вездесущего, мерзкого вируса, которые пережевал их легкие, словно старую резину.
Будто снова повторился 2017 год, только еще хуже. Новости шли бесконечным потоком, и комментаторы выбились из сил. Порой казалось, что они галлюцинируют прямо в эфире. Они качали головами, щурились и объявляли:
– Это был настоящий кошмар.
Но со мной все было хорошо. Правда, хорошо.
Я продуктивно работала. Преподавала, писала, отправляла веселые картинки друзьям, переживавшим кризис, часами утешала по телефону друзей, которых эвакуировали из их домов в Калифорнии из-за лесных пожаров.
В сети всем было плохо. Друзья писали, что не могут сосредоточиться, чтобы дочитать книгу, не говоря уж о работе. Они целыми днями лежали в постели и рыдали. В Zoom я видела опухшие глаза и то, что мои собеседники не поднимались с постели. Я посылала им теплые сообщения и ставила лайки со слезками. А потом я хлопала Джоуи по плечу и шла спать.
Поначалу собственная жизнь вызывала у меня чувство вины. Может быть, мне так хорошо, потому что я могу работать из дома? Потому что я – бесчувственная особа, которая находится в привилегированном положении? Потому что я не ассоциирую себя с другими людьми?
А потом это случилось снова… Неделей раньше я пошла на прогулку и увидела табличку на банкомате «недоступен до окончания кризиса». Потом я остановилась возле похоронного бюро и смотрела, как внутрь вносят еще одно тело. Я беспомощно стояла, губы мои кривились под маской, плечи вздрагивали. Но потом я вернулась домой и приготовила вкуснейший картофельный суп с пореем – а капля йогурта сделала его еще более вкусным.
Прошли две недели, прежде чем я все осознала. Я не терзалась чувством вины, потому что была готова к этому моменту.
Доктор Хэм говорил, что ПТСР становится психической болезнью только во времена покоя и стабильности. Весь смысл ПТСР в том, чтобы подготовить человека к жизни на грани смерти. Родители подготовили меня к жизни в зловещем мире, где опасность подстерегает за каждым углом.
Но, став взрослой, я не оказалась в таком мире. Я жила в уютном, пушистом мире, где в каждом магазине меня ждали семнадцать видов каперсов, а если захочется расслабиться, всегда можно заказать на дом соль для ванны с запахом иланг-иланга, и ее доставят через пару часов. В том мире мой страх был странным и параноидальным. До начала пандемии.
Когда возле моргов стояли рефрижераторы с телами умерших, а азиатских женщин избивали, плескали им в лицо кислоту и стреляли в них, мое ПТСР из инвалидности стало суперсилой. Потому что, объективно, ПТСР – это механизм приспособления, выработанный организмом ради выживания.
Неожиданно я перестала быть слишком бдительной, а стала просто бдительной. Я следила за запасами консервов, выращивала овощи и тщательно обрабатывала покупки санитайзером в ванной. И при этом не чувствовала себя странной. Я чувствовала себя ответственной.
* * *
– Иногда это проклятие, а иногда благословение, – сказал мне Грег Сигел, психиатр и невролог из университета Питтсбурга.
Он изучал мозг людей с комплексным ПТСР и сказал, что мои подозрения справедливы – комплексное ПТСР порой можно считать настоящим активом.
– Я называю это суперсилой, – сказал Грег. – Многое из того, что мы называем психопатологиями, в действительности является искаженными навыками и способностями.
Многие исследования показали, что у людей с ПТСР наблюдается уменьшение префронтальной коры. Определенные триггеры замыкают логические центры мозга, делая людей иррациональными и неспособными к сложному мышлению. Но Сигел сказал мне, что эта информация неточна. Он обнаружил, что у многих, переживших комплексное ПТСР, происходит обратное. В моменты сильного стресса и травмы префронтальная кора сильно активизируется.
Когда мы сталкиваемся с угрозой, тело мгновенно реагирует. Сердце начинает перекачивать кровь. Волоски на шее встают дыбом. Кровь притекает к ногам, чтобы мы могли мгновенно убежать. Кроме того, мы чувствуем, что сердце начинает биться чаще. Мы понимаем, что происходит нечто странное, а это усиливает тревогу – и сердцебиение учащается еще больше.
– Насколько мы представляем себе комплексное ПТСР, в реальных стрессовых ситуациях такие люди обладают ценным навыком, который позволяет префронтальной коре подавлять некоторые эволюционные механизмы психического расстройства и повышать собственную активность. И тело попросту перестает реагировать.
Другими словами, в моменты сильного стресса мы отлично владеем диссоциацией. Сердцебиение у нас не учащается. Мозг отключается от тела, и нам не приходится переживать из-за собственной тревожности. Наша префронтальная кора включается и активизируется – мы становимся гиперрациональными. Суперсконцентрированными.
– Если бегство никогда не было для вас приемлемым выходом, – пояснил Сигел, – вам приходилось проявлять хитрость и искать другие варианты. Вот и сейчас настало время активизировать все наши ресурсы, чтобы пережить это.
Люди с комплексным ПТСР могут устроить настоящую истерику из-за таракана в доме или вспылить из-за сущего пустяка. Но в минуты реальной опасности – когда к нам приближается маньяк с мачете, готовый нас убить, – мы встречаем проблему с холодной головой, тогда как все вокруг начинают истерить. И очень часто именно мы эту проблему решаем.
В колледже я работала в студенческой газете. Однажды нам не удалось продать достаточно рекламы, чтобы оправдать расходы на печать. Глава отдела студенческих медиа вызвала в кабинет главного редактора, рекламщика и меня. И там нам досталось по первое число. Она орала, твердила, что мы – безответственные и некомпетентные люди, что нам никогда не добиться успеха в этой сфере деятельности. Рекламщик хмуро молчал. Главный редактор буквально рыдала. Я же парировала спокойно и уверенно. Сказала начальнице отдела, что истерика ее ни к чему не приведет. Мы – всего лишь студенты и именно сейчас можем совершать подобные ошибки. Нам очень жаль, но без ее поддержки проблему не решить. Я и опомниться не успела, как та девушка извинилась и призналась, что это была ее ошибка. Когда мы вышли, главный редактор, утирая слезы, спросила:
– Как ты это сделала? Только ты одна сумела с ней справиться!
Тогда никто из нас не понимал. Теперь я понимаю.
Понимаю, почему вышла из себя, когда Джоуи уронил тарелку в раковину. И почему именно я становлюсь посредником, когда между ним и его родственниками возникают яростные ссоры и скандалы. Теперь я понимаю, почему, когда мир рассыпается вдребезги, я спокойно склеиваю кусочки.
Когда Сиглу нужно было дать название этому явлению – диссоциированному состоянию, то есть отсутствию эмоций, полностью адекватных происходящему, – он предложил термин «синдром притупленной и противоречивой чувствительности к аффекту». (Blunted and Discordant Affect Sensitivity Syndrome, BADASS (пер с англ. – крутой, опасный и т. п.)
– Смысл прост: девочка, пережившая насилие, приходит в клинику с нулевой самооценкой.
