Можно ли считать, что мы пытаемся осмыслить возможность существования абсолютных ценностей, по крайней мере в таком же смысле, в каком реальность может считаться абсолютной? Если что-то подобное окажется имеющим смысл, будет ли это просто гуманистическим или же оно будет сверхчеловеческим?
Здесь мы подходим к пределам смыслопередающей способности этих слов. Я привожу их лишь потому, что хочу оставить двери открытыми, ответы неокончательными, проблемы нерешенными. Эта система, вне всяких сомнений, не закрыта.
XXII.
Человек не просто является частью природы, и она не просто является частью человека, но он также должен быть, хотя бы в минимальной степени, изоморфным природе (подобным ей) для того, чтобы быть в ней жизнеспособным. Природа "эволюционировала" человека. Его приобщение к тому, что его превосходит, таким образом, не должно определяться как неприродное или сверхприродное. Оно может рассматриваться как "биологический" опыт.
А. Хешель (Heschel, 1965, с. 87) утверждает, что "подлинная реализация человека зависит от его приобщения к тому, что его превосходит". И, конечно же, в определенном смысле это верно. Но этот смысл необходимо раскрыть.
Мы увидели, что не существует абсолютной пропасти между человеком и лежащей вне его реальностью. Он может идентифицироваться с этой реальностью, включать ее в собственное определение своего Я, быть верным ей как самому себе. Тогда человек становится ее частью и она становится частью его. Он и она частично совпадают.
Подобная формулировка позволяет перейти на следующий уровень рассуждении, то есть к теории биологической эволюции человека. Человек не только часть природы, но он должен в определенной степени быть изоморфным ей. Он не может находиться в полном противоречии с внечеловеческой природой. Он не может быть полностью отличным от нее, иначе бы он сейчас не существовал.
Сам факт подобной жизнеспособности доказывает, что человек, по меньшей мере, совместим с природой, приемлем для нее. Он признает ее требования и, как вид, уступает им, по крайней мере в том, что необходимо для сохранения жизнеспособности. Природа его не казнила. Образно говоря, он в достаточной степени политик, чтобы принять законы природы, непринятие которых означало бы смерть. Он уживается с ней.
Другими словами, в определенном смысле человек подобен природе. Когда мы говорим о его слиянии с природой, возможно, что отчасти мы подразумеваем именно это. Возможно, что его трепет перед природой (восприятие ее как истинной, хорошей, прекрасной и т. д.) однажды будет понят как определенное самопринятие или самопереживание, как способ быть самим собой и полностью дееспособным, способ быть в своем доме, некоторая биологическая аутентичность, "биологический мистицизм". Вероятно, мы можем рассматривать мистическое или предельное слияние не просто как приобщение к тому, что в наибольшей мере достойно любви, но и как слияние с тем, что есть, поскольку человек принадлежит ему, является подлинной его частью, является как бы членом семьи — "Тем направлением, в отношении которого наша уверенность все возрастает, является концепция того, что мы в сущности едины с космосом, а не чужды ему" (Murphy, 1947).
Этот биологический, или эволюционный, вариант мистического опыта, или пикового переживания, — которые, возможно, в этом не отличаются от опыта духовного или религиозного — вновь напоминает нам о том, что мы должны непременно перерасти устаревшее употребление термина "высшее" как противоположности "низшему", или "глубинному". Самое "высшее" переживание — радостное слияние с абсолютным, доступное человеку, — может одновременно рассматриваться как глубочайшее переживание нашей подлинной личной животности и принадлежности к виду, принятие нашей глубинной биологической природы как изоморфной природе в целом.
Мне представляется, что подобная эмпирическая или, по крайней мере, натуралистическая формулировка делает менее необходимым или соблазнительным определять "то, что превосходит человека" как нечеловеческое и неприродное или сверхприродное, как то делает А. Хешель. Приобщение человека к тому, что его превосходит, может рассматриваться как биологический опыт. И, хотя нельзя сказать, что вселенная любит человека, можно утверждать, что она, по меньшей мере, принимает его без враждебности, позволяет ему существовать, расти и, временами, испытывать великую радость.
XXIII.
Б-ценности не то же самое, что наше личное отношение к ним или наша эмоциональная реакция на них. Б-ценности вызывают в нас некоторое "чувство обязательности", а также ощущение недостойности.
Б-ценности следует отличать от нашего человеческого отношения к ним, по крайней мере в той степени, насколько это возможно для такой непростой задачи. Перечень подобных отношений к высшим ценностям (или реальности) включает: любовь, трепет, восхищение, смирение, почтение, ощущение своей недостойности, изумление, удивление, восторг; экзальтацию, благодарность, страх, радость и т. д. (Maslow, 1970, с. 94). Очевидно, что это эмоционально-когнитивные реакции человека, отражающие нечто отличное от него, или, по крайней мере, вербально отделимое. Конечно же, чем сильнее человек сливается с миром в великом порыве мистического переживания, тем в меньшей степени проявляются эти эмоциональные реакции и тем больше Я как отдельная структура.
Я думаю, что основной причиной необходимости этого разделения (помимо очевидных преимуществ в теоретическом и исследовательском аспектах) является то, что значительные пиковые переживания, озарения, опыты отшельничества, экстаз, мистические слияния происходят не часто. Даже наиболее чуткие к ним индивиды проводят в этих исключительных состояниях относительно небольшую долю объективного времени. Гораздо больше времени проводится в относительно спокойном созерцании и наслаждении абсолютным, открывшемся в великом озарении (а не в слиянии с ним). Таким образом, стоит говорить о "лояльности" абсолютному в духе Дж. Ройса (Royce, 1908), о долге, ответственности, о преданности ему.
Помимо этого, разрабатываемая здесь теоретическая модель делает невозможным рассмотрение реакций на Б-ценности как в чем-либо произвольных или случайных. Исходя из сказанного выше, гораздо естественнее судить об этих реакциях как об обязательных в некоторой степени, необходимых, вызванных, уместных; в том или ином смысле, Б-ценности переживаются как стоящие или даже требующие любви, трепета, преданности. Я допускаю, что полностью человечный человек не может не иметь таких реакций.
Нам также не следует забывать о том, что встреча с этими высшими фактами (или ценностями) зачастую вызывает у человека острое сознание собственной недостойности, собственных недостатков и несоответствий, собственной экзистенциальной незначительности, конечности и бессилия как человека и как представителя человеческого вида.
XXIV.
Словарь для описания мотивов должен быть иерархичным, в особенности потому, что метамотивы (или мотивы роста) должны описываться иначе, чем базовые (дефицитарные) потребности.
Это различие между внутренними ценностями и нашим к ним отношением также приводит к введению иерархизированного словаря для описания мотивов (в широком и всеобъемлющем понимании этого слова). В другой работе я уже указывал на уровни удовлетворения, удовольствия, счастья, соответствующие иерархии потребностей вплоть до метапотребностей (Maslow, 1966). Помимо этого, мы должны учитывать, что само понятие "удовлетворенность" трансцендируется на уровне метамотивов или мотивов роста, где удовлетворение может быть бесконечным. То же относится и к понятию счастья, которое также может быть полностью трансцендировано на высших уровнях, где оно способно обернуться космической печалью, спокойствием или безэмоциональным созерцанием. На низших уровнях (уровнях базовых потребностей), конечно же, можно говорить о том, что что-то нас влечет, что мы чего-то отчаянно жаждем, в чем-то нуждаемся, как, например, в случае нехватки кислорода или чувства сильной боли. По мере подъема по иерархии базовых потребностей более адекватными становятся такие слова, как желание, предпочтение, выбор. Но на высших уровнях, то есть на уровнях метамотивации, все эти слова становятся субъективно неадекватными. Метамотивированные чувства более успешно описываются такими понятиями, как приверженность, преданность, стремление, любовь, восхищение, боготворение, очарованность.
Помимо этих чувств нам несомненно придется иметь дело с непростой задачей по поиску слов, способных передать смысл понятия "ощущаемая уместность", долг, соответствие, справедливость, любовь к тому, что само по себе достойно любви, что требует любви, что призывает к любви, к тому, что нужно любить.
