Проблема усугубляется тем, что в нашем обществе существуют целые социальные категории «безличных личностей».
Ведь имитировать можно все, в том числе и наличие индивидуальности. Зачем же стараться, создавать и развивать реальную личность, когда личность можно попросту сыграть. К тому же отличительные признаки неординарности давным–давно отшлифованы и запущены в массовое производство. Припомните, нет ли среди ваших знакомых уморительных персонажей, вечно изображающих… шизоидов? Берутся внешние приметы: неряшливость, переходящая в бытовой идиотизм, болтливость пополам с дизартрией[77], употребление кстати и некстати тяжеловесных научных терминов и все прочее в том же роде. Потом эти симптомы накладываются на абсолютную пустышку, без намека на талант или на целеустремленность. Кажется, получился типичный портрет шестидесятника. Совершенно рядового, а не романтически–кинематографического.
Глубже остальных в подобную натуру заглянул Григорий Остер, специалист по тем, кто закоснел в негативизме:
«Главным делом жизни вашей
Может стать любой пустяк.
Надо только твердо верить,
Что важнее дела нет.
И тогда не помешает
Вам ни холод, ни жара,
Задыхаясь от восторга,
Заниматься чепухой»[78].
Все вы, вероятно, знаете: среди жадной до впечатлений публики слова «квантовый», «структуральный», «катарсис», производят благоприятное впечатление. Владение этими терминами подразумевает большую образованность, глубину восприятия и плодотворную работу ума. Еще один стереотип, который легко может развеять канал Discovery и журнал «Вокруг света»: ими пользуются миллионы людей – и безо всяких последствий. Освоив слова вроде «этиология» или «изоморфизм», можете похвалить себя за приобретение – вероятно, они сгодятся в дело как сырье или инструменты. А вот качество того, что вы наваяете с помощью тех самых инструментов и сырья – абсолютно индивидуальный показатель. Что именно мы имеем в виду? Мы имеем живой пример того, как можно заниматься чепухой, задыхаясь от восторга – и так целую жизнь подряд.
Мастера по занятию чепухой были и среди наших знакомых. Одна такая личность по фамилии Пивоводов до сих пор периодически встает у нас на пути. Пивоводов обожает порассуждать ни о чем, как это делают гости разных ток–шоу на канале «Культура», перемежая путаную речь умными словами: «Антитеза рукотворного и нерукотворного… бу–бу–бу… трансформация формы и образа детской игрушки… бу–бу–бу… Чебурашка и крокодил Гена, и другие пластиковые чудища – химеры иллюзорности… бу–бу–бу… Их включение в эмблематику культуры…» Толку от его «умопостроений» никакого. Он не ведет научных исследований, не пишет монографий, не преподает в учебных заведениях, он просто создает имидж большого ученого – так, как Пивоводовы представляют себе эту фигуру. Пивоводов – типичный «сундук».
Сундуком научная тусовка называет созревшего, вернее, перезревшего ботаника. Студент, навострившийся в накоплении информации и уже привыкший к похвалам, которыми награждают его рвение и усидчивость старшие коллеги: вот он, гордость курса, наконец–то сходит со стапелей на голубую водную гладь. Плыви, дорогой, ищи свою Америку, ставь на неизведанном бреге нехитрые отметины: «Я здесь был, тему застолбил, статью накропал и надпись написал. А ну все брысь отседа!» — и будет тебе счастье… И вдруг – первое открытие на превосходно, казалось бы, оснащенном судне – настежь открытые кингстоны[79]! Так оно, бедненькое, и затонет у причала. Будет торчать перед глазами мелюзги с соседнего пляжа как печальное напоминание о коварстве водной стихии. Подобно прибрежному «Титанику» сундуку тоже не судьба уйти в самостоятельное плаванье: он навсегда пристегнут к студенческим интеллектуальным забавам. Будет собирать картотеку, выписывать цитаты, пополнять библиографию. Систематизируя разросшийся каталог, станет заодно филуменистом[80], филокартистом[81] и фетишистом. Так и Пивоводов скопил у себя дома археологические пласты информации второй свежести, но никакого применения своим сокровищам не нашел. Да, похоже и не искал.
Пивоводов несколько раз пытался защититься – и сам, и с помощью более талантливых друзей. Без какого бы то ни было успеха. Впрочем, он не унывал. Сам Пивоводов не был честолюбив. Ему хватало той публичности, которую дают доклады на конференциях и трепотня в кулуарах. Он испытывал удовольствие от самого процесса трепотни, а не от того, как его воспринимает публика. Вероятно, истероидный компонент в характере Пивоводова был слабый, а шизоидом он притворялся, чтобы угодить… родителям. Те очень уважала людей, занятых умственной деятельностью. Родителям хотелось, чтобы их сын достиг успеха, а они бы грелись в лучах его славы. Если бы Пивоводов хотел признания и власти, он, вероятно, постарался бы взобраться наверх, стать руководящим администратором, чиновником от науки – они люди нужные и уважаемые… Но шизоидные замашки пришлось бы оставить, сосредоточиться на работе, пройти все карьерные ступени, ведущие к вершине. Нет, на такое Пивоводов был не способен. Ему хотелось болтать и блистать, не больше.
Такое бывает с ненатуральными шизоидами: они воспринимают не только общую манеру поведения, но и некоторые ценности, принятые у шизоидного типа. А шизоидам неважно, есть у них звания и титулы, или нет, лишь бы работать не мешали. Вот и Пивоводову было не до регалий. Но в принципе, в научной среде так положено, чтобы по прошествии нескольких лет после получения диплома защитить диссертацию и получить степень кандидата наук. И потому Пивоводовская мама просто пылала желанием увидеть сына «остепененным». Она донимала сына вопросами, как некоторые семейно ориентированные мамы пытают великовозрастных сыновей: «Ну когда же ты, наконец, женишься?» Эти расспросы сопровождались обвинениями в адрес бывших сокурсников, друзей Пивоводова – все они давно и успешно защитились, только ее сынок пока «гулял без степенности».
Пивоводова между тем влекла наука — но не как исследование, а как религия… Для категории мнимых шизоидов, к которой принадлежал сей жрец науки, такой подход – самый удобный. Можно спокойно отключать способность к логическому мышлению и переключаться на пламенные проповеди. Ведь храмы, ритуалы и вечные ценности нуждаются в подметальщиках алтарей, курителях фимиама и возжигателях свечей. Не всем же быть пророками и глаголом жечь сердца? Надо же кому–то и в хоре попеть, и проповедь посетить, и святой водицы испить. И вот сундуки, под завязку набитые мировым знанием, бесполезным в своей лежалости, вместо исследований предлагают аудитории бредовые идеи типа «Изучим предметную среду тюремной камеры», или «Близится бунт машин и торжество полого мира Ген и Чебурашек». Может, для начинающего сценариста, который пытается изваять мистически–фантастический триллер средней руки, это нормально. Но для зрелого подающего надежды шизоида – плохо, почти безнадежно.
И тогда Пивоводовская мама покатила бочку на друзей своего бесталанного сыночка: они, дескать, сбили ее чадо с праведного пути. Отсюда все проблемы хорошего мальчика, пусть и неспособного написать даже трех страниц связного текста. Они ведь в студенческие годы все вместе пили–гуляли? Вот эти паршивцы почему–то не пострадали и сохранили свой мыслительный потенциал в целости и сохранности, а мой ангелочек повредил свои мозги… Ныне Пивоводов, и без того здорово донимавший бывших сокурсников глупой болтовней, потерял большую и самую снисходительную часть своей публики. Зато его мама теперь обрела патентованного козла отпущения – студенческую компанию своего сына, на которую можно переложить ответственность за неуспехи Пивоводова.
К сожалению, маме мнимого шизоида Пивоводова не повезло: если бы ее сын стал «автоматическим конформистом» по другому образцу (например, по образцу эпилептоидному), он, может, и достиг бы высокого социального положения: стал бы большим начальником, руководил бы учреждением, раздавал должности и прикармливал полезных ему людей. В общем, маме было бы чем насладиться. Да и Пивоводов бы не пострадал. Ведь у него по сути дела не сформировалось достаточной индивидуальности, чтобы он выбирал свой путь, ориентируясь на личные, независимые ориентиры. Он с самого начала шел туда, куда указывала дорогая мамочка. А ей нравились интеллектуалы. И она не умела просчитывать варианты, чтобы как следует составить план жизненного пути для своего инфантильного и безличного сына.
Это, конечно, весьма удобно: подниматься по социальной лестнице, постепенно приближаясь к социальному характеру. Но в то же время вместо подлинного «Я» у вас формируется «псевдо–Я», или, как называл его Карл Юнг, «маска», «персона». Притом, что носить маску – одно, а быть ею – другое. Между индивидуальностью и «автоматом» лежит минное поле депрессий. Личность не отдает своих неповторимых черт без борьбы и без мучительных переживаний. Каждый врач знает: боль есть сигнал об опасности. Поэтому стоит время от времени прислушиваться: не болит ли у меня душа? Если мне скверно, то почему? Конечно, не надо доводить себя до ипохондрии, но быть внимательным к своей персоне – дело важное и нужное.
