счастлива, правда хочу, — жалобно отвечает она.
— Так что же мне делать, чтобы это устроило нас обеих? Ты ходишь в школу, живешь своей жизнью, как тебе и следует. Ты бы хотела, чтобы субботними вечерами я сидела дома одна, дожидаясь тебя в тех редких случаях, когда приезжаешь, чтобы послушать о жизни, которой ты живешь, в то время как моя остановилась?
— Да! Именно этого я и хочу, — кричит она.
Понимаю, что за ее иррациональными словами скрываются рациональные чувства гнева, обиды и предательства.
— Мне жаль, Дейзи, и знаю, что это очень тяжело, — говорю ей вслед, когда она уходит и захлопывает за собой дверь, но мой голос звучит надменнее, чем хотелось бы, как будто есть вещи, которые она просто не в состоянии понять, и я устала их ей объяснять. Знаю, что если бы я последовала за ней и обняла, это ослабило бы ее гнев, но я сама сильно злюсь, и кто ослабит мой гнев? Если я должна брать на себя гнев Дейзи, то Майкл должен брать мой. Этому нужно положить конец, и мне кажется справедливым, что именно Майклу предстоит замкнуть цепь.
Набираю ему сообщение, яростно отстукивая на телефоне: «Дейзи убита горем, расстроена тем, что я хожу на свидания. Она считает, что это то же, что изменять. Не так я себе представляла первое возвращение дочери из колледжа. Хочу, чтобы ты осознал, насколько мы страдаем, и всё из-за тебя. У поступков бывают последствия, Майкл, и, к сожалению, твои поступки сказываются на всех нас, даже в моменты, которые, казалось бы, должны быть счастливыми. Ты когда-нибудь задумывался о том, как твоя измена повлияет на нас?»
«Мне очень жаль, Лора, — приходит от него. — Знаю, как ты радовалась приезду Дейзи, а она вымещает на тебе свой гнев, потому что знает, что тебе можно доверять. Это несправедливо, и во всем виноват я один. Мне бы очень хотелось все исправить. Ты замечательная мама и в одиночку помогаешь нашим детям пережить этот ужасный период. Им так повезло, что ты их мама».
На глаза наворачиваются слезы. Наконец-то настоящее извинение. Я ждала этого несколько месяцев, гадая, как бы изменилось развитие событий, если бы он с самого начала вместо гнева и обиды проявил сожаление и сострадание.
«Это не смягчит гнев Дейзи, но мне важно, что ты признал, каким тяжелым ударом этом стало для меня», — пишу.
«Как бы тебе ни было тяжело сейчас, просто знай, что мне навсегда придется жить с горьким осознанием того, что я травмировал людей, которых должен был защищать. Ты не заслужила этого, Лора».
Откладываю телефон в сторону и заливаюсь слезами. Я уже долго не могла разглядеть в нем прежнего Майкла, и вот клочок того самого человека, в которого когда-то влюбилась, который был милым, любящим и добрым. Я так злилась на него: он перевернул мою жизнь с ног на голову, из ушей начинал валить дым, стоило только вспомнить о нем, меня переполняли ярость и потеря — и я не позволяла признаться самой себе, что отчаянно скучаю по нему. Он был моим партнером на протяжении двадцати семи лет, и вдруг его не стало в одночасье. В этой короткой переписке я снова узнаю его, и это вызывает, кажется, невыносимую грусть. Я скучаю по нему, тоскую по его дружбе и утешениям, по его оптимизму и поддержке, но одновременно осознаю: нашему браку конец, настоящий и бесповоротный конец. Я не хочу будущего с ним, а хочу вернуться в прошлое и сохранить все то хорошее, что было между нами. Это напоминает встречу с призраком, который пришел заверить, что я не заблуждалась в том, кем он был все эти годы нашей совместной жизни, что он, в сущности, остался самим собой.
Несколько следующих дней проживаю в новой стадии скорби, пытаясь собрать по кусочкам Дейзи, прежде чем она снова уедет, и чувствую, как тяжелая печаль окутывает меня. Все еще злюсь, но ощущаю, как на смену гневу приходит грусть, и подозреваю, что с грустью я могу комфортно сосуществовать, так, как не удалось с гневом.
Глава 36. Вернуть доверие
Через несколько недель, к моменту возвращения Дейзи домой на зимние каникулы на целый месяц, Майкл и Хадсон осторожно, неуверенно возвращаются в жизнь друг друга. Мы с Майклом договариваемся, что каждый из нас проведет несколько дней с детьми в доме на севере штата, но на Рождество пересечемся, чтобы никому из нас не пришлось пропустить праздник с детьми. Джорджия восхищена, Хадсон насторожен, а Дейзи возмущена тем, что, похоже, все, кроме нее, простили Майкла и на праздники мы будем притворяться одной большой счастливой семьей. Я уверяю ее, что мы все по-разному понимаем, что значит простить и сколько времени для этого понадобится, но ни он, ни я не готовы упустить возможность побыть рядом с нашими детьми. Знаю, мне придется смириться с тем, что она может выбрать провести время с кем-то другим, а не с нами, больно представить, что ее место под рождественской елкой будет пустовать. Я делаю все возможное, чтобы заверить ее, что мы с Майклом достигли большого прогресса с ее последнего раза с нами, и прошу дать нам шанс.
И вот в рождественское утро мы все вместе, впятером: накренившаяся сосенка в мерцающих огнях, под ней гора разноцветных подарков, я в пушистом розовом халате ставлю диски со старыми рождественскими песнями, а Майкл гоняется за нами с фотокамерой и разливает по кружкам кофе — настоящая семья, как ни крути.
Мы с Майклом ведем себя друг с другом подобающим образом — добрее и отзывчивее, чем когда-либо, даже когда мы были женаты, и работаем не покладая рук, чтобы доказать детям, что в «реорганизованной» семье нет ничего трагичного. Пока я леплю традиционные рождественские дамплинги — родители приедут на ужин с минуты на минуту, — он собирает в мусорный мешок горы рваной оберточной бумаги и алых лент. Когда поздно вечером мы сидим за обеденным столом над исходящими паром дамплингами со свининой, Майкл рассыпается в похвалах: с каждым годом все вкуснее и вкуснее. Замечаю, что родители напрягаются и поглядывают на внуков: явно уговаривают себя, что он здесь только ради их блага.
Утром Майкл уходит, а я мысленно поздравляю себя: мы проделали такой путь и готовы отказаться от многого ради детей. Дейзи требуется всего несколько часов, чтобы вывести меня из мира грез.
— Мама, я согласилась попробовать и так рада, что вы с папой больше не ссоритесь, но повторить это я неспособна. Казалось таким
