тоже не одна.
Я хочу обратиться к своим друзьям. Даже в самые одинокие и болезненные моменты жизни ваша любовь освещала мне дорогу в темноте. Ваша любовь сохраняла мою жизнь. Поднимала меня к небесам. Когда я впускала в свою жизнь вашу любовь, то сама становилась лучше. Ваша любовь учила меня становиться добрее и мягче, а потом, как это всегда бывает, она умножалась, расцветала, учила меня любить себя и других и этого замечательного мужчину… Благодаря вам, я смогла подарить ему массу любви – а он заслуживает самой пылкой и страстной любви. Я бесконечно благодарна, что вы пришли сегодня сюда, чтобы увидеть плоды своих трудов. Вы привели нас сюда. Спасибо вам всем.
Теперь я хочу обратиться к родным Джоуи, членам семьи, в которую я сегодня войду. Спасибо, что показали мне, что такое настоящая, теплая и любящая семья. Хотя и у вас случается хаос и крики, а собака порой какает прямо на пол, вы умеете прощать. Вы по-настоящему преданы друг другу. И, несмотря на все ваши причуды, каждый из вас – поразительно добрый человек. С самого начала вы с распростертыми объятиями приняли меня в свой любовный хаос. Вы сказали мне: «Теперь ты наша!» Бабушка, ваша мать приняла ребенка, у которого умерла мать, и полюбила его, как своего собственного. Вы любили его, как своего брата. И три поколения спустя ваша семья не забыла этого урока. Любовь рождает любовь. Не могу передать словами, как важно для меня болтать со всеми вами, играть и смеяться, поднимать трубку телефона и говорить: «Привет, мам!» Спасибо, что все вы сегодня пришли сюда. Спасибо за каждый день моей жизни. А я изо всех сил постараюсь хранить традиции щедрости и любви, сложившиеся в вашей семье. И передам эти традиции новым поколениям.
Я оторвалась от листочка, по которому читала. Вокруг все шмыгали носом. Слезы текли по щекам Дастина, а лица Кэти и Джен по цвету сравнялись с их розовыми платьями. Глаза Джоуи тоже блестели. А потом он попросил всех заглянуть под стулья.
Когда я сказала, что хочу, чтобы наша свадьба сблизила всех гостей, Джоуи не просто согласился, но предложил нам написать письма каждому гостю и рассказать, почему мы так счастливы, что этот человек есть в нашей жизни. И в этот момент каждый нашел под своим стулом наше письмо – приятная неожиданность.
– Нам вскрыть конверты, Джоуи? – спросил кто‑то.
– Конечно, открывайте! – воскликнул Джоуи.
Идея Джоуи мне сразу понравилась. Но написать так много писем было нелегко. Каждое рождало новую проблему. Некоторые отношения подобны хрупким стеклянным шарикам – они еще новы и, если сжать слишком сильно, могут разбиться. Другие слишком огромны, чтобы выразить их словами, – с Кэти и Дастином мы дружили с девяти лет. Некоторые отношения имели для меня огромную ценность в колледже, но теперь их роль в моей жизни ослабла. А были такие люди, как мой бывший начальник Марк – я любила его, но наши отношения ограничивались лишь теплыми, дружескими разговорами. Он постоянно смеялся над моей скупостью. Однажды я позвонила ему узнать, как он чувствует себя после травмы, но почти весь разговор упрекала его за то, как он эту травму получил: Марк ухитрился упасть, катаясь на роликовых коньках.
– Уже не 90‑е, старикашка! – поддразнивала его я.
– Очень смешно, коза ты этакая! – отшучивался он.
Как написать этому человеку, что он мне безумно дорог, не скатившись в сентиментальность?
В конце концов я решила напрячься и написать все эти письма – наполнить их предельно искренней и честной любовью. И я не стала сдерживать сентиментальные чувства. «Ты заслужил прозвище, которое я тебе дала: дядя Марк, – писала я. – Спасибо, что всегда терпел меня и мои неврозы, всегда беспокоился обо мне, всегда стремился меня защитить. Ты подарил мне всю свою любовь и доброту – даже не знаю, чем я это заслужила. Мне повезло, что у меня есть такой дядя, как ты».
Мы дали всем время прочесть письма, и у меня появилась возможность оглядеть это море людей. Головы склонились, люди улыбались, смеялись, плакали. И не просто плакали – а плакали, не стесняясь казаться смешными. Дастин сморкался в уже мокрую салфетку. Он не мог сдержать чувств и положил голову на плечо своего мужа. Моя двоюродная сестра дала ему новую салфетку, а потом вытащила салфетку для себя и громко высморкалась. Рядом с ними сидела Тай Ку Ма – она выглядела более спокойной и довольной, чем в прежние времена. Мансур и Марк улыбались. Ной подарил мне самую широкую и дурацкую улыбку. Джен шмыгала носом. Кэти подняла мокрое лицо, посмотрела на меня, и слезы снова потекли по ее щекам. Глядя на всех этих людей, которые впервые в моей жизни собрались вместе, я подумала: «Какие же это замечательные люди!» С каждым были связаны бесчисленные теплые воспоминания. Сколько было проявления любви и доброты! Сколько ночных звонков и шоколадного печенья, холодного пива и теплых объятий. За этими улыбками стояла целая жизнь радости. Пустота наконец‑то заполнилась. И это было прекрасно.
Я очень рада, что написала эти письма. Я хочу писать этим людям снова и снова.
Хочу говорить им, как сильно люблю их, миллион раз, постоянно, каждый день. Я хочу посылать им миллиарды сообщений. Хочу схватить их за руки и пожать их. Смотреть и смотреть на них, пока мы не состаримся, не покроемся морщинами и катаракта не позволит мне и дальше смотреть в их прекрасные лица.
Из-за ПТСР я всегда чувствовала себя одинокой. Нелюбимой. Токсичной. Но теперь я поняла: это была ложь. ПТСР попросту не позволяло мне видеть то, что происходило в действительности.
А происходило вот что. Эти люди не думали о том, что я слишком уж заморочилась с раскладкой вилок. Дастин не думал о том, как обжегся горячим клеем, закрепляя цветочные композиции на столах. Кэти не вспоминала о том, как я назвала ее стервой, когда нам было пятнадцать. Здесь не было места чувству вины и стыда. Одна лишь любовь. Мои друзья, многие из которых были незнакомы друг с другом, не стеснялись своих слез, потому что любили меня и чувствовали мою любовь. Настоящее чудо. Это было настоящее чудо любви.
И я плакала на глазах у всех, хотя у меня были слишком тяжелые накладные ресницы. Мне не следовало с утра есть пиццу, потому что от газов у меня некрасиво раздулся живот. А ведь меня фотографировали в тот день тысячу раз. Я, не
