Анализируя, например, такое психическое переживание, как восприятие музыкального звука, мы можем: различить в нем музыкальные тона, отличающиеся между собой по силе, высоте и тембру, и можем установить созвучие этих тонов, благодаря которому они превращаются в целый аккорд. Между тем, наблюдая физические и физиологические процессы, связанные с восприятием звука, мы не найдем ничего, кроме разной степени интенсивности сгущения и разряжения воздуха, колеблющих основную перепонку уха, что, в свою очередь, производит разной степени давление на слуховой нерв. Ничего схожего между психическим ощущением качества музыкального звука и этими давлениями и движениями, различающимися только силой и степенью, нельзя найти при всем желании.
В физиологических процессах, сопровождающих музыкальное восприятие, мы не можем отличить музыкального звука от немузыкального, гармоничного от негармоничного, красивого от безобразного. Физиологические процессы происходят в мозгу во время решения математической задачи, но никакой физиолог не может сказать, какая именно задача при этом решается. Сколько бы мы ни рассматривали эти физиологические процессы, мы никогда не сможем усмотреть или прочитать в них ничего похожего, например, на чувство любви, на мысль о научной проблеме, на решение начать какую-либо работу и т. д. Между тем наличие всех этих и других внутренних переживаний в нас есть факт столь же, если еще не более, несомненный, как наличность физических вещей и процессов вне нас. Без признания этих внутренних переживаний невозможно было бы ничего понять во всей нашей жизни.
Качественное содержание мыслительного процесса или какого-либо другого переживания не определяется по физиологическим процессам, им сопутствующим. Процессы эти остаются одними и теми же и при правильной и при неправильной мысли. Большинство материалистов-механистов не могло, в силу очевидных данных непосредственного опыта, последовательно выдержать отрицание своеобразия психических явлений. В большинстве они вынуждены признать психику своеобразным «свойством материи» (иногда с оговоркой — «организованной материи»), но имеют в виду свойство именно физической материи, физического организма (мозга, нервной системы и пр.), подобное другим свойствам (химическим и прочим).
Этим не устраняется, однако, противоречие с непосредственными данными опыта, который свидетельствует о коренном отличии душевных явлений не только от отдельных веществ, но и от всяких свойств физического мира, обнаруживаемых во внешнем чувственном опыте. В отличие от всех физических явлений (механических, физических, химических и др.), душевные явления: мысль, чувства, желания — не могут быть в своем существе показаны во внешнем опыте, расположены в пространстве, превращены в другие виды физических явлений, а между тем они несомненно существуют. Не может разрешить вопрос и более умеренная формула, выдвигаемая материалистами, утверждающая, что психические явления хотя и отличны от физических, но «порождаются» ими.
Всякое физическое движение само по себе может порождать только физические явления. Для того, чтобы оно могло вызвать качественно отличное от него психическое переживание, например, цвета, звука и проч., нужно, чтобы уже была среда, способная воспринимать и переживать их. Такой средой не может быть только физическое вещество мозга, так как в нем самом по себе мы не найдем ничего сходного с качественным содержанием психических переживаний (мыслей, чувств, желаний). Такой воспринимающей средой может быть только нечто отличное от физического тела, то, что мы называем «душой» (или на научном языке «психическим субъектом»). Физические и физиологические явления могут быть только поводом для возникновения психических переживаний, сопутствовать им, наконец, отражать действия психических переживаний, но никогда не являются порождающей причиной их.
Современный «диалектический материализм» вынуждается поэтому признать в психике «новое своеобразное качество», не сводимое к физическому и не выводимое из него. Он сохраняет, правда, старое материалистическое определение психики как «свойства высокоорганизованной материи», но, по разъяснению Ленина в его книге «Материализм и эмпириокритицизм», сама материя при этом понимается не в «физическом» смысле, а в «философском» — как бытие, существующее независимо от нашего сознания, включающее в себя, очевидно, и нечто выходящее за пределы физического. По существу, здесь имеется отход от материализма в обычном понимании, хотя и сохраняется прежняя терминология.
Остается, однако, неясным, в чем суть того особенного качества, которое характеризует психическое в отличие от физического по этому пониманию. В литературе по диалектическому материализму чаще всего это особое качество характеризуется как способность «отражения» явлений внешнего мира (и «общественных отношений»). Однако эта теория «отражения» вызывает ряд вопросов, на которые трудно получить обоснованный ответ. Само понятие «отражения» предполагает наличность не только отражаемых предметов внешнего мира, но и той среды, в которой происходит отражение. Если этой отражающей средой является психика, то определить ее только одной способностью отражения — значит определять неизвестное неизвестным. Отражение может быть различным в зависимости от существенных свойств отражающей среды. Есть большая разница между отражением какого-либо предмета в зеркале и отражением в человеческой психике. Несомненно только, что отражающее по самому существу есть нечто иное, чем отражаемое. Отражение предполагает уже ранее (до отражения) существующую среду, в которой оно происходит и которая, очевидно, не может быть простым свойством отражающей материи.
В связи с этим в философских источниках диалектического материализма мы находим иногда и признание как характерной черты «психического отражения» — «субъективности» этого отражения. Психика определяется как способность «субъективного отражения», отличного, например, от отражения лучей в зеркале. Но тем самым уже признается наличность сознания как особой области бытия, наличность живого сознательного субъекта, «я» — живого и деятельного носителя сознания. Диалектический материализм, таким образом, близко подходит к признанию существования особого психического субъекта, отличного от внешнего мира, того, что называется душой. Но, подойдя вплотную к этому выводу, он сразу отступает от него в страхе перед возможностью каких-либо религиозных заключений в полном противоречии со сделанными уже допущениями и избегает упоминания о «душе».
Невозможно, таким образом, вопреки опыту и здравому смыслу, последовательно отрицать существование душевной природы человека. Но в чем же заключается своеобразие душевных явлений, отличие их от физических или телесных? В отличие от физических явлений, психические явления не пространственны. Мысли, чувства, желания нельзя расположить во внешнем мире, измерить пространственной мерой. Они не занимают место, подобно вещам, и по содержанию своему не связаны с местом. В силу этого душевные явления не могут быть предметом внешнего чувственного опыта. Мы можем наблюдать у других людей извне только действия или обнаружения их чувств, мыслей и желаний в выражении лица, движениях и пр., но не можем в чувственном опыте воспринимать самые чувства, мысли и желания. Мы можем только заключать и догадываться о них по внешним обнаружениям (поэтому у сдержанного, владеющего собой человека его действительные переживания оказываются скрытыми и недоступными для окружающих; отсюда выражение «чужая душа — потемки»).
Душевные переживания доступны только для внутреннего опыта. В противоположность физическим предметам, душевные переживания сознаются как внутренние, относящиеся к нашему «я», к нашей душе. Душевное переживание не есть простое, пассивное отражение воздействующего на нас мира. Ни одно переживание, даже простое ощущение или тем более восприятие предметов внешнего мира невозможны без активного действия души. Даже самое простое восприятие предполагает участие, внимание. Мы видим, слышим, воспринимаем только то, на что обращаем внимание. Если человек поглощен какой-либо напряженной мыслью, каким-либо сильным чувством или переживанием, он может не видеть и не слышать окружающего, хотя физически оно воздействует на него. Воздействие в данном случае не доходит до его сознания (этим объясняются хорошо известные в психологии факты, когда, например, при сильном душевном переживании не чувствуется боли от ранений в бою, когда не чувствуется усталость от работы, связанной с душевным подъемом, и бесчисленные другие факты).
Наоборот, восприятие внешних предметов обостряется и усиливается при направлении на них нашего внимания, при особом предрасположении (когда мы, например, всматриваемся нарочно в известный предмет, прислушиваемся и т. д.). Но ведь внимание есть не что иное, как направленность нашей души на что-нибудь, т. е. активное действие психики. Еще более эта активность души сказывается в представлениях, в способности ее «представить» себе образ предмета, воспроизвести его в сознании и тогда, когда его нет перед глазами, когда он не воздействует на внешние чувства (например, образ человека знакомого, но в данный момент отсутствующего, местности, в которой уже не находимся и т. п.).
