У него обнаружилось посмертное повышение температуры, щеки его покрылись румянцем.
«Посмертное» повышение температуры соответствует словам «после смерти» в сновидении. Самым мучительным его недугом в последнее время был полный паралич кишок (обструкция). С последним связаны всякого рода «грязные» мысли. Один из моих сверстников, еще мальчиком потерявший отца (как раз по этому поводу мы с ним и сблизились), рассказывал мне однажды в ироническом тоне про горе одной своей родственницы: отец ее умер на улице, его принесли домой и когда труп раздели, то увидели, что в момент смерти или после нее произошло испражнение (по-нем. Stuhlentleerung). Дочь была так расстроена этим, что этот эпизод омрачил ее память об отце. Здесь мы подошли уже вплотную к желанию, воплощающемуся в моем сновидении. Остаться для детей после смерти чистым и великим – разве не каждый из нас этого хочет? К чему же сводится абсурдность сновидения?
Ее видимость проявилась лишь потому, что в сновидении правдиво изображается вполне допустимый оборот речи, обычно не возбуждающий в нас представления абсурдности. То обстоятельство, что в сновидениях чрезвычайно часто фигурируют умершие лица, говорят с нами и действуют, вызывало уже давно недоумение и порождало самые странные толкования, нередко вполне освещающие наше непонимание сновидений. Между тем разъяснение таких сновидений не представляет никаких трудностей. Нам очень часто приходится думать: если бы был жив наш отец, что бы он на это сказал? Это «если» сновидение может, однако, выразить лишь в форме наличия данной ситуации. Так, например, молодому человеку, которому дед оставил большое наследство, снится, что дед жив и упрекает его в чрезмерной расточительности. То, что кажется нам протестом против сновидения, ссылка на то, что человек этот уже умер, является в действительности лишь утешением: покойному не пришлось пережить этого, или же удовлетворением: он уже ничего не может сказать нам. Другой род абсурдностей, встречающихся в сновидениях о покойных близких людях, выражает не иронию и насмешку, а служит одним из видов категорического протеста против изображения оттесненной мысли, которую хочешь представить в ее полной нелепости. Такие сновидения поддаются толкованию лишь при учитывании того обстоятельства, что сноввдепие не делает никакого различия между желаемым и реальным. Так, например, одному господину, который ухаживал за отцом во время его болезни и тяжело страдал от его смерти, некоторое время спустя приснилась следующая бессмыслица:
«Отец снова жив и говорит с ним, как обычно; но в то же время он все-таки умер и только не знает».
Сновидение это станет понятным, если слова «он все-таки умер» дополнить словами «вследствие желания грезящего», а после «только не знает» добавить «что у грезящего было такое желание». Сын во время болезни отца не раз желал отцу смерти, т. е, испытывал вполне благородное желание, чтобы смерть положила конец мучениям любимого человеке. В скорби после его смерти даже это сострадание дало пищу бессознательным самоупрекам, точно он своим желанием действительно сократил дни покойного. Благодаря пробуждению детского чувства к отцу стало возможным изобразить это желание в сновидении, но вследствие столь резкой противоположности между возбудителем сновидения и мыслями предыдущих дней сновидение и должно было неминуемо облечься в форму абсурдности (Ср. «Два принципа психических процессов», lahrbuch Bleuler – Freud, III, I. 1911).
III. В настоящем примере я имею возможность застигнуть сновидение на том, как оно умышленно фабрикует абсурдность, к наличию которой материал не дает ни малейшего повода. Пример этот относится к сновидению, внушенному мне встречей с графом Туном во время моей вакационной поездки.
«Я еду на извозчике и велю ему ехать на вокзал. „По железнодорожному пути я, конечно, с вами не поеду“, – говорю я в ответ на его замечание, что он устал; при этом, однако, мне кажется, будто я проехал с ним часть пути, по которому едут обычно в поезде».
Относительно этой запутанной и нелепой истории анализ дает следующее разъяснение. В тот день я нанял извозчика, который должен был отвезти меня на одну из отдаленных улиц Дорнбаха. Он, однако, дороги не знал, но мне этого не сказал; наконец я это заметил и показал ему дорогу, причем не удержался от нескольких иронических замечаний по его адресу. От этого кучера одна нить мыслей отходит к аристократии, но этого я коснусь ниже. Пока же ограничусь указанием на то, что нам, буржуазному плебсу, аристократия часто бросается в глаза тем, что она охотно занимает место «кучера». Граф Тун тоже ведь правит государственной колесницей Австрии. Следующая фраза в сновидении относится к моему брату, которого я отождествляю таким образом с извозчиком. Я отказался поехать с ним вместе в этом году в Италию («по железнодорожному пути я с вами не поеду»); этот отказ был вызван его вечными жалобами на то, что он, путешествуя со мной, устает (это вошло в сновидение в неизмененном виде), так как я нигде не живу подолгу. В день моего отъезда брат проводил меня до вокзала, но по дороге (мы отправились на вокзал на трамвае) слез, чтобы направиться прямо в Пукерсдорф. Я сказал ему, что он может проехать со мной еще немного и поехать в Пукерсдорф не на трамвае, а по Западной железной дороге. Это отразилось в сновидении таким образом, что я проезжаю в экипаже часть пути, по которому едут обычно в поезде. В действительности дело обстояло как раз наоборот; я сказал своему брату, что он может проехать со мной в поезде ту часть пути, по которой хочет ехать на трамвае. Все искажение в сновидении сводится лишь к тому, что я вместо «трамвая» вижу «экипаж», что помимо этого способствует еще моему отождествлению брата с кучером. Вслед за этим в сновидении имеется, однако, абсурд, который представляется на первый взгляд чрезвычайно загадочным и противоречит моей только что сказанной фразе «по железнодорожному пути я с вами не поеду». Так как, однако, мне вообще не нужно смешивать трамвай с извозчиком, то я, по-видимому, умышленно создал всю эту загадочную историю.
С какою же целью, однако? Мы узнаем сейчас, какую роль играет в сновидении абсурдность и какие мотивы обусловливают ее допущение или создание. Разрешение загадки в данном случае сводится к следующему. Мне необходима в сновидении какая-нибудь абсурдность и что-либо непонятное в связи со словом «Fahren» (езда), так как в мыслях, скрывающихся за сновидением, имеется одно суждение, требующее изображения. Однажды вечером, незадолго до сновидения, я был в гостях у одной знакомой дамы, выступающей в том же сновидении в роли «привратницы», и услыхал две загадки, которые не мог разрешить. Так как все остальные присутствующие эти загадки знали уже раньше, то я со своими безуспешными попытками разгадать их производил комичное впечатление. Вот эти загадки:
1. Господин повелевает, Кучер – сразу исполняет? Они – в гробах, их нет в живых, Но мы все имеем их.
Вторая загадка в первых двух строках тождественна первой:
2. Господин повелевает, Кучер – сразу исполняет? В колыбельках без помех спят они, но – не у всех.
Разгадка первой: «Vorfahren» – предки; второй: «Nachkommen» – потомки.
Когда в тот вечер мимо меня с высокомерным видом проехал граф Тун (vorfahrensah) и я невольно вспомнил о Фигаро, который считает заслугой аристократов то, что они дают себе труд родиться на свет, тогда обе загадки были мной использованы для роли промежуточных звеньев в сновидении. Так как «аристократ» легко замещается в сознании «кучером» (см. выше) и так как извозчиков прежде у нас в стране величали «Herr Schwager» («зятек»), то процесс сгущения мог включить в сновидение и моего брата. Мысль же, бывшая в основе сновидения, гласит: «Нелепо гордиться своими предками (Vorfahren). Лучше я сам буду предком». Вследствие этой мысли («нелепо» и так далее) и появилась нелепость в сновидении.
Итак, сновидение становится абсурдным в том случае, когда в мыслях, скрывающихся за ним, имеется в качестве одного из элементов его содержания суждение:
«Это нелепо, когда вообще одна из бессознательных мыслей грезящего сопровождается критикой и иронией. Абсурдное служит поэтому одним из средств, при помощи которого сновидение изображает противоречие, все равно как преобразование взаимозависимости между мыслями и содержанием сновидения, все равно как использование ощущений моторной связанности».
Абсурдность сновидения не следует, однако, переводить простым «не»:
она должна воспроизводить склонность мыслей, скрывающихся за сновидением, к иронии, включающей в себя и противоречие. Только с такой целью сновидение дает нечто курьезное, заслуживающее смеха. Оно превращает здесь опять-таки часть скрытого содержания в явную форму.
В сущности говоря, мы имели уже перед собой чрезвычайно доказательный пример такого значения абсурдного сновидения. Истолкованное нами без анализа сновидение об опере Вагнера, которая длится до трех четвертей восьмого утра, об оркестре, дирижер которого стоит наверху на башне, и так далее, выражает, по-видимому, как нелепо все в этом мире! Кто действительно заслуживает, тот ничего не получает, а кому безразлично, у того есть все – грезящая проводит тут, очевидно, параллель между своей судьбой и судьбой своей кузины. То, что все вышеупомянутые примеры абсурдных сновидений были сновидениями об умершем отце, также отнюдь не является случайностью. В этих сновидениях в типической форме имеются в наличии все условия для создания таких сновидений. Авторитет, присущий отцу, рано вызывает критику со стороны ребенка, его строгие требования побуждают ребенка зорко следить за малейшей слабостью отца, но почтительное чувство, сопряженное в нашем мышлении с личностью отца, в особенности после его смерти, обостряет цензуру, которая оттесняет от сознания проявления этой критической работы.
