Никакой ребенок не способен сохранять любовную привязанность к своей матери бесконечно долго. Судьбой ему предначертано отделиться от матери, самостоятельно шагнуть в мир и искать там единения с тем существом противоположного пола, с которым он заново восстановит утраченную было любовную связь, и эта связь найдет свое удовлетворение и разрешение в сексуальной конвульсии и в производстве на свет потомства. Тот ребенок, который полностью удовлетворен на оральном уровне, будет открыт любви, и в дальнейшем он легко и без осложнений переместится на следующий, генитальный уровень.
Переход во взрослое состояние включает в себя в качестве обязательных промежуточных этапов подростковый период, когда индивид устанавливает позитивные связи с друзьями, а затем и юность, во время которой с противоположным полом формируются взаимоотношения, полные романтической любви. Однако независимо от того, оказались ли мы удовлетворенными своим детством и последующими фазами роста или нет, все мы неизбежно должны перейти в положение взрослых людей, поскольку таковы биологические императивы нашей человеческой природы. Если во времена детства мы оказались неудовлетворенными или были глубоко ранены, то наше продвижение в направлении зрелого любовного союза будет носить характер чего-то экспериментального, пробного, наша устремленность к любви будет полна колебаний, а наша открытость жизни — ограниченной. Разумеется, и такой человек может влюбиться глубоко, поскольку любовь является нашим жизненным предначертанием, но в этом случае капитуляция перед любовью на деле окажется всего лишь временным, сугубо одномоментным отказом от контроля со стороны эго в свойственной такому индивиду непрерывной, ни на минуту не замирающей борьбе за выживание.
Подобная неспособность капитулировать перед любовью, когда последняя совершенно ясна сердцу и не вызывает в нем сомнений, лежит в корне всех эмоциональных проблем, с которыми сталкиваются люди и которые приводят их к психотерапевту. Индивид, который понес урон в своих давно миновавших отношениях с родителями, возвел за истекшее с той поры время множество фортификационных сооружений против возможного повторного урона, угрозу которого он воспринимает как угрозу для своей жизни. Указанные оборонительные редуты воздвигнуты далеко не только в его сознательном разуме, поскольку, если бы это было так, он легко мог бы сдать их «неприятелю» по своей доброй воле. Но поскольку человек живет со своими защитными бастионами с самого детства, то они становятся неотъемлемой частью его личности и структурно встраиваются в энергетическую динамику его тела. Теперь этот человек, подобно средневековому рыцарю, облачился в непрошибаемые доспехи, так что стрела любви никоим образом не может поразить его сердце. Воспользовавшись более развернутым художественным образом, можно сказать, что сейчас этот индивид живет в своем замкнутом мирке, как король в неприступном замке, и, пока ему удастся сохранять беспрекословную власть над этим микрокосмом, он кажется себе пребывающим в полной безопасности; но он отрезан от мира живой натуры и от живых, натуральных чувств. Этот властелин может временами отваживаться на всякие жизненные предприятия, но они будут для него лишь экскурсиями и безопасными эскападами, а отнюдь не подлинными испытаниями, поскольку по первому зову к нему на помощь явится стража. У него нет веры в любовь своих подданных, поскольку предшествующий горький опыт свидетельствует: ему постоянно угрожает измена со стороны самых близких людей. Подобно всем представителям рода человеческого, он испытывает потребность в любви, но наряду с этим убежден, что у него есть ничуть не меньшая, а быть может, даже большая потребность во власти. Ведь для короля впасть в любовь — это почти то же, что упасть с лошади при объезде владений: если такое и случится, он должен как можно быстрее снова вскочить в седло, чтобы сохранить свое властное положение и быть выше всех.
Проведенная аналогия вполне допустима, поскольку в иерархии различных функций личности эго рассматривает себя в качестве короля. Король, разумеется, может сказать: «Я — слуга своего народа», — но в действительности народ служит ему. Так и эго — оно по идее должно служить сердцу, но у большинства индивидов любовь находится на службе у эго — она предназначена для того, чтобы увеличить власть эго и его чувство безопасности. Для многих людей любовь является в такой же мере поиском безопасности, как и поиском удовольствия или радости. До тех пор пока человек переживает смутное время, испытывает туманные потребности, бедствует, не чувствует себя в безопасности или чем-то напуган, его обращение к любви засорено неудовлетворенными оральными или инфантильными желаниями и не является идущим от всего сердца стремлением разделить с другим человеком удовольствие и радость. Впрочем, имеются и такие индивидуумы, которые отказываются от своего эго чрезмерно быстро. Этим людям не дано найти того удовлетворения, которое сулит настоящая любовь, поскольку в данном случае имеет место капитуляция перед другим человеком, а не перед самим собой. Без своего эго человек превращается в ребенка, рассматривающего другого индивида, то есть партнера, как родителя, который может удовлетворить его нужды и который, иными словами, в состоянии дать ему удовлетворение. Такого рода капитуляцию можно обнаружить в ряде религиозных культов и сект, где, как я уже указывал ранее, член секты отказывается от своего эго и от собственного Я в пользу всемогущего и всезнающего лидера или вождя (который, как это очевидно, заменяет собой всем сектантам родителя). Хотя подобная капитуляция позволяет человеку чувствовать себя свободным и радостным, она основывается на отрицании реальной действительности, которая состоит в том, что как раз рядовой сектант является взрослым человеком, а вот руководитель секты — это в эмоциональном смысле ребенок, эго которого чрезмерно раздуто иллюзией всесилия и всезнания. Подобный культ должен неизбежно лопнуть, оставляя после себя всех вовлеченных в него лиц опустошенными и лишенными всяких иллюзий. Такое происходит в браках или любовных союзах, где доминирующим аспектом вступления в связь является потребность получить удовлетворение от другого человека. Подобные взаимоотношения описываются как отношения зависимости или взаимозависимости, поскольку один (или каждый) из партнеров испытывает нужду в другом. Отсюда совсем не следует, что в такого рода взаимоотношениях совершенно отсутствует любовь, но эта любовь носит детский или инфантильный характер.
Страх капитулировать перед любовью берет свое начало в конфликте между эго и сердцем. Мы любим сердцем, но задаем вопросы, ставим под сомнение и осуществляем контроль посредством эго. Наше сердце может сказать: «Я капитулирую», но эго говорит при этом: «Осторожнее, не поддавайся; тебя покинут и ранят». Сердце в качестве органа любви является также и органом получения удовлетворения. Эго же представляет собой орган выживания, что является вполне достойной и законной функцией, но если в нашем поведении доминирующую роль играют эго и выживание, то подлинная капитуляция перед чем угодно становится невозможной. Мы чистосердечно и искренне жаждем такого контакта, который позволит нашей душе воспарить ввысь, заставит наше сердце биться стремительнее и пустит наши ноги в пляс, но эта страстная жажда не находит удовлетворения, поскольку наша душа разбита, наше сердце заперто на замок, а наши ноги безжизненны.
Возбуждение и тепло, которые несет с собой любовь, заставляют тело не просто оттаивать, а едва ли не плавиться. Иногда, если основным компонентом сексуального влечения выступает любовь, удается испытать в нижней части живота абсолютно реальное ощущение жжения, словно от расплавленного металла. Любовь смягчает человека, но быть мягким означает одновременно быть ранимым и уязвимым. Людей, которые не в состоянии смягчиться от любви, называют «жестокосердными», но сердце не может быть жестким, если его предназначение — плавно и мягко перекачивать кровь по всему телу. Жесткость, или ригидность, присуща отвечающей за произвольные движения человека мышечной системе, которая заковывает его тело в броню, подобную доспехам рыцарей в стародавние времена. Эта ригидность не позволяет человеку плакать глубоко и горестно, не позволяет ему отдаться своей печали и, как следствие, служит преградой в том, чтобы капитулировать перед любовью. Поскольку дети умеют горько плакать, они умеют и любить по-настоящему полнокровно. Когда мы оказываемся отрезанными от того ребенка, которым были когда-то, а также от ребенка, продолжающего пребывать в нас, то мы тем самым становимся отрезанными и от способности любить. Но это вовсе не означает, что каждый из нас должен поступать, как ребенок. Капитуляция эго состоит в сдаче тех воздвигнутых внутри него бессознательных и подсознательных оборонительных сооружений, которые блокируют раскрытие человека и обретение им любви. Однако я не верю в наличие такого человека, который абсолютно не способен испытать любовь.
