Разумеется, я не думала обо всем этом до тех пор, пока он не стал трезвенником. Совершенно неожиданно мой бедный беспомощный Робби стал каждый вечер ходить на собрания «А.А.», завел новых друзей, начал вести серьезные беседы по телефону с людьми, которых я даже не знала в лицо. Потом он нашел себе поручителя в «А.А.» и обращался к этому человеку каждый раз, когда у него возникала проблема или вопрос. Я чувствовала себя так, словно меня уволили с работы, и это бесило меня. Если быть честной, следует признать, что мне, в общем-то, больше нравилась ситуация, когда он пил. До его отказа от спиртного я обычно звонила его боссу в тех случаях, когда Робби страдал с похмелья, и приносила свои извинения. Я лгала его родственникам и знакомым, когда у него случались неприятности на работе, связанные с пьянством. Можно сказать, что я служила посредницей между ним и его жизнью. Теперь меня исключили из игры. Когда у него возникали затруднения, он звонил своему поручителю, который всегда настаивал, чтобы Робби смело боролся со всеми проблемами. Он так и поступал, а потом снова связывался с ангелом-хранителем и отчитывался перед ним о своих успехах. Таким образом, я оказалась на обочине.
Хотя я много лет жила с безответственным, ненадежным и очень нечестным человеком, но именно в то время, когда Робби не пил уже девять месяцев и делал успехи буквально во всем, мы начали ссориться больше, чем когда-либо раньше. Особенно меня сердило то, что он звонил своему поручителю в «А.А.» и спрашивал у него совета, как вести себя со мной. Получалось так, что я представляла собой величайшую угрозу его трезвости!
Я была готова подать на развод, когда мне позвонила жена его поручителя, попросившая о встрече. Я согласилась с большой неохотой. За кофе эта женщина о многом мне рассказала. Она говорила о том, как ей было трудно, когда ее муж бросил пить и она больше не могла контролировать его поведение и каждый аспект их совместной жизни. Она говорила о том, как сильно возмущали ее его уходы на собрания «А.А.» и особенно его отношение к своему поручителю. Она считала чудом, что их брак вообще сохранился, не говоря уже о каком-то счастье. Потом она сказала, что «Ал-Анон» оказал ей неоценимую помощь, и попросила меня посетить несколько собраний.
Я почти не слушала ее. Я по-прежнему считала, что у меня все в порядке, а вот Робби сильно в долгу передо мной за то, что я мирилась с ним все эти годы. Я полагала, что ему следует отблагодарить меня за все, а не ходить на свои бесконечные собрания. Я не имела представления о том, как тяжело ему воздерживаться от спиртного, а он не осмеливался пожаловаться, потому что я сразу же начала бы учить его, как это делается — как будто я в этом что-то смыслила!
Как раз в то время один из наших сыновей попался на краже в школе, вдобавок у него были трудности с учебой. Мы с Робби пошли на родительское собрание, и там каким-то образом выяснилось, что Робби является бывшим алкоголиком, включившимся в программу «А.А.». Женщина, разговаривавшая с нами, упорно настаивала на том, что наш сын должен обратиться в «Алатин» (Организация для помощи детям из семей алкоголиков и наркоманов). Она спросила меня, не обращалась ли я в «Ал-Анон». Я чувствовала, что меня загнали в угол, но у этой женщины был огромный опыт работы с семьями, похожими на нашу, и она была очень терпелива со мной. Наши сыновья начали ходить в «Алатин», но я по-прежнему воздерживалась от посещения «Ал-Анона». Я продолжала готовиться к разводу и переехала вместе с детьми в отдельную квартиру. Когда настало время обговорить детали, мальчики спокойно сообщили мне, что хотят жить с отцом. Я была ошеломлена. Оставив Робби, я посвящала им все свое внимание, а теперь они отдавали ему предпочтение передо мной! Мне пришлось отпустить их. Они были достаточно взрослыми и могли решать за себя. Я осталась наедине с собой, чего никогда не случалось раньше. Я была одновременно испугана, подавлена и близка к истерике.
Через несколько дней полной прострации я позвонила жене поручителя Робби. Мне хотелось обвинить ее мужа и «А.А.» во всех своих бедах. Она долго слушала мои бессвязные выкрики, потом приехала ко мне и сидела рядом со мной, пока я плакала, плакала и плакала. На следующий день она отвела меня на собрание в «Ал-Анон», и я слушала, хотя была ужасно рассержена и испугана. Мало-помалу я начала понимать, как далеко зашла моя болезнь. Я ходила на собрания каждый день в течение трех месяцев. После этого я еще долго ходила туда по три-четыре раза в неделю.
Знаете, на этих собраниях я научилась смеяться над вещами, которые раньше воспринимала очень серьезно — например, над попытками изменить другого человека и управлять его жизнью. Я слушала женщин, рассказывавших о том, как тяжело им было позаботиться о себе вместо того, чтобы уделять все свое внимание партнерам-алкоголикам. Это было справедливо и по отношению ко мне. Я не имела понятия об условиях, необходимых для моего счастья. Я всегда считала, что стану счастливой, как только у Робби «все образуется». В «Ал-Аноне» я познакомилась с прекрасными людьми, чьи Партнеры так и не отказались от спиртного. Эти люди научились жить собственной жизнью, а не решать чужие проблемы. Но я также слышала от них, насколько тяжело им было отказаться от старой привычки заботиться обо всем. Слушая их исповеди о том, как им удалось справиться со своим одиночеством и опустошенностью, я смогла найти выход и для себя. Я научилась не жалеть себя и быть благодарной судьбе за то, что у меня есть. Вскоре я уже не плакала целыми часами. Я обнаружила, что у меня много свободного времени, и потому устроилась на сдельную работу. Это тоже было полезно. Мне стало нравиться что-то делать ради себя. Через некоторое время мы с Робби поговорили о возможности снова жить вместе. Я умирала от желания немедленно вернуться к семье, но его поручитель посоветовал мне немного подождать. Жена поручителя посоветовала мне то же самое. Тогда я не понимала их, но люди в «А.А.» и «Ал-Аноне» были согласны с ними, в итоге мы решили повременить. Теперь я понимаю, почему это было необходимо. Мне нужно было сначала найти себя, а потом уже возвращаться к Робби.
Сперва я чувствовала себя до того опустошенной, словно во мне гулял ветер, но с каждым самостоятельным решением эта пустота понемногу заполнялась. Я должна была узнать, кто я такая: что мне нравится, что не нравится, чего я хочу для себя и для своей жизни. Я могла выяснить это лишь в одиночестве, когда рядом не было человека, о котором приходилось думать и заботиться. Я всегда предпочитала управлять чужой жизнью, а не жить своей собственной.
Когда мы задумались о возвращении к совместной жизни, я заметила, что стала звонить Робби по любому поводу. Мне хотелось встретиться с ним и подробно обсудить все детали наших будущих отношений. Я чувствовала, что во время каждой телефонной беседы мое «я» отступает на задний план, поэтому когда мне нужно было с кем-то поговорить, я шла на собрание или звонила женщинам из «Ал-Анона». Это походило на самопожертвование, но я знала, что мне следует учиться позволять событиям развиваться свободно, а не вмешиваться самой в их ход и не пытаться все изменить по своему усмотрению. Возможно, мне было еще труднее оставить Робби в покое, чем ему — отказаться от алкоголя. Но я знала, что должна это сделать, иначе я бы снова втянулась в старую роль. Даже забавно: я поняла, что пока мне не понравится жить в одиночестве, я не буду готова вернуться к мужу.
Примерно через год мы с Робби и мальчиками снова стали жить вместе. Он с самого начала не хотел разводиться со мной, хотя теперь я не могу понять, почему — ведь я постоянно навязывала ему и сыновьям свою волю. Как бы то ни было, я выздоравливаю. Я предоставляю им право решать за себя, и они отвечают мне взаимностью. Мальчики ходят в «Алатин», Робби — в «А.А.», а я в «Ал-Анон». Думаю, теперь наши отношения стали гораздо более здоровыми, чем когда-либо раньше. Каждый из нас стал жить собственной жизнью.
К истории Дженис можно добавить очень немногое. Ее огромная потребность быть нужной, иметь возле себя слабого, неполноценного мужчину и управлять жизнью этого мужчины являлась способом отрицания внутренней пустоты, появившейся еще в детстве. Уже было сказано, что дети из неблагополучных семей считают себя ответственными за семейные проблемы, а также за их решение. Существуют три основных способа, посредством которых дети пытаются «спасти» свою семью: быть незаметными, быть плохими или быть хорошими.
Быть незаметным означает никогда ни о чем не спрашивать, никогда не доставлять хлопот, не выдвигать никаких требований. Ребенок, принимающий эту роль, тщательно избегает риска увеличить напряжение в семье, которая и без того живет в условиях стресса. Он остается в своей комнате или сливается с обстановкой; он говорит очень мало, и его слова не располагают к дальнейшему общению. В школе он учится ни хорошо, ни плохо, о нем там вообще редко вспоминают. Он старается сделать так, чтобы его существование оставалось незамеченным. Что касается его собственных переживаний, то он как бы оцепенел. Он ничего не чувствует.
