В итоге можно сказать, что приведенное выше решение Присутствия соответствовало общему мнению, выраженному в научной публицистике, в отзывах архиереев, в самом Присутствии. Оно частично отвечало и желанию, выраженному в публицистике, чтобы паства участвовала в избрании епископа, вернее, – отвечало одному из аргументов, которыми обосновывалось такое желание: чтобы епископ был ближе к пастве.
Глава 6
Реформа органа епархиального управления: консистория, правление или совет?
Обращаясь к вопросу о реформе основного органа епархиального управления – консистории – необходимо сделать следующую оговорку. Уже было отмечено, что консистория являлась и административным, и судебным органом. Вопрос о разделении этих двух аспектов власти поднимался неоднократно, начиная еще с эпохи реформ 1860‑х годов[568]. Он, в частности, поднимался архиереями в отзывах, в которых подчеркивалась при этом необходимость сохранения за епископом власти суда[569]. В дискуссиях этот вопрос принимал и другую постановку – высказывались сомнения в правомерности сохранения судебных полномочий за епископами, поскольку они обладают административной властью[570]. Предварительным итогом дискуссий по этому поводу стали предложения Предсоборного присутствия:
Церковный суд производится особыми церковными установлениями, при соблюдении всей полноты прав и власти епископа.
Епархиальный суд составляет судебное учреждение, отдельное от епархиального правления и от него независимое. Он состоит из коллегии пресвитеров с председателем во главе[571].
Эти положения лягут позднее в основу как работ Предсоборного совещания и Совета, так и работ Собора. Проекты Совещания, Совета и соборного отдела Об епархиальном управлении, а также определение Об епархиальном управлении самого Собора составлены, исходя из разделения управления и суда как данности.
Так или иначе, этот вопрос, наравне с прочими аспектами реформы церковного суда (например, вопросом о перенесении части судебных полномочий в благочиннические советы[572]), не относится прямым образом к нашему исследованию и нами рассматриваться не будет – мы отсылаем читателя к прекрасному исследованию Е. В. Беляковой[573]. Мы же обратимся к вопросу о преобразовании консистории как органа епархиального управления.
§ 1. В публицистическом и научно-публицистическом материале
Нельзя сказать, что вопрос о преобразовании консисторий активно рассматривался в прессе. Публицистика больше интересовалась епархиальными съездами, вероятно, потому что именно в них виделась вожделенная соборность. Мы видели, что как в записке митрополита Антония, так и в записке «32‑х» тема консисторий не затрагивалась, в отличие от вопроса о съездах. Слова записки «32‑х» о «совершении пастырского служения» епископами «совместно с сонмом пресвитеров», «пред лицом народа» можно понимать как в смысле указания на необходимость усилить роль съездов в епархиальной жизни, так и в смысле пожелания восстановления «древнего собора пресвитеров», который сопоставляли с присутствием консистории. Именно к этому призывал, например, член «Союза ревнителей церковного обновления» священник Петр Кремлевский, предлагавший, чтобы
при каждом епископе существовал постоянный, на определенный срок соборно избираемый, совет пресвитеров, [который являлся бы] сотрудником и помощником епископа в управлении делами епархии[574].
Кроме того, мы помним, что Витте в своей записке достаточно подробно критиковал консисторский строй, определяя его как противоречащий строю древнехристианскому. Осуждение консисторий не было единодушным. Так, еще 12 марта 1905 года (то есть после составления, но до публикации записки Витте), «Церковные ведомости» перепечатали из «Американского православного вестника» статью, в которой утверждалось, что «современное епархиальное управление сохранило образ древнехристианского»[575]. Если раньше малая величина епархий позволяла сохранять патриархальность и отсутствие формальности в управлении, то сейчас, полагал автор, это уже невозможно. Различные недостатки консистории, добавлял он, связаны с недостатками членов, а не строя. Консистории будут благом, когда в их члены будут назначаться достойнейшие, когда члены не будут все предоставлять секретарю, когда архиерей будет действительно вникать в дела, а не осуществлять лишь номинальный контроль[576].
Впрочем, такое положительное мнение о консисторском строе составляло скорее исключение. Затрагивавшие эту тему авторы скорее соглашались с Витте. К примеру, 24 марта 1905 года одновременно вышли в свет интервью иеромонаха Михаила (Семенова) и священника Григория Петрова, членов «группы 32‑х». И тот, и другой подчеркивали проблему засилья чиновнического бюрократизма в Церкви.
Бюрократизм целиком перешел в церковь, и церковь стала еще более бюрократична, чем государство. Это случилось отчасти по соседству, так сказать – инфекционно, отчасти же по прямому насилию. Пример первого – это «усмотрение», которое проникло в епархиальное управление и господствует там не хуже, чем в нашей мирской администрации[577],
– отмечал иеромонах Михаил. «Кто вас, чиновников, поставил судьей над нами? Кто дал вам право устроять жизнь нашу, жизнь всех верующих Церкви?»[578] – вопрошал священник Г. С. Петров. Чуть позже уже архимандрит Михаил развил свою критику в статье, помещенной в «Церковном вестнике». Консистория, писал он здесь, есть «пародия на пресвитериум», «фабрика бумаг». «Бюрократическая церковная власть приучается видеть всю суть дела в бумаге. Она отучается от духовничества»[579]. «Консистория убивает епископа»[580],
который не может за бумагами видеть истинную жизнь епархии, а видит только судные дела, ссоры духовенства и статистику. В другой статье, также помещенной в «Церковном вестнике», указывалось, что
теперь в консисторию отсылаются и такие просители, которых консисторское решение, как формальное, бумажное, не может удовлетворить, потому что консистория не увидит и не услышит самих просителей. Здесь для архиерея необходимо непосредственное знание нужд приходских, а не консисторское делопроизводство[581].
Напоминая о количестве бумаг, поступающих на рассмотрение епископа, автор статьи в журнале «Вера и разум» в конце 1906 года писал: «Епископу иногда нужно много проницательности, чтобы за мертвой формой усмотреть живую душу писавшего <…> даже если бы бумага представляла собой написанное из глубины сердца»[582].
Возвращаясь к статье архимандрита Михаила, следует упомянуть еще об одном отмеченном им недостатке консистории. Ее структура противоречива: либо епископ отменяет консисторию, действуя по отношению к ней как домашней канцелярии, либо епископ сам себя отменяет в пользу консистории, оставляя ей всю инициативу и лишь утверждая ее решения. «Консистория есть lapsus законодательства и должна умереть, сменившись церковным «священническим советом»»[583], – заключал архимандрит Михаил, суммируя таким образом публицистические дискуссии о консистории.
§ 2. В Отзывах епархиальных архиереев
Из 64 приславших свои отзывы преосвященных и епархиальных начальств по поводу реформы консистории как административного органа епархиального управления не высказались лишь восемь епископов[584].
Епископ Вятский Филарет (Никольский) детально перечислил недостатки консисторий, упоминание о которых мы находим и в других отзывах. Первый отмечаемый им недостаток – «полнейшая замкнутость учреждений»: духовенство не знает, что в них происходит. Отсутствие гласности влечет за собой соблазн легкого произвола. Это «порождает у духовенства страх, трепет и, пожалуй, отвращение (может быть, ничем не вызываемое) к этим учреждениям». Недостатком консисторий является также «канцелярская волокита»: «Епархиальное начальство имеет дело не с живыми людьми, а с мертвыми бумагами, которые стоят средостением между ним и духовенством, в ущерб самому делу». Затем преосвященный Филарет указывал на «неопределенность положения вышеуказанных учреждений в отношении их к епископу». К примеру, по УДК, члены консистории могут пересмотреть резолюцию епископа и поставить новую, но если последняя не будет утверждена епископом, то консистория «обязана даже выдавать резолюцию епископа за свою собственную». На последнем месте епископ Филарет ставил указанную в предложении обер-прокурора К. П. Победоносцева проблему отсутствия единства действий епархиальных учреждений[585].
