613 На этот вопрос мы должны ответить отрицательно. Эго-сознание представляет собой комплекс, который не составляет целого человеческого существа: оно забыло значительно больше, чем оно знает. Оно осознает лишь малую часть того, что слышит и видит. Мысли возникают и обретают завершенную форму за пределами сознания, а ему ничего об этом не известно. Эго едва ли имеет хотя бы смутное представление о чрезвычайно важной регуляции внутренних телесных процессов, которая осуществляется симпатической нервной системой. Пожалуй, в эго включена лишь самая малая часть того, что должно было бы содержать в себе совершенное сознание.
614 Поэтому эго может быть лишь частным комплексом. Быть может, это тот единственный в своем роде комплекс, который в своем внутреннее единстве и составляет сознание? Но не включено ли в сознание любое объединение душевных частей? Непонятно, почему совокупность определенной части сенсорных функций и определенной части материала памяти является сознанием, а объединение других душевных частей – нет. Комплекс зрительных, слуховых и т. п. функций обладает сильной, хорошо организованной внутренней связанностью. Нет оснований считать, что он тоже не мог бы быть сознанием. Как показывает случай слепоглухонемой Элен Келлер, достаточно органа осязания и восприятия тела, чтобы создать или сделать возможным сознание, ограниченное, правда, в первую очередь этими чувствами. Поэтому эго-сознание понимается мною как совокупность различных «сознаний органов чувств», причем самостоятельность каждого отдельного сознания тонет в единстве вышестоящего эго.
615 Поскольку эго-сознание охватывает не все душевные действия и явления, то есть не содержит в себе всех отображений, и даже при максимальном напряжении воли невозможно проникнуть в определенные закрытые для него области, то, естественно, возникает вопрос: не существует ли подобного эго-сознанию объединения всех душевных проявлений, своего рода более высокого или широкого сознания, для которого наше эго было бы предметным содержанием, подобно тому как, например, зрительный акт является предметом моего сознания, и которое, так же как зрение, было бы слито на более высоком уровне с не осознаваемыми мною деятельностями. Вероятно, наше эго-сознание могло бы быть заключено в полном сознании, как меньший круг в большем.
616 Подобно тому как деятельность зрения, слуха и т. д. сама по себе создает отображения, которые, будучи отнесенными к эго, придают данной деятельности свойство осознанности, так и эго, как уже было указано выше, может пониматься как отображение совокупности всех деятельностей, которые могут быть осмыслены. Можно было бы предположить, что все душевные деятельности создают свои отображения и что в этом состоит их сущность, иначе их и нельзя было бы называть «душевными». И действительно, если представленные моему сознанию формы деятельности способны порождать образы, то непонятно, почему бессознательная душевная активность таким свойством обладать не должна. А поскольку человек, как нам кажется, представляет собой живое единство, то напрашивается вывод, что отображения всех его душевных проявлений составляют целостный образ человека, и та его часть, которая человеку известна, может рассматриваться как эго.
617 Я не смог бы привести существенного контрдовода против этого предположения; но оно будет оставаться бесполезным теоретизированием до тех пор, пока не выступит в качестве объяснительного принципа. Даже если бы допущение о существовании более высокого уровня сознания понадобилось нам для объяснения определенных душевных фактов, оно оставалось бы всего лишь предположением, поскольку доказать факт наличия сознания более высокого уровня, чем наше, не под силу нашему разуму. Всегда остается вероятность того, что нечто, лежащее по ту сторону нашего сознания, отличается от всего, что мы можем себе представить, даже обладая самой смелой фантазией.
618 В ходе дальнейшего изложения я еще вернусь к этой теме. Поэтому мы лучше оставим ее пока в стороне и вновь обратимся к первоначальному вопросу о душе и теле. Из того, что было сказано выше, явственно следует, что душа представляет собой совокупность отображений. Душа является в самом широком смысле последовательностью образов, причем они организованы не в форме случайной последовательности, а составляют наделенную смыслом и целесообразную структуру, наглядным отображением жизненной активности. И подобно тому как обеспечивающая жизнь материя тела нуждается в душе, чтобы быть жизнеспособной, душа также должна располагать живым телом, чтобы ее образы могли существовать.
619 Пожалуй, душа и тело – это пара противоположностей, и они как таковые являются выражением некоего существа, природу которого нельзя познать ни исходя из материальных проявлений, ни на основе внутреннего непосредственного восприятия. Известно, что древние воззрения объясняли возникновение человека соединением души и телом. Но, пожалуй, правильнее будет сказать, что непознаваемое живое существо (о природе которого просто-напросто нельзя сказать ничего другого, кроме того, что этим термином мы расплывчато обозначаем высшее проявление жизни) внешне представляется в виде материального тела, но при рассмотрении изнутри является последовательностью образов происходящих в теле жизненных процессов. Это две стороны одной медали, и нами овладевает сомнение, не является ли разделение на душу и тело в конечном счете всего лишь искусственным приемом разума, предпринятым с целью познания разделением одного и того же факта на две составляющие, которым мы необоснованно приписали самостоятельное бытие.
620 Науке так и не удалось найти разгадку жизни ни в органической материи, ни в таинственных последовательностях душевных образов, в результате чего мы по-прежнему находимся в поисках живого существа, бытие которого выходит за рамки непосредственного опыта. У того, кто решит познакомиться с глубинами физиологии, голова пойдет от этого кругом, а тот, кто хоть что-нибудь знает о душе, может прийти в отчаяние при мысли о том, удастся ли хоть когда-нибудь и что-нибудь, пусть даже и приблизительно, «познать» в этом отражении.
621 Из-за этого, возможно, можно с легкостью утратить всякую надежду выяснить что-либо существенное о той неясной, изменчивой вещи, которую называют духом. Лишь одно кажется мне очевидным: так же, как «живое существо» представляет собой высшее проявление жизни в теле, так и «дух» является высшим проявлением душевного существа, причем нередко понятие духа смешивается с понятием души. Как таковой «дух» принадлежит той же непознаваемой реальности, что и «живое существо». А сомнения в том, являются ли душа и тело в конце концов одним и тем же, также вызваны кажущимся противоречием между духом и живым существом. Пожалуй, они тоже являются одним и тем же.
622 Нужны ли вообще подобные высшие понятия? Не могли бы мы довольствоваться и без того уже достаточно таинственным противоречием между душевным и телесным? С естественнонаучной точки зрения мы должны были бы остановиться на этом. Однако существует удовлетворяющая научной этике точка зрения, которая не только позволяет нам, но и даже требует от нас идти дальше и тем самым переступить через кажущиеся непреодолимыми границы. Это психологическая точка зрения.
623 Собственно говоря, в предыдущих своих рассуждениях я встал на реалистическую позицию естественнонаучного мышления, не подвергая сомнению его основы. Однако для того, чтобы вкратце пояснить, что я понимаю под психологической точкой зрения, я должен показать, что возможны серьезные сомнения в том, что реалистическое воззрение является единственно верным. Возьмем, например, то, что обыкновенный разум понимает как нечто наиболее реальное, то есть материю. Относительно природы материи у нас есть лишь смутные теоретические догадки и образы, созданные нашей душой. Движения волн или солнечное излучение, которое воспринимается моим глазом, переводится моим восприятием в ощущение света, То, что придает миру краски и тона, – это моя богатая образами душа, а что касается той наиболее реальной, рациональной гарантии – опыта, то даже самая простая его форма представляет собой чрезвычайно сложно организованную структуру душевных образов. Следовательно, не существует никакого, так сказать, непосредственного опыта, а есть только само психическое. Им все опосредовано, трансформировано, отфильтровано, аллегоризировано, искажено и даже фальсифицировано. Мы настолько окутаны дымкой бесконечно изменчивых и непостоянных образов, что хочется воскликнуть вместе с одним большим скептиком: «Ничто не является абсолютно верным – и это тоже не совсем верно». Этот окружающий нас туман настолько густ и столь обманчив, что нам пришлось изобрести точные науки, чтобы суметь уловить хотя бы отблеск, так сказать, «действительной» природы вещей. Правда, обыденному разуму этот мир отнюдь не кажется туманным, но если мы предоставим ему возможность погрузиться в душу первобытного человека и рассмотреть его образ мира сквозь призму сознания человека культурного, то он получит представление о великих сумерках, в которых по-прежнему находимся и мы сами.
