Иными словами, хотя мы используем термин «сексуальный» для обозначения общего генитального удовлетворения, догенитальное физическое удовлетворение тоже может быть названо сексуальным, потому что представляет собой неотъемлемую часть единого процесса роста и развития. Важно осознать эту связь, потому что, как мы очень скоро увидим, ребенок учится любить с помощью этих самых телесных удовлетворений, то есть он развивает привязанность к чему-то за пределами себя с помощью собственного догенитального, но сексуального поведения. С самого начала любовь и секс тесно связаны друг с другом. Они, в сущности, возникают одновременно. Насколько они остаются связанными друг с другом, зависит от удовлетворения или неудовлетворения, которые индивид получает на протяжении всей своей сексуальной истории. Различные фазы его догенитального и генитального развития могут сопровождаться проблемами, которые способны изменить и исказить любовь, построенную на основе этого развития.
Теперь посмотрим, как Фрейд связал эти младенческие наслаждения с опытом любви. Опять-таки он проследил отношения до их простейших форм в условиях младенческого мира с ограниченным опытом. Фрейд говорил, что, получая простое удовлетворение, ребенок научается различать разные участки своего тела, находит те части, которые приносят ему удовлетворение и наслаждение, и все чаще пытается их использовать. У него возникает привязанность к ним.
Поскольку еда приносит удовлетворение, спасая от болей голода, ребенок начинает использовать pot, потому что именно рот представляет начало удовлетворения. Он любит пищу, любит руку, дающую пищу, и, конечно, того, чья это рука, то есть мать. Ее голос, ее прикосновение, каждый аспект ее присутствия и контакта с ним становятся частью удовлетворения или обещанием его. Здесь мы видим любовь в простейшей, самой примитивной форме, в новорожденном состоянии.
Конечно, жизнь не остается такой простой, и любовь тоже. То, что начиналось как привязанность к чему-то, приносящему удовлетворение, проходит через много перемен и в конце может превратиться в привязанность к тому, что приносит боль. Вскоре мы проследим ход этого развития.
А пока мы находимся в мире ощущений младенца, то можем заметить, что, если первые опыты удовольствия ребенку дает его организм, то он же приносит и первые боли. Весь его опыт ограничен телесными ощущениями. Вначале ребенок ощущает только собственное тело, больше ничего. Физический и социальный мир, находящийся вне его, для младенца не существует.
Поэтому следует предположить, что все привязанности, которые у него возникают, заключены в узких пределах этого крошечного мирка собственного тела. И именно это и происходит.
Младенчество — это время, когда маленькое человеческое существо проявляет крайний и исключительный интерес к своему телу. Младенец исследует его, как незнакомый континент. Он обнаруживает руки, и его зачаровывают разделения на краю рук, те самые, что мы называем пальцами. Он манипулирует пальцами и использует их для исследования других частей тела. Он обнаруживает отверстия по обе стороны головы и может несколько дней провести в исследованиях этой интересной странности.
Как мы уже заметили, первая его сильная привязанность — рот. Благодаря рту достигается удовлетворение в самом первом и тревожном переживании — в переживании голода и жажды. Ребенок настолько привязывается к этому оральному механизму удовлетворения, что вскоре пытается использовать его и для других целей. Он берет в рот самые разные предметы, используя его для распознания объектов. Некоторые дети продолжают использовать рот для удовольствия, когда не голодны, и часами сосут пальцы, словно наслаждаясь едой. Как будто сосание пальца — второе по силе наслаждение в мире. Для младенца это так и есть, а если он не голоден, то и первое.
На другой стадии развития самое невинное человеческое животное обнаруживает, что органы выделения тоже могут доставлять удовольствие. А когда снимают пеленки, ребенок открывает и другие части своего тела — гениталии. Они тоже становятся источником физического удовольствия, причем чрезвычайно важным. Если вам встретится мастурбирующий ребенок четырех-пяти лет, ребенок, которого никогда за это не ругали, не останавливали и вообще не привлекали внимания к его действиям, и вы его спросите, что он делает, весьма вероятно, что он ответит: «Я себя щекочу». Если вы спросите, почему, он ответит: «Потому что это приятно».
В этом раннем возрасте ребенок наслаждается своим телом без смущения и стыда. Он приходит к этому естественно, если только его не остановит вмешательство взрослых. Собственное тело для него — первый и очень долго главный источник наслаждения. Как прихорашивающаяся кошка или гоняющийся за своим хвостом пес, ребенок использует тело для самоудовлетворения. На этой стадии у него такая же ментальность, как у собаки или кошки; он еще не обнаружил удовольствия за пределами себя.
Интенсивность этих ранних удовольствий и болей настолько велика, что закрепляет реакции на них; иными словами, реакции становятся привычными. Интенсивность в сочетании с повторением составляют суть процесса обучения.
Именно поэтому Фрейд считал таким важным изучение первых этапов жизни ребенка. Младенчество и детство — это наше представление жизни, и последующее наше участие в жизни находится под постоянным воздействием характера этого представления. Особенно ясно видно это у тех, кто в эти ранние годы испытывал трудности, особенно психологические.
То, чему мы научаемся в первые месяцы и годы, не относится к царству интеллекта; здесь участвуют наши внутренности. Младенцы и маленькие дети еще недостаточно цивилизованы, чтобы откликаться на идеи. В это время нами руководят основные биологические процессы. То, что мы узнаем вначале, мы узнаем при помощи организма. Младенец не отбирает сознательно то, что ему нравится или не нравится. Он беспомощен, и у него нет выбора. Его организм просто реагирует удовольствием или неудовольствием на все, что с ним происходит.
А это означает, что организм отбирает и закрепляет многие привычки задолго до того, как ребенок выработает сознательный метод взвешивания и отбора. И даже позже в жизни мы не вполне способны делать свободный выбор, потому что привычки организма постоянно вмешиваются и делают выбор за нас. Если, например, у нас развилась сильная привязанность ко рту, или, используя специальный термин, оральная фиксация, мы можем реагировать на это привычным перееданием. Самое сознательное и строгое решение сесть на диету уступает чисто физической привычке, выросшей на основе самой ранней привязанности в жизни. Мы не обязательно поступаем, как хотим, а если и поступаем, то это дается нам нелегко; скорее, мы стремимся делать то, что привыкли делать раньше.
Какие именно привычки, фиксации или привязанности разовьем мы на начальных этапах жизни, в основном зависит от случайностей нашей биографии. Фрейд предположил, что то, каким образом родители удовлетворяют эти физические, или вегетативные, функции: функции еды, удаления, сна, — самым непосредственным образом определяет наши отличия друг от друга.
Шестимесячный ребенок, например, так быстро приканчивает бутылочку, что его потребность в сосании, которая существует независимо от потребности в пище, остается неудовлетворенной. И хотя мать гордится тем, что ее младенец хорошо ест, мы знаем, что происходит. Он заменяет сосок пальцем и снова и снова засыпает с пальцем во рту. Немного погодя начинают расти зубы, пронзая нежные десны, и теперь сосание пальца доставляет дополнительное облегчение. Ребенок начинает ассоциировать сосание пальца с удовольствием, с облегчением от боли, а немного погодя оно же приносит ему утешение во всем, что его тревожит или пугает.
Вначале мать считает это довольно невинным поведением, но когда ребенок становится старше, она пытается отучить его сосать пальцы. Теперь он старается это делать незаметно. Но когда нарастает давление, он даже не осознает, как легко палец вновь оказывается во рту.
Будущее этой привязанности к пальцам, разумеется, зависит от многих других аспектов существования ребенка. Однако как только у нас возникла привычка, мы обычно подкрепляем ее, усиливаем, находим для нее новые выражения. Младенец, который сосал палец, может вырасти страстным курильщиком, сменяющим одну сигарету другой; он может непрерывно держать во рту трубку, кусать карандаши или каким-то другим способом продолжать выражать привязанность, которая первоначально сосредоточивалась на пальцах.
