Напрасно я, думая, что детям ещё трудно формулировать длинные предложения, «переводила» / дополняла их короткие высказывания. Аня в итоге начала лениться, а Алек стал избалованным. Всё они могут! Во всяком случае Аня! Недавно начала с лёгкостью повторять обвинительные тирады за папой: «You have to accept the fact that you’ve got a sister». Впрочем, это по-английски – а по-русски, даже повторяя, иногда стягивает 2 слова в одно: мыть руки – «муки»…
Объясняла Ане про корни: соломинки растений, растения так воду пьют из земли.
Страх после чтения скептически настроенного Д. Циммера. Всё уже встречала, но вот ведь как действует тенденциозная подборка… Снова заговаривает о полуязычии, подкрепляя старую формулу метафорой: одна функционирующая машина, как ни крути, лучше двух сломанных. Укрепляет и старое предубеждение против многоязычия: мультилингвы отстают от сверстников-школьников (сообщения из Голландии). Напоминает: из 6 детей, которых наблюдала Дёпке, только двое росли активными билингвами, но и они после поступления в школу превратились в пассивных носителей второго языка. Подчёркивает: у Вернера Леопольда вторая дочь по-немецки не заговорила, лингвист остался при убеждении, что двуязычие не каждому дано. Интерпретация идей Камминза: двуязычие может состояться только на основе хорошо развитого первого языка. А основная идея: многоязычие не каждому даётся…
Чтение наложилось на впечатления от книги Кильхёфера и Жонки «Zweisprachige Kindererziehung» о юных французах в Германии: 1-й язык был уже хорошо развит, когда пошли в детсад, 2-й пассивный – с тех пор немецкий превратился в «сильный» (даже и в самосознании), приводит к интерференции. И это у способных к языку детей, и уже до школы… (Да, надо было нам отдавать их в детсад позднее…)
Двуязычие – удел немногих?.. Посильна ли задача, за какую мы взялись?
А теперь – успокаиваемся. Говорить с детьми на ином языке, кроме своих, ни М., ни я не хотим. До сих пор отвечать нам на наших языках дети не отказываются. Что будет в школе – поживём, увидим. Прогресс в языковом развитии есть. Что касается «отставания» – есть ведь и утверждения, что в школе догоняют в развитии! Может, наши дети «перегружены» языками в общении с нами и эмоционально обеднены? И мы этого не замечаем? Но до сих пор никто нам ни о чём подобном не говорил…
Алек, похоже, играет, когда неправильно называет слова:
– Хочу банан.
– А вот же банан.
– Это не банан!
– А что же?
– Автобус!
И точно так же – «трусики» – о баране, который выпрыгивает из окошка (на картинке).
Анина фантазия: «Аня, как думаешь, что говорит слон котёнку?» – «Я хочу кекс».
Алек: «Papa gesagt / hat gesagt» – «сказает».
Ещё один ребёнок в парке отвечает русским – по-немецки. Молодой человек, друг семьи: «Не заставляют».
Трёхъязычная семья на детской площадке: швед, русская, живут в Германии, девочка младше наших, в детсаду 7–8 ч, 2 ч в день с родителями. В России мама давно не была – в Швецию едут на этой неделе на пару дней. «Я не ожидаю, что русский будет на таком же уровне, как немецкий, но хотелось бы сохранить живой язык». У неё быстрый немецкий с попыткой немецкого произношения, русский несколько неловкий.
Алек вдруг засмущался, не хотел сказать, как его зовут. «Ты Аня?» Качает головой. Шепчет: «Алек». Аня вообще стесняется новых людей. Прислушивается, переспрашивает каждый раз, когда поблизости оказывается «не-немецкий» ребёнок: «Что сказала девочка?»
Не понимаю, что говорят. Иногда фантазия помогает опознать слово, искажённое или неотчётливо выговоренное.
Р, ш не выговаривают.
У Алека развивается самоуверенность. Охотно считает, но с ошибками. По-немецки особенно охотно – и с теми же ошибками всегда (счёт не поправляем). …8…9…4…6. Кажется, «виноват»… автоответчик! Алек ведь называет как раз те цифры, что М. голосом выделял, записывая текст сообщения на автоответчик. Цифры Алек произносит иногда в другом порядке, но в том же составе.
М. учил Алека фехтованию. «Cross! En garde!» – новые слова. Алек довольно удачно защищался и нападал, но вошёл в азарт, больно стукнул М. по руке и был отстранён; попробовала Аня. У неё получалось не так ловко – и с позицией, и с повторением слов. «En garde!» [онгард] она услышала как «My god!»
Играли в испорченный телефон; Алек усвоил правила игры быстрее; слышит слова лучше Ани.
Рассматривали «Зелёные яйца с ветчиной» д-ра Суса и рассуждали о картинках по-русски. Оба хорошо «читают» выражение лиц.
Аня утром рассказывала Алеку сказку о курочке Рябе. (Вчера я читала Алеку сказку, и книжка осталась лежать на диване; Ани вчера с нами не было, она была на кухне: как всегда, долго не могла справиться с ужином.) Рассказала вполне правильно, хотя и не наизусть (мы не настолько часто читаем сказку), не вполне точно имитировала сказовый ритм («Дед бил, бил – никак не разбил»). Вводила дополнительные детали – судя по эмоциям, большой важности: «Кошка на стол залезла – ха-ха-ха!», «Курочка кудахчет: я вам принесу другое ичко. И принесла белое – ice cream!» Душу вложила в пересказ – настоящее «народное творчество». Аня хотела ещё одну книжку «читать» брату («Репку»), но нам пора уже было в детсад.
Разочаровывающее, если не пугающее (Алек):
спрашиваю – по картинке к сказке о репке, – за кого держится дедка, бабка и т. д. – каждый раз отвечает «машина» (?!);
вечером не смог повторить слово «принеси»,
часы назвал «очками»,
на дальнейшие попытки разговорить (повторяли стишки) отвечал «не умею» (почувствовал, что проверяют, не уверен?).
Игры, развивающие абстрактное мышление (что лишнее? и т. п.), у обоих не идут.
Думала, что книжка с комплексными заданиями поможет «заниматься» с детьми. (Хорошая идея: повторяющиеся задания усложняются со временем и скреплены «рамкой» – «путешествием» на конях и т. п.) У Алека поначалу оживился интерес, но довольно быстро пропал. А Аня готова учиться и выполнять задания и без «рамы»… Все-таки групповая динамика – особая.
Т., на полгода младше, говорит отдельные слова – так думает его мама. На самом деле он говорит много, но неотчётливо. Похоже, стесняется.
Оба справляются с лабиринтами более сложными, чем предлагаются в тестах для малышей.
Алеку (в отличие от Ани) неинтересно просто отвечать, «что длиннее», «что лишнее», находить пару или вспоминать, что нарисовано на картинке. Всё меняется, когда задание будит практический интерес, например, если нужно найти потерянные зверятками подарки или подобрать еду для них. Точно так же некоторое время назад с большой охотой пытался разобраться в путанице с хвостами. Идея путаницы хороша. Правда, на «Путаницу» Чуковского я не заметила какой-то особенной реакции. А вот д-ра Суса оба любят. Разыгрывание сказок (театрализация) тоже повышает (Алеков) интерес к говорению.
Его практический разум не позволяет ему заявить, что вагон не того цвета «не подходит»: какая разница, что жёлтый вагончик стоит среди синих, – главное, что все можно сцепить.
Часто намеренно неправильно отвечает. Например, говорит, что мишка стоит с зонтиком (а не с шариком), – и смеётся.
Аня справляется практически со всеми заданиями для трёхлетних (что самое длинное, что лишнее, что одинаковое, счёт), только что не знает некоторых слов (забыла названия времён года, детёнышей животных), множественное число образует не всегда правильно.
Пересказ «Дюймовочки» удался плохо: с моими наводящими вопросами, с запинками.
Аня сидит с бумажкой (инструкция по приёму лекарства) в руке и «читает»: «I am Sam-I-am» (далее ритмизованный набор звуков)… «Meine Straße, deine auch». Похоже, созрела для обучения чтению всерьёз?
Две укоренившиеся у Алека ошибки: «сама» (о себе), «сказает». М.: Алек «усвоил» немецкое употребление (неразличение) английских do и make (= schaffen); ассоциирует make с machen.
Случайно ошибся, поправляет себя: «I am not… I don’t!»
Аня считает по-английски в первый раз до 20; после 19 задумывается – «tenteen!»
«Алек, тише! Папа спит» – Алек переводит Ане (!): «Leise!» А ведь она понимает!
Алек потряс меня, абсолютно чисто выговорив по-немецки zurück; чуть позже услышала grün, опять же в очень точном исполнении. Ну вот, в языке они меня переросли: я так не могу…
М. увидел, что дети дерутся, вырывают что-то друг у друга, и подбежал разобраться. Аня, как более «говорящая», пожаловалась, хныча: «Алек отбирает». М. приказал Алеку отдать всё, что тот взял. Аня быстро забрала предмет спора, Алек повалился на пол и принялся горько плакать. Только тут М. заметил, что в руках у Ани ничего нет. Дрались, стало быть, из-за воображаемого предмета. В этот момент появилась я и, узнав, что произошло, спросила у Ани, за что боролись. Это оказалось «новое платье для мыши» (!). Про голого короля мы ещё не читали. Или сами выдумали невидимую материю, или «видят» платье. Что за возраст…
