Константин Ровинский. Беседы старого священника. М., 1995
Благословение сына только что умершей матерью
В книге профессора М.П. Погодина находим следующий поразительный рассказ В. Энгельгардта из своей жизни, не только явно подтверждающий несомненное существование загробной жизни, но и свидетельствующий о том, что связь между умершими и живыми не прекращается за гробом, что и там сила любви усопших к близким здравствующим братьям продолжает действовать и иногда выражается в очевидной, осязательной форме.
«В 1858 году, находясь на службе в Москве, я, — пишет о себе г. Энгельгардт, — в начале февраля был командирован в Архангельск по делам службы. 5 февраля, перед самым моим отъездом, я написал поздравительное письмо моей матушке, жившей в Петербурге; ей 8 февраля должно было исполниться 80 лет. Кроме пожелания ей Господней благодати, я убедительнейше просил матушку о родительском ее благословении, без которого — писал я — не совершить мне благополучно этого дальнего пути. Отправив письмо на почту, я сел в повозку и поехал. До Ярославля дорога была сносная; пробыв в этом городе сутки, я отправился дальше. От Ярославля до Вологды дорога была невообразимо дурна: подобных страшных ухабов я не мог себе представить, точно волны морские, внезапно окаменевшие от сильного мороза! Разбитый до крайности от подобной ужасной качки, я на ночь остановился на одной станции, чтобы до рассвета перевести дух и расправить мои сильно помятые и усталые члены. Одетый, как был, только без шубы, я растянулся на диване и, не имея счастливой способности скоро засыпать, занялся чтением; но чтение шло плохо и рассеянно; я встал с дивана и погасил свечу — в надежде, что в темноте скорее засну, — но не успел я снова лечь на диван, как вдруг, к крайнему моему удивлению, вижу в нескольких шагах от меня матушку мою в сопровождении сестры моей, скончавшейся еще в 1846 году. Пораженный этим непостижимым видением, я не мог ни шевельнуться, ни протянуться с места, но пристально и, признаюсь, с каким-то непонятным страхом смотрел на явившихся мне дорогих лиц. Матушка, совершенно как живая во плоти, заботливо и нежно глядя, крестным знамением благословила меня, а сестра, хотя ее вполне узнать можно было, имела вид более, так сказать, эфирный, спокойный, просветленный. Я внезапно взял тут лежащую спичку и зажег свечу, и в светлой комнате не стало уже видения!..
Это событие произошло ночью между 12 и 13 февраля 1858 года, в третьем часу утра.
Пробыв в Архангельске неделю, я получил письмо от зятя, которым тот извещал меня, что в эту самую ночь матушка моя в Петербурге скончалась!.. И я твердо верую, что Всемилостивый Отец Небесный дозволил чадолюбивой матери видимо, лично благословить сына, который так настоятельно умолял ее о том перед ее кончиной!»
К этим словам очевидца (достоверность рассказа его никак нельзя поставить под сомнение) нам прибавить нечего. Он сам слишком красноречиво говорит за себя.
Погодин М.П. Простая речь о мудреных вещах. М., 1873
Обращение неверующего грешника по загробным молитвам родителей
Один сельский священник передает следующий поразительный пример чудесного обращения заблудшего и неверующего грешника на путь добра действием благодати Божией, посредством загробных теплых молитв о нем его родителей пред Престолом Всевышнего.
«186… года, летом, приехал к нам в село, — рассказывает этот почтенный батюшка, — молодой человек лет двадцати пяти и поселился в чистеньком домике. Дом этот, стоявший на горе и окруженный темным, непроходимым лесом, принадлежал сначала одному помещику, потом поступил во владение крестьян и теперь был продан вновь приехавшему господину.
Этот господин, или, как называли его крестьяне, «барин», сначала никуда не выходил, потом недели через две я увидел его в церкви. Физиономия его была одна из тех, какие с первого же раза бросаются в глаза и возбуждают любопытство во всяком, кто только успел взглянуть на нее. Несмотря на его молодые годы, лицо его было помято, морщины кое-где лежали целыми складками и невольно говорили, что не без потрясений и бурь прошло его юношество. Он стал часто посещать нашу церковь, и не только в праздник, но даже и в будние можно было видеть его молящимся где-нибудь в углу, при слабом мерцании лампадки. Он всегда приходил рано, уходил поздно и каждый раз с каким-то особенным благоговением целовал крест и брал у меня антидор [20].
Появление такого господина, приехавшего не знаю откуда, не знаю зачем и, как слышно, рассчитывавшего остаться жить у нас навсегда, его нелюдимость и особенно набожность — все это заинтересовало меня, и я решился познакомиться с ним каким бы то ни было образом; но познакомиться с ним было довольно трудно.
Прошло лето, вот уже и зима на исходе… Животворные лучи февральского солнца уже начали тревожить ледяную кору земли. Наступила св. Четыредесятница; уныло и редко гудел церковный колокол, призывая на покаяние грешные души, жаждущие очищения, и как-то особенно хорошо отзывались эти удары в душе истинного христианина; вот уже наступил и пяток первой недели, и я, значительно устав за исповедью прихожан, возвращаюсь домой и узнаю, что мне прислана записка от барина: «Прошу вас, незнакомый, но уважаемый батюшка, пожаловать ко мне на квартиру сегодня вечером». Меня очень заинтересовала эта коротенькая записка, и я поспешил отправиться к незнакомому господину.
На мой легкий стук дверь уединенного дома отворилась, и я встретил на пороге помещика с улыбающимся лицом.
— Пожалуйте вот сюда, батюшка, в эту комнату, а я сейчас приду к вам, — сказал он мне и удалился в противоположную комнату.
Комната, в которую я вошел, была маленькая. Стены, обитые фиолетовыми обоями, приняли от времени темный вид. Шторы, опущенные на окна и не пропускавшие света в комнату, делали эту маленькую каморку какой-то мрачной. Впереди стояло резное Распятие, а пред ним лежал разложенный молитвенник; на столе пред диваном лежало Евангелие в русском переводе, несколько духовных журналов, огромный искусственный череп и кое-какие бумажки. Я походил несколько времени по комнате и уселся в кресло в ожидании хозяина.
— Здравствуйте, батюшка, — сказал наконец он, входя в комнату и подходя ко мне под благословение.
— Здравствуйте, — отвечал я, благословляя его.
— Извините, пожалуйста, что побеспокоил вас в такую пору — теперь уже 11-й час, и вы, быть может, уже скоро хотели ложиться спать…
— Помилуйте… К чему такие извинения, — отозвался я. — Мне как человеку будет очень интересно познакомиться с вами, потому что здесь нет никого, с кем бы можно поговорить о чем-нибудь серьезном. Потом, как пастырь я должен
