения стала научная революция XVI–XVII веков, ознаменовавшаяся, в частности, тремя эпохальными астрономическими открытиями: Николай Коперник поместил Солнце в центр Вселенной, Иоганн Кеплер сформулировал законы движения планет, а Исаак Ньютон открыл закон всемирного тяготения, а кроме того, изобрел математический анализ (который в те же годы независимо разработал Готфрид Вильгельм Лейбниц) и использовал его для описания законов движения. Тем самым Ньютон объединил физику и астрономию и показал, что и глубочайшие тайны доступны научному методу.
В 1660 году появилось первое в мире научное общество – Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе, а в 1703 году Ньютона избрали его президентом. Основатели общества представляли себе Бога как математика, создавшего Вселенную так, чтобы она функционировала в соответствии с определенными логическими и математическими принципами. Роль ученого (натурфилософа) видели в том, чтобы посредством научного метода открывать физические законы и тем самым разгадывать шифр, использованный Богом при сотворении мироздания.
Успехи естественных наук убедили мыслителей XVIII века в том, что с помощью разума можно добиться прогресса и в других областях деятельности, в том числе в политике и искусстве, и усовершенствовать общество и улучшить положение человечества. Их уверенность в разуме и науке сказалась на всех сторонах политической и социальной жизни Европы. В североамериканских колониях идеи Просвещения, предполагавшие, что общество можно усовершенствовать с помощью разума и что люди как рациональные существа обладают естественным правом на стремление к счастью, по-видимому, повлияли на Томаса Джефферсона и других основателей американского государства. Они заложили основы демократии, благами которой мы сейчас пользуемся.
Ответ модерна на идеи Просвещения последовал за Промышленной революцией. Ее жестокие плоды показали, что жизнь не стала математически совершенной и такой определенной, рациональной и просвещенной, как ожидалось в XVIII веке. Выяснилось, что истина не всегда прекрасна и легкодоступна. Кроме того, стало ясно, что психикой управляет не только разум, но и иррациональные эмоции.
Если источниками вдохновения просветителей стали астрономия и физика, то для модерна таким источником явилась биология. Книга Дарвина “Происхождение видов” (1859) привела к распространению представления о том, что человек – не уникальное творение всесильного божества, а порожденное эволюцией существо, произошедшее от предков-животных. В дальнейшем Дарвин углубил эту концепцию, подчеркнув роль репродукции как важнейшей биологической функции любого организма. Происхождение от примитивных животных предполагало, что нам свойственно инстинктивное поведение, как и другим животным. А это означало, что репродуктивная функция, то есть сексуальность, должна играть ключевую роль в поведении человека.
Эти новые представления привели к переосмыслению биологической природы человека и в искусстве. На это указывает, например, картина Эдуарда Мане “Завтрак на траве” (1863) – возможно, первое живописное произведение, которое можно отнести к модернистским в отношении и сюжета, и стиля. Сюжет этой картины, одновременно прекрасной и шокирующей, связан с ключевыми для модерна проблемами сложных отношений между полами, а также между фантазией и реальностью. Мане изобразил двоих обычно одетых мужчин, сидящих в лесу или парке и поглощенных беседой за завтраком, который, однако, проходит в компании обнаженной купальщицы (рис. I–4). В прошлом живописцы изображали обнаженных женщин лишь в роли богинь и других мифических персонажей. Мане же порвал с традицией, запечатлев современницу-парижанку – свою любимую натурщицу Викторину Меран. Несмотря на привлекательность обнаженной женщины, беседующие, судя по всему, так же равнодушны к ней, как и она к ним. Пока они разговаривают друг с другом, она, также игнорируя собственную сексуальность, смотрит на зрителя. Не только сюжет, но и стиль картины подчеркнуто современен. За несколько десятилетий до того, как Сезанн начал “сжимать” три измерения в два, Мане уже уплощает перспективу, лишь слегка намечая трехмерность изображения.
Искусствовед Эрнст Гомбрих писал о достижениях венского модерна:
Искусство – область, к которой мы обращаемся, когда хотим испытать потрясение или удивление. Эта потребность возникает у нас потому, что мы чувствуем, как полезно нам время от времени получать подобную здоровую встряску. Без этого нас поглотила бы рутина, и мы разучились бы приспосабливаться к новым потребностям, которые то и дело возникают у нас в жизни. Иными словами, биологическая функция искусства состоит в репетициях – мысленных упражнениях, повышающих нашу устойчивость к неожиданному[5].
Первой отличительной чертой венского модерна было представление о том, что психика человека во многом иррациональна. Порывая с прошлым, модернисты отвергли и идею рационального поведения рациональных людей как основы общественного устройства и провозгласили, что нам свойственны бессознательные противоречия, которые проявляются в поступках. Так модернисты бросили вызов традиционным ценностям и задумались о природе реальности и о том, что скрывается за внешней стороной людей, вещей и событий.
В результате в эпоху, когда популярным было стремление подчинить себе внешний мир, расширяя и распространяя знания о нем, модернисты обратили свой взгляд вглубь: они стремились разобраться в иррациональности человеческой природы и влиянии иррационального поведения на межличностные отношения. Они открыли, что под лоском воспитанности в человеке могут скрываться не только бессознательные эротические чувства, но и бессознательные импульсы агрессии, направленные на себя и других. Фрейд впоследствии назвал это инстинктом смерти.
Признание иррациональности психики вызвало, возможно, самую важную из трех революций мысли, определивших, как отмечал Фрейд, наши представления о себе и своем месте в мире. Первой стала революция Коперника, открывшего в XVI веке, что Земля – отнюдь не центр Вселенной; второй – революция Дарвина, доказавшего в XIX веке, что мы не возникли в результате акта божественного творения, а произошли путем естественного отбора от примитивных животных. Третьей стала свершившаяся на рубеже XIX–XX веков в Вене фрейдистская революция. Фрейд открыл, что наше поведение во многом подчинено не сознательному контролю, а управляется бессознательными влечениями. Одним из завоеваний этой последней революции стало представление о том, что творческие способности (в свое время позволившие Копернику и Дарвину построить свои теории) происходят из сознательного доступа к возможностям бессознательного.
В отличие от Дарвина и Коперника, Фрейд готовил революцию не в одиночку. Осознание иррациональности многих психических функций приходило на ум еще Фридриху Ницше. Третья революция обычно ассоциируется с Фрейдом, на которого и Дарвин, и Ницше оказали влияние, потому, что именно он развил эту мысль особенно глубоко. Однако его современники Шницлер, Климт, Кокошка и Шиле также исследовали новые горизонты бессознательного. Они лучше, чем Фрейд, понимали женщин, особенно природу женской сексуальности и материнского инстинкта, и яснее, чем Фрейд, осознавали важность взаимной привязанности матери и младенца. А значение инстинкта агрессии они оценили даже раньше Фрейда.
Не первым Фрейд задумался и о роли бессознательного в психической жизни. Эта проблема не одно столетие занимала философов. Платон в IV веке до н. э. отмечал, что значительная доля имеющихся у нас знаний содержится в психике в скрытой форме. В XIX веке о бессознательных влечениях писали Ницше, называвший себя “первым психологом”, и Артур Шопенгауэр. Проблему мужской и женской сексуальности во все времена затрагивали художники. Герман фон Гельмгольц, великий физик и физиолог XIX века, оказавший влияние на Фрейда, выдвинул идею, что бессознательное играет ключевую роль в зрительном восприятии.
Фрейду и другим венским интеллектуалам удалось развить эти идеи, изложить их доступно и донести новые представления о человеческой психике, особенно женской, до широкой аудитории. Точно так же, как Отто Вагнер принес в современную архитектуру чистые линии, освободив ее от довлевших старых форм, Фрейд и Шницлер, а также Климт, Кокошка и Шиле расширили и свели воедино идеи предшественников о бессознательных инстинктивных стремлениях и тем способствовали освобождению эмоциональной жизни и женщин, и мужчин. Они, по сути, воздвигли фундамент сексуальной свободы, которой мы наслаждаемся теперь на Западе.
