от моей грудной клетки. Он охотно соглашается.
В кино он идет, набив карманы мандаринами, чем ужасно меня смешит. Он постоянно жует их, кожуру бросает в небольшие садовые участки, мимо которых мы проходим, утверждая, что в этом нет ничего плохого, ведь шкурки разлагаются. Но каждый раз я все равно беспокоюсь, в ужасе, оттого что он, оказывается, кидает мусор в кусты. Его очень волнует вопрос состояния окружающей среды, он разделяет для переработки даже крохотные кусочки фольги от шоколадных конфет. Во время фильма Алан держит руки у себя на коленях, иногда тянется к моим, но почти мгновенно отдергивает или кладет свою руку на мою, а затем снова на свои колени. Его прикосновения непродолжительны, но настолько нежны и продуманны, что каждое из них заставляет меня трепетать.
Вернувшись в мою квартиру, которую он любит называть «фор сизонс» по сравнению с его «дыриссон», он просит чистое полотенце и устраивает импровизированную массажную станцию на моей кровати. Достает из сумки флакончик кокосового масла и просит лечь, поясняя, что всего лишь хочет позаботиться обо мне. Я напоминаю о ребре, и он обещает быть нежным. В его действиях прослеживается последовательность, он следит за тем, чтобы не упустить ни одного места на моем теле, и одинаково бережно относится к обеим сторонам. Каждые несколько минут он спрашивает, нравится ли мне. Я отвечаю, что единственным улучшением было бы, если бы он перестал разговаривать, чтобы сосредоточиться на деле. Однажды во время массажа в спа-салоне, где я была с Джессикой, массажистка заставила меня открыть глаза, чтобы взглянуть на фотографию, которую она всюду носила с собой. Уверяла, что ее запечатлели в тот момент, когда ей явилась Дева Мария. С тех пор я считаю, что главное в массаже — тишина.
— Мне не нужны плохие отзывы в интернете. Если предложу тебе счастливый конец, повлияет ли это на мою оценку?
— Все зависит от того, насколько счастливым он будет. А теперь ш-ш-ш, — прошу, снова смыкая веки.
Добравшись до пальцев ступни, его руки снова поднимаются по моим ногам, медленно, подразнивая, он массирует внутреннюю поверхность бедер и наконец вводит палец внутрь. Он остается там, пока я не переворачиваюсь на спину, задыхаясь от боли в ребре, но совсем не думая о ней.
Он поглаживает меня эрегированном членом, входит, но резко вытаскивает и просит подождать, пока достанет презерватив; его член, теплый и твердый, все еще прижимается ко мне.
— Пожалуйста, давай без презерватива, мне хочется почувствовать тебя внутри, — умоляю.
Он замирает и пристально смотрит на меня.
— Обещаешь предохраняться с остальными партнерами? — спрашивает он.
— Обещаю! С другими — только с презервативом, — говорю. — Пожалуйста.
Этот человек настолько основательно подходит ко всему, совершенно не гибок в своей рутине и им же самим придуманных правилах, что я понимаю: эта просьба требует от него шага в неизвестность, довериться мне и выйти за пределы своей зоны комфорта. Он переспрашивает, точно ли обещаю. Я торжественно клянусь, что именно так и будет, и он резко входит в меня, мы оба одновременно делаем быстрый вдох. Презервативы необходимы, но нельзя отрицать, что они притупляют ощущения. Прикосновение кожи к коже воспринимается совершенно иначе, и я могу сказать, что он тоже это чувствует. Какие бы отношения между нами ни развивались, они только что вышли на новый уровень: эту особую степень близости мы бережем только для нас двоих, даже если будем встречаться и спать с другими людьми.
* * *
В понедельник утром звоню Лорен за советом, как избавиться от № 7.
— Ты серьезно? Ты сломала ребро в его ванной, пока он валялся в отключке. Просто забудь о нем и двигайся дальше, — говорит она.
Я возражаю, объясняя, что не хочу ранить его чувства.
— Ты ничего не должна этому человеку — или мне о чем-то неизвестно? — уточняет она, наперед зная ответ.
Признаюсь, что у меня не хватит смелости позвонить ему, и она предлагает не звонить: сообщения будет достаточно, потому что при таких обстоятельствах даже исчезновение кажется нормальным. Я обзываю ее хулиганкой, но благодарю за ободряющие слова и пишу ему короткое: «Была рада знакомству, но мне кажется, что тебе хочется отношений, а мне — чего-то более случайного. При такой разнице в намерениях у нас вряд ли что-то получится. Удачи тебе в поисках той самой, которую ты ищешь. Уверена, она будет с тобой счастлива».
Нажимаю кнопку «отправить» — груз сваливается с моих плеч. Выхожу в холодный яркий день, хочу посмотреть, есть ли сегодня мой любимый пекарь на фермерском рынке, чтобы побаловать себя хлебом на закваске, от которого завтра, скорее всего, уже ничего не останется: я съем его с соленым маслом в честь своего избавления от № 7.
К тому времени, когда прихожу на рынок, от него приходит сообщение.
«Меня еще никогда не бросали по интернету», — пишет он. Я краснею: меня обвиняют в том, что, соглашусь, изначально было не лучшим выбором.
«Извини, — печатаю в ответ, пристраиваясь рядом с грудой моркови у торговой палатки, чтобы не мешать прохожим. — Мне проще быть откровенной в письменном виде. Когда нервничаю, запинаюсь, а мне действительно хотелось объясниться».
Он просит меня уточнить, напрямую спрашивая, пытаюсь ли сказать, что не хочу его больше видеть потому, что считаю: нравлюсь ему больше, чем он — мне.
«Ну, возможно, тебе больше нравится сама идея меня, чем я сама. Просто не думаю, что наши чувства совпадают», — пишу, но он требует дальнейших разъяснений, интересуется, почему я так считаю.
«Может, из-за того, что ты прошептал мне на ухо в субботу вечером: Джилл считает, будто нам нужно пожениться», — отвечаю.
«Что? Я бы ни за что не сказал ничего подобного!»
«Уверяю, именно это ты и сказал. Ты много выпил, поэтому, возможно, не помнишь. Но эти слова шокировали меня, поэтому я уверена в том, что слышала. Кроме того, ты не веришь, что храпишь. Просто задумайся над этим».
Он, кажется, сердится, как обычно, пассивно-агрессивно, но оставить эту тему не хочет, поэтому я снова желаю ему всего хорошего и резко заканчиваю разговор.
Сразу же пишу доктору Б., то есть Джилл:
«Большое спасибо, что свела меня с бруклинским адвокатом. Он неплохой парень, но не для меня. И еще, просто из любопытства, ты на самом деле сказала ему, что надеешься, будто мы поженимся?»
«Что? Нет! Зачем мне это говорить? Забудь», — пишет она.
Глава 35. День благодарения
Среди грусти и напряжения, повисших между мной и Майклом из-за организации нашего первого сезона каникул в новом печальном статусе,
