class="p1">– Кого ты любишь больше? Мамочку или папочку?
С самого раннего детства я была дипломатом и поэтому отвечала:
– Я люблю вас обоих одинаково.
Мои слова разочаровывали обоих и никому не приносили счастья.
Вопрос мог прозвучать в счастливые моменты – утром, когда мы втроем нежились в родительской постели. А мог и в моменты ссор, когда родители посреди ночи вытаскивали меня из постели, чтобы решить какие‑то вопросы опеки. И наконец, настал день, когда я почувствовала, что с меня хватит. А может быть, я просто устала. Когда мама спросила: «Кого ты любишь больше?», я ответила: «Наверное, мамочку. Потому что она больше меня наказывает. Значит, и любит меня больше».
Я не могла поверить, что мне понадобилось столько времени, чтобы понять: наказание – это не любовь. Это противоположность любви.
Прощение – вот любовь. Простор – это любовь.
Только когда отец в том ролике смог отказаться от самобичевания, ему стало ясно, что происходит. Он снял темные очки и увидел свою дочь, увидел ее в ослепляюще яркой, многоцветной истине – замечательная девушка, его девочка, одинокая и нуждающаяся в настоящем отце. Только тогда он сумел понять, что может дать дочери все, что ей нужно. Лишь противоположность стыда позволила ему по-настоящему понять дочь.
Снова и снова мы получаем один и тот же ответ: любовь, любовь, любовь. Спасение и лекарство.
Чтобы стать лучше, я должна действовать не так, как подсказывает мне интуиция. Я должна отвергнуть мысль о том, что самобичевание решит проблему. Я должна обрести любовь.
На следующей неделе мы поссорились с журналисткой, статью которой я редактировала. Она отказалась принимать мою правку и прислала мне подряд три варианта, практически не отличающихся друг от друга. Когда я вновь отправила ей свои предложения, она написала мне, что наши отношения не складываются – пожалуй, ей лучше поискать другого редактора. Ее письмо мгновенно стало триггером: «Я не справляюсь со своей работой! Я облажалась! Господи, я снова облажалась! Если бы я была более добрым и чутким человеком, она не возненавидела бы меня!» Мне сразу же захотелось замкнуться и сбежать: «Если она меня ненавидит, я не должна с ней работать. Ну и отлично. Счастливого пути. Она может найти другого редактора. Пока-пока!»
Но в то же время я понимала: такое самобичевание – это пустая трата времени. Оно ничего не решит. Что в действительности происходит?
Теперь у меня имелась масса полезных приемов. Я могла подойти к решению этой проблемы с разных сторон. Я поела, а потом немного помедитировала, чтобы успокоиться. Почувствовала я себя лучше, но сомнения не развеялись целиком. И тогда я обратилась к человеку, которому доверяла и знала, что у него найдется пять минут, чтобы мне помочь. Я обратилась к своему прежнему начальнику, Марку, и попросила оценить ситуацию. Он сказал, что я фантастический редактор, но многим людям очень трудно воспринимать критику. И дело не во мне.
Я задумалась. Вспомнила, что люди с комплексным ПТСР часто считают, что вся проблема в них. Это не эгоизм или нарциссизм. Просто им хочется иметь полный контроль и решить проблему самостоятельно. Но если дело не во мне, то что мучает эту журналистку? Что ей нужно? Смогу ли я ей это дать? Я попыталась понять: если я дать этого не смогу, это совершенно нормально.
Я перечитала ее письма и почувствовала в них сильнейшую тревогу. Я преисполнилась сочувствия к журналистке – она подавлена, сроки поджимают, ее ждут новые интервью. Я решила позвонить ей, чтобы лучше разобраться в ситуации. Когда мы созвонились, она сразу вывалила на меня миллион своих мыслей, жалоб, сомнений и гнева. И мне сразу стало ясно: я точно знаю, что ей нужно. Я требовала, чтобы она что‑то изменила, но ни разу не спросила, почему она этого не сделала. А журналистке просто нужно было, чтобы кто‑то ее выслушал.
Она говорила и говорила, а я слушала. Заканчивая, она просто не могла дышать.
– Я слышу вас, – сказала я. – Я вас слушаю. Вы хотите мне еще что‑нибудь сказать?
Я чувствовала, что она поражена. Она готовилась к спору, но, почувствовав, что спора не будет, немного расслабилась. Журналистка заговорила о своих страхах, о личных проблемах. Я слушала ее минут пятнадцать, периодически повторяя:
– Я вас слышу. Я вас понимаю. Что вам нужно, чтобы сделать это?
Мы решили изменить рабочий процесс и больше времени уделить личному общению, не ограничиваясь только Интернетом. В конце разговора она извинилась за свой ультиматум и согласилась продолжить работу.
Сущая мелочь – но насколько значительная! Большая личная победа! Мне удалось сохранить отношения, осуществив реальное, живое восстановление. Восстановление, не потребовавшее унижений. Тонкое восстановление.
Вдохновленная первым успехом, я начала анализировать происходящее вокруг более уверенно – стала обращать внимание на мелкие детали и непонимание друг друга в разговорах. Я замечала это, когда люди отворачивались, не реагировали на попытки установления связи или меняли тему разговора. В такие моменты я перестала испытывать неуверенность и терзаться чувством вины. Я стала мысленно твердить себе: «Любопытство! Любопытство, а не самоуничижение». Перемена казалась невероятно малой. Но такой малый сдвиг в отношении к людям неожиданно высветил мне целые миры сложных поступков – внезапно мне открылся тайный план существования. Мы говорили о сестре Б., но он неожиданно сменил тему – похоже, он терзается чувством вины из-за напряженных отношений с ней! Почему А. испытывает такой явный дискомфорт? А как только мы заговорили об арахисовом соусе, тело ее расслабилось. О, все понятно! Она просто переживает по поводу собственной карьеры!
Однажды моя подруга Джен сказала, что ей сложно справляться с родительскими обязанностями, и вдруг резко сменила тему и начала агрессивно расспрашивать меня о моей жизни. Почему? Может быть, ей не хочется казаться навязчивой? Как мне разобраться с ее чувствами? Я использовала два приема, которым научил меня доктор Хэм, ментализацию и метакоммуникацию, то есть высказала свои мысли вслух.
– Меня беспокоит, что ты переключилась на меня, потому что не хочешь грузить меня своими проблемами. Но твои проблемы – это не груз. Мне интересно, что с тобой происходит. Моя жизнь сейчас невероятно скучна, и мне хочется поговорить о тебе.
– Ладно, – кивнула Джен и начала рассказывать о своих трудностях, а я смогла ее утешить. Я была счастлива, что смогла помочь любимой подруге.
Даже на наших сеансах, когда доктор Хэм устремлял свой всевидящий взор под мой череп, он всегда улыбался и говорил:
– Сегодня вы особенно любопытны.
С тем же успехом он мог сказать, что я –
