приходилось восстанавливать самооценку контрвыпадами. В дополнение ко всему его уверенность в собственной невиновности в развязывании драки искажала воспоминания о произошедшем, что сильно затрудняло выбор корректирующих действий.
Многочисленные исследования показывают, что значительную роль в том, что конкретный подросток стал «трудным», играет семья, где он подвергался жестокому обращению и телесным наказаниям – все как в случае с Терри. Его родители применяли «стратегии воспитания», основанные на принуждении, наказаниях и силе, а не на более адаптивных методах – убеждении, объяснении, поощрении и юморе. В случае типичного «трудного подростка» семья является неполной: обычно это мать-одиночка с детьми, которая находится под давлением тяжелых материальных и социальных обстоятельств. Неудивительно, что в таких условиях у родителя (матери) снижается порог переносимости фрустраций, и в результате любое непослушание ребенка интерпретируется как личный вызов или оскорбление [106]. В дополнение ко всему у нее часто бывают завышенные и не соответствующие возрасту ребенка ожидания относительно его поведения.
Наиболее вероятно, что из ребенка вырастет трудный подросток или даже малолетний преступник, если он подвергается суровым и произвольным наказаниям (например, избиениям). А вот теплые общие отношения с родителем могут до некоторой степени смягчить негативный эффект периодических побоев и удержать ребенка от проступков. Кроме того, физические воздействия дисциплинарной направленности в соответствии с нормами некоторых культурных и этнических групп с меньшей вероятностью приведут к совершению проступков и правонарушений, если только они не являются экстремальными. Суровое наказание, применяемое отцом к сыну или матерью к дочери, с большей вероятностью приведет к проблемам «трудного подростка», чем когда родитель и ребенок принадлежат к противоположному полу [107].
Кеннет Додж и его группа исследователей в Университете Вандербильта показали, что психологическое влияние применяемых родителями суровых дисциплинарных мер может сказываться на характере ребенка начиная с четырех лет. Тестирование детей, которые впоследствии оказывались «трудными» подростками, показало, что они чаще приписывали враждебные намерения другому ребенку в неоднозначной ситуации, чем те, кто впоследствии не демонстрировал особых проблем в поведении. Например, если кто-то на них проливал молоко или просто натыкался, будущие «трудные» дети чаще считали такие действия нарочными, а не случайными. Преувеличение роли элемента враждебности в поведении другого человека становилось укоренявшимся в голове когнитивным, мыслительным шаблоном по мере того как ребенок переходил от детского возраста к подростковому, а затем к взрослости [108].
Суровые методы воспитания формируют в ребенке недружелюбный взгляд на других людей и восприятие самого себя как индивидуума, уязвимого перед лицом их враждебных действий. Даже если ребенок не очень любит родителей, может, даже ненавидит, он часто подражает их поведению и перенимает их подходы и мироощущение. А они не могут продемонстрировать и предложить ему конструктивные ролевые модели и не дают необходимых направляющих примеров поведения, поддержки и понимания. Родитель способен прямо влиять на формирование у ребенка представления о том, что самыми эффективными способами воздействия на других являются запугивание, доминирование и грубая сила. Мысль о том, что кто-то другой затаил зло, может привести ребенка к самым разным типам «антиобщественного» поведения: лжи, обману, издевательствам, хулиганству, жестокости, неподчинению законам, порче собственности.
Полученный в детские годы жизненный опыт способствует закреплению ощущений и восприятий в виде твердых внутренних убеждений, что люди относятся к этому подростку несправедливо, нечестно и «имеют на него зуб». Безусловно, какая-то часть этих убеждений имеет основу в реальной жизни. «Обычные» дети, а также взрослые склонны избегать, сторониться «трудных» подростков, которые могут не полностью осознавать, что именно их отталкивающее поведение заставляет людей настороженно и враждебно к ним относиться. Поэтому они с большой вероятностью будут чувствовать, что с ними обращаются несправедливо.
Учитывая суровое обращение дома и отсутствие поддержки родителей, такой ребенок тянется к другим «трудным» подросткам в окружающем сообществе. В конце концов, близость их интересов выливается в формирование банды, у всех членов которой имеется аналогичная склонность считать себя во всем правыми, а других людей рассматривать как противников и даже врагов – все, что у них было еще до объединения. Поэтому участие в банде только усиливает ощущение себя как жертвы, одновременно давая моральную поддержку и оправдание дракам с предполагаемыми врагами.
Родители детей с отклонениями в поведении часто выказывают такие же расстройства мышления, что и их дети. У них наблюдаются тенденции интерпретировать обычные, но несколько досаждающие виды поведения нормально развивающегося ребенка как вдруг возникающие «приступы» активности или капризничания, попытки манипулировать или просто назло докучать. Более того, некоторые действительно неприятные и нежелательные привычки и действия – небрежность, неряшливость, непослушание, вызывающее поведение – могут рассматриваться родителями как проявления формирующегося дурного характера, а проблемы со школьной дисциплиной – индикатор того, что «он стал испорченным ребенком». Поэтому, принимая во внимание устоявшиеся и пропитанные враждебностью убеждения и примеры межличностных взаимодействий, неудивительно, что поведение ребенка со временем становится все хуже.
То, как ведет себя ребенок, иногда поражает прямо в сердце особо чувствительных родителей. Например, мать, боящаяся быть непривлекательной и нелюбимой, может интерпретировать непослушание ребенка как личное неприятие. А отец, приверженный к порядку и тому, что у него должно быть «все под контролем», может воспринимать точно такое же непослушание как удар по его собственному воображаемому имиджу мачо. В обоих случаях чувства родителей оказываются задеты, что, в свою очередь, ведет к их излишнему раздражению и гневу, направленным на ребенка.
«Защита с помощью нападения» и психопаты
К насильственным действиям прибегают очень разные люди; хотя их поведение внешне кажется похожим, стоящие за этими актами психологические мотивы и структуры могут быть полярными. Это особенно очевидно при сравнении людей, которые реагируют насилием только в определенных провоцирующих их ситуациях, с теми, для кого умышленное насилие является образом жизни. Относящихся к первой категории можно назвать «реактивными агрессорами» (или социопатами), ко второй – психопатами (или закоренелыми антисоциальными личностями).
Рассмотрим пример серьезного «реактивного агрессора» – историю Билли. Свой первый тюремный срок он получил после нападения и драки в баре с одним из собутыльников. То, что началось как обычный спор на почве политических тем, вылилось во взаимные оскорбления, а затем – обмен ударами кулаков. В драке Билли здорово досталось, и он вернулся домой крайне взвинченным, можно сказать, в разъяренном состоянии, будучи одержим инцидентом. Он достал пистолет, вернулся в бар и выстрелил в своего обидчика, к счастью, не убив его. Отсидев шесть лет, он получил свободу благодаря примерному поведению с обязательством регулярно отмечаться у полицейского, ответственного за работу с условно-досрочно освобожденными правонарушителями.
Тот насильственный акт может быть объяснен с позиций, учитывающих его склонность к насилию, а также его убеждений и внутренних установок, предполагавших, что насилие – допустимый инструмент защиты шаткого представления о самом себе. Подвергшись предполагаемым
