Рассматривали с Аней книжку; начала объяснять ей, что такое матрёшка, – и услышала: «А я знаю!» Откуда?! Я уверена, что матрёшку она до сих пор не видела. То же самое – с антенной.
Алек, услышав в электричке (в объявлении) слово «S-Bahn», встрепенулся и переспросил: «Essen?» Вечноголодный ребёнок…
Дети приглашены на день рождения к Беннету. Беннет (2 года) двуязычный и тоже отстаёт: говорит лишь несколько слов (Mama, Papa, Opa, auto, aus, nicht…). Зато Алек отличился: говорил много и громко с незнакомыми людьми (Аня же стеснялась и молчала!). Рассказал, что это мама купила подарок, просил торт, сообщил, что пирожное понравилось, призывал посмотреть на новую игрушку, предлагал Беннету играть…
На улице Алек здоровается с прохожими, улыбается, кричит «халло!» Легко и охотно вступает в разговор с незнакомыми людьми, причём чаще всего сам начинает беседу. Например, в воскресенье на площадке рассказывал подошедшим мамам, что построил туннель, а в понедельник просил незнакомого чужого папу взять в руки совок и рыть песок…
Аня: «ждаю».
К Пасхе оба получили в детском саду кучу сладостей; мы даём их на десерт к обеду, после того как съеден суп; Аня стала есть много лучше. Сегодня спрашиваю, что хотят есть. Алек с уверенностью в своём праве требует «колада». Аня, более дисциплинированная, но и не без хитрости, раздумчиво заявляет, что съела бы «шоколадовый суп». Образовала новое слово, по модели, – доказательство того, что осознаёт грамматику, не просто повторяет! Вот только образец не вполне очевиден – название цвета (розовый?)? «Луковый» они не слышали; остальные названия супов образуются, скорее, с суффиксом «н» (капустный, картофельный, рыбный…). По названию сока (абрикосовый, персиковый, апельсиновый, вишнёвый)? Всё равно эти слова они слышат реже, чем прилагательные с «н». И ведь яблочный сок – любимый.
Алек и Аня говорят многое грамматически правильно по-немецки (прошедшее, неопределённый артикль). Алек по-русски почти всегда правильно употребляет лицо (слышала от него 1-е и 3-е, в том числе с изменением формы: вижу), императив. И чаще всего род в прошедшем («Ты умылась?» – в смысле «помыла пол»; «поел»)!
Когда Алек осваивает новую форму / новое слово, спрашивает: «Павильна?»
Об Ане М. сказал: в английском у неё совершенная грамматика, только немецкая: практически переводит с немецкого на английский (we leave = lassen).
У Алека до сих пор встречаются неоткорректированные слова («аподус» – автобус). Когда нужно выразить новую и не привязанную к практическим потребностям мысль, нередко теряется, запинается и мычит, не находя слов. А учиться по-прежнему не хочет. В отличие от Ани.
Аня тоже путает животных! Смотрели «Маугли» – увидев павлина, закричала: пингвин! Правда, это единичный случай – в отличие от Алекова «кадила» (крокодила), который на самом деле всегда оказывается тигром.
Аня, наконец, обратила внимание, что «трусики» как бы множественного числа. Поправляет: «Nur eine!» А чуть раньше пыталась говорить «трусика». (Я тогда не поняла, что это она «анализирует» форму.) Явное осознание категории числа.
Читали «Бармалея». Алек, наконец, участвует в процессе: показывает, где соответствующая тексту картинка. Однако в конце, когда я закрыла книжку, не смог вспомнить вехи сюжета. В отличие от Ани.
Насколько влияет немецкий на их русский язык? До сих пор не до конца разобрались с падежами – не потому ли, что в немецком практически нет падежных окончаний (только артикли)? И в английском нет.
Аня: What is that?
М.: That’s an alarm.
Аня: O! Noch mehr Larm!
(т. е. раскладывает слово на артикль и «слово», похожее на немецкое Lärm).
Если Аню упрекнуть в том, что она жадничает (я это делаю в форме вопроса: «Неужели ты жадная?»), она соглашается – и с чистой совестью прижимает к груди то, чем не хочет делиться. Если то же самое проделать с Алеком, он совершенно выходит из себя, кричит: «Я не жадный!!!» – и лезет драться; делиться, впрочем, тоже не желает… В чём тут дело, в характерологии (нечто вроде «цинизма» на детский лад у Ани?) или в чувстве языка – в том, что Алек чувствует оценочные оттенки значений, а Аня нет?
Алек всё чаще «рассуждает» (как Аня) о том, что у Хельги одни слова, у мамы – другие. Что Аня, как девочка, должна говорить так, он же, как мальчик, иначе. Например, сегодня: «Аня – сама, Алек – сам». М. поражён, спрашивает, как мне удалось достичь того, что он научился, наконец, правильной форме. Однако Алек не «научился»: он, как и прежде, говорит о себе «сама». Точнее будет сказать, он «понял» различие форм.
Были в зоопарке 6 часов – боюсь, поездка скорее не понравилась: замёрзли, устали, звери за решёткой, недосягаемы – а детям хотелось на них кататься и т. п. Правда, можно было гладить и кормить маленьких домашних животных. Думаю, что жираф, обезьяны, бегемот и морские львы в памяти всё же остались. Может быть, ещё фламинго. Из хищников многих не было.
Играли в «магазин» – надеюсь, выучили по крайней мере несколько стереотипных фраз, научились лучше считать и, может быть, запомнили, как выглядят некоторые купюры и монетки («игровые деньги» имитируют настоящие евро и центы).
Оба не выговаривают «р» и «ш».
Аня всё чаще пытается говорить со мной по-немецки (отдельные слова) – я «не понимаю», тогда, после паузы, следует русское слово (похоже, скорее вспоминает, чем неохотно переключается).
Ещё пугающий пример. Англоязычный отец в Германии уже 10 лет, дочь отвечает ему на немецком. Он говорит, опыт всех его знакомых двуязычных семей говорит о том, что дети переходят на язык среды…
К вопросу о том, каким видят мир разноязычные дети. М. сердится, когда Аня называет наш дом Haus (ещё и подкрепляя Хельгиным авторитетом): речь ведь не о собственном строении! Аня настаивает на своём.
М. принес «квадраты Никитина» для иллюстрации разницы в представлениях о мире: будь квадраты сделаны в Америке, голубого не было бы (синий и голубой – одно слово), как и оранжевого, зато был бы розовый, как один из основных цветов. Однако радикальных выводов (в духе Уорфа) о том, что язык (языки) как-то влияет (влияют) на мироощущение наших малышат (то есть о том, что их видение мира какое-то особенное), я бы делать не стала.
Играли в «семью». Алек выказал себя заботливым папой: кормил «Аню», пытался носить, но вот «читать» не захотел (не смог) – зато Аня в первый раз пересказала «Репку» и «Колобок»…
Ещё игры. С завязанными глазами найти и ощупать предмет – назвать и рассказать, что можно с ним сделать. Бросать мячик, называя слово, – ловящий говорит «ам», если вещь съедобная.
Игра: неправильно называю слова («О, какое ведро!» – о ботинке) – Алек поправляет.
Вопрос, как спровоцировать говорить больше. Кажется, самое лучшее – импровизированный спектакль.
Всё ещё смешивают 3 языка: ein бумажка, ein cat… Из грамматики – усвоены первое и второе лицо настоящего времени (3-е редко используется). Единственное число активно используется, но и множественным первого и третьего лица пользуются правильно. С ошибками – мужской и женский род в прошедшем (о себе). Научились (более-менее) употреблять притяжательные прилагательные (с местоимениями проще). Алек всё ещё использует свои «стратегии» упрощения слов («Малёт летит»).
Вроде не было «стадии» отказа от тех языков, что «в меньшинстве»: отвечают на наших языках, хоть Аня – сейчас – и не сразу (забывает слова)?
Собираемся в парк. Уговариваю одеваться быстрее. Спрашиваю Алека, неужели он не хочет увидеть павлина? Аня вмешивается в разговор: «А мне ещё уточек!»; подумав, добавляет: «И Маугли». Ассоциация по смежности: павлин начинает каждую из серий русского мультфильма о Маугли.
В последние дни: «можаю» (Аня) – как надеваю-снимаю? Бегу (Алек). Удаётся мужской и женский род прошедшего времени единственного числа.
Аня: «Ты девочка, и я девочка. Папа и Алек – мальчики». Я решила проверить, насколько изменились её представления о «мальчиках» и «девочках». На мои вопросы отвечает: Феликс, Леннарт – мальчики. Анна, Юлия – девочки. «А Хельга?» – «Мальчик». – «Как же так? Почему? А Дорит?» – «Дорит – мальчик». – «Но почему? А Дженни?» – «Девочка». Алек тоже утверждает, что Хельга – мальчик… (Дорит, воспитательница, – худенькая, с короткой стрижкой, всегда в брюках; Хельга, воспитательница в их группе, – тоже с короткой стрижкой, в брюках, массивная, как фрекен Бок, со склонностью к авторитарному воспитанию.)
«Л» мягкое – отсюда «уголёк» вместо «уголок» и «люк» вместо «лук». У Алека не так заметно в слове «угол», но и он говорит «уголёк» – правда, может быть, копирует Аню (повторяет за ней: я просила её сказать «уголок» и после сразу же – Алека). Аня говорит «Анйя» – однако когда мы начали тренироваться (няня), мягкое «н» удалось очень хорошо с первого раза. Скорее всего, Аня копирует произношение, которое слышит в детсаду.
