Любящие супруги не бросают друг друга из-за одной размолвки, одного кризиса, одной яростной и болезненной ссоры. Они пережили такие столкновения, переживут их и в дальнейшем. У них есть нечто такое, что позволяет выдерживать ежедневные трения и даже редкие бури. Они могут быть потрясены, на мгновение ошеломлены взрывом, но их связь друг с другом остается прочной.
Любовь в браке отвечает многим нашим потребностям в любви, она совместима с этими потребностями. Она способствует рациональной, продуктивной стороне жизни; она создает климат, в котором мы можем работать. Она отвечает также иррациональной, импульсивной стороне жизни, когда муж или жена находят у партнера поддержку в своем желании «увильнуть» от каких-нибудь социальных обязательств или на день отправится в деревенскую гостиницу, чтобы позавтракать после ужина, если им этого захочется. Брак легко позволяет нам расслабиться и просто думать, и даже не думать, а бездельничать. Он оставляет место для друзей, хобби, спорта. Он облегчает периоды тяжелой работы и напряжения, он с нами во время изобилия и во время лишений.
Когда что-то идет не так, любящие супруги рассчитывают друг на друга. Они используют свою любовь как огромное преимущество в жизни, вместе решают проблемы, вместе встречают горести и утраты, переживают хорошие и плохие времена. Они убеждают друг друга в том, что боль одиночества ушла. Любящие супруги больше не одни. Каждый пользуется поддержкой верного партнера, и партнер отдает свои силы, когда собственные силы отказывают.
Любящие супруги растут вместе с любовью, они становятся лучше как люди. Мы видели, что происходит с людьми, которые разочаровываются и не способны любить в браке: их отбрасывает назад, в темницу собственного «я», скованными старыми привычками, ограниченными невротическими тенденциями.
Но если любовь не подводит, если она растет, брак — поистине шедевр общества, а те, кто поддерживает любовь в браке, потенциально счастливейшие из всех любящих.
Всего поколение назад никто не считал нужным изучать родительскую любовь. Считалось само собой разумеющимся, что родители любят своих детей и знают, что для них хорошо. Когда Моисей спустился с горы Синай со скрижалями завета, на них было указание детям почитать, если не любить родителей, но ничего не говорилось о том, что родители должны уважать и любить своих детей.
Сегодня мы настолько привыкли сомневаться в качестве своей любви к детям, что едва ли сознаем, насколько такое отношение ново. За всю историю человечества такое соображение, вероятно, никогда не приходило родителям в голову. Практика сомнения в себе как в родителях распространилась, когда сегодняшнее поколение молодых родителей было еще детьми. После Второй мировой войны с развитием психиатрии и клинической психологии мы все внимательней приглядываемся к природе родительской любви. Теперь мы понимаем, что та любовь, которую ребенок получает в первые годы жизни, определяет то, каким он станет взрослым. На основе его опыта восприятия родительской любви впоследствии возникнет ощущение оптимизма или пессимизма, восприятие мира как дружеского или враждебного, представление о собственной адекватности.
Мы уже рассматривали воздействие родительской любви на нашу взрослую способность любить. У нас уже есть некоторое представление о родительской любви с точки зрения ребенка, мы знаем, как он знакомится с любовью и нелюбовью, как осторожно входит в мир; мы знаем, что его будущие отношения могут искажаться в результате фиксации психологического развития на раннем уровне.
А как насчет родительской стороны в этой истории любви? Какую любовь мы испытываем по отношению к своим детям?
Прежде всего нужно понять, как мы относимся к появлению детей. Некоторые хотят детей, причем хотят настолько, что способны ускорить брак. Большинство хотят детей, потому что этого от них спустя какое-то время ждут. Такой механический подход мало напоминает высокие цели, которые нам хочется перед собой ставить. Люди обычно льстят себе, думая о том, по какой причине заводят детей, приводят благородные основания, вплоть до необходимости продолжения рода человеческого.
На самом деле у нас в обычае вступать в брак. Нас постоянно спрашивают: «Когда же вы наконец остепенитесь?» И поэтому мы женимся. Если через несколько лет после вступления в брак дети не появляются, нас снова начинают спрашивать: «Когда же вы по-настоящему остепенитесь?» И мы заводим детей. Это не мешает наслаждаться браком и детьми. Романтическое преувеличение считать, что мы не можем радоваться тому, что выбрали не сами.
Мы живем в обществе, в котором нас с самого начала приучают принимать семейную жизнь, нравится нам это или нет. Когда мы вырастаем и влюбляемся, то мечтаем о том, чтобы жить вместе, семьей, как о самом главном выражении этой любви. Такой образец поведения нам внушают буквально все, кого мы видим вокруг. И мы ему следуем.
В действительности происходят самые разные вещи. Некоторые планируют иметь детей и не имеют их. Другие имеют детей, хотя не планировали их. Третьи планируют не иметь и имеют. Многие из нас даже не спрашивают себя, хотят ли иметь детей. Состоя в браке, мы ожидаем появления детей, мир ожидает того же самого, и у нас появляются дети.
Реально ограничение выбора происходит на следующей стадии: мы не выбираем то, каким будет наш ребе- нок. Родной ли это ребенок или приемный, это ребенок, и это загадка.
Мы не можем предсказать, каким человеком он будет. Нет или почти нет никаких указаний на то, как этот маленький комок унаследованных черт будет реагировать на родителей и на жизнь, которую они ему предлагают. Выбирая друга, или возлюбленную, или партнера по браку, мы выбираем равного себе — человека, который в своем развитии зашел, по крайней мере, так же далеко, как и мы. И если допускаем ошибку, то должны винить только собственное отсутствие опыта или здравого смысла. Но ребенок для нас — загадка. Мы знаем о нем в момент рождения очень мало, только его пол.
Мы можем сделать несколько общих предсказаний, например, относительно комплекции, цвета глаз или волос. Можем ожидать семейного сходства в общем рисунке лица. Можем предположить, что, если оба родителя малы ростом, ребенок тоже будет невысоким или среднего роста, хотя сегодняшние дети возвышаются над родителями. Ни одно из этих предсказаний не надежно. Человеческий род настолько смешался, Америку населяли такие разные люди, что мы не можем знать, какие гены наиболее ярко проявятся в физическом развитии ребенка.
Предсказание, которое нам хотелось бы иметь, конечно, не физическое, а психологическое. И здесь у нас есть нечто вроде хрустального шара. Однако это такой шар, сообщение которого почти никогда нельзя понять ясно.
Этот хрустальный шар — мы сами, родители. То, какие мы родители, во многом определяет, какие у нас будут дети. Но и тут исход не очень предсказуем, потому что врожденные способности ребенка — это вторая половина истории, та самая половина, которая остается закрытой. Больше того, мы можем только догадываться, какими родителями окажемся.
Однако все же кое-что о себе как о родителях в хрустальном шаре мы разглядеть можем. Как предположил Фрейд, наша психологическая биография может быть изложена как история любви. Качество нашей родительской любви будет не очень отличаться от качества тех разновидностей любви, которые мы уже пережили.
Планировался ребенок или нет, мир стремится поздравить нас с благословенным событием. Единодушие добрых пожеланий позволяет нам романтически отнестись к мысли о будущем ребенке. Мы подходим к родительству как к романтической любви, в состоянии блаженного невежества, полные обещаний себе и еще не родившемуся объекту любви, полные преувеличенных представлений о том, каким он будет и что мы будем к нему чувствовать. В этот момент мы испытываем огромное наслаждение от своего положения родителей, мы живем в романтическом сне.
И точно как в романтической любви, вторгается жесткая реальность. Реальность начинается с беременности жены. За эти месяцы, как мы уже отмечали, будущий отец часто обнаруживает, что о нем все забыли, а будущая мать так же часто страдает от сомнений в своей пригодности. А когда рождается ребенок, необходимость физической заботы о нем оказывается определенно дискомфортной, неприятной и очень далекой от блаженного наслаждения.
Но романтическое видение по-прежнему затуманивает нам взор. Мы наделяем младенца всем очарованием и красотой, всеми дорогими и любящими реакциями, какими наделяем любимую в романтическом любовном приключении. Воркующий, лепечущий, восхитительный малыш, красивый маленький мальчик или прекрасная маленькая девочка, артистически и интеллектуально одаренный потомок, которым мы будем гордиться, послушный воспитанный ребенок, которым будут восхищаться все соседи и друзья. Таково начало нашей родительской любви. Мы любим ребенка таким, каким надеемся его увидеть. Иными словами, мы любим романтический образ своего ребенка.
