Договор вызвал значительное недовольство и мусульман, и христиан. Ал-Камиля его единоверцы упрекали в слабости. Ал-Камиль, по словам того же Ибн Васила, защищался: «Мы отдали только разрушенные церкви и монастыри. Ал-Харам и все, что в нем – и священная скала, и остальные святыни, – остались в руках мусульман, как и раньше, а символ ислама – это то, что находится в ал-Хараме».
Императора франки обвинили в предательстве. Папа и не подумал снять отлучение, а латинский патриарх Иерусалимский Герольд Лозаннский даже наложил на Святой Град интердикт. Сложилась парадоксальная ситуация: христианский государь вступает в освобожденный Иерусалим, а в городе молчат колокола. 18 марта 1229 г. император Фридрих II возложил сам на себя корону Иерусалимского королевства в храме Гроба Господня. Из духовенства никто, кроме Германа фон Зальца, на этой церемонии не присутствовал.
Особенно злобствовали тамплиеры и иоанниты, в том числе и потому, что прежняя резиденция храмовников теперь оказывалась в мусульманском квартале. Если верить Мэтью Пэрису, «сатана, этот старый мастер расколов и несогласий, пришел в зависть и внушил то же чувство обитателям той страны, и преимущественно тамплиерам и иоаннитам, которые, завидуя славе императора, сделались еще более дерзкими, опираясь на ненависть, которую питал к нему папа. Они уже знали, что папа сделал нападение на императора с оружием в руках (об этом ниже. – Д. Х. ). Желая, чтобы последний великий успех был приписан исключительно им, которые получают от всего христианства несметные богатства, предназначаемые исключительно на защиту Святой Земли, но вместо того поглощаемые ими для себя и исчезающие в какой-то бездонной пропасти, тамплиеры и иоанниты вероломно и изменнически дали знать вавилонскому султану, что император имеет намерение отправиться к реке, в которой Христос был крещен Иоанном Крестителем; что он пойдет пешком в шерстяном одеянии, сопровождаемый немногими и тайно, для смиренного поклонения в тех местах следам Христа и его Предтечи, которого не затмил своим величием ни один сын женщины [47] ; и, наконец, что султан может при этом или схватить, или умертвить императора, как то ему вздумается. Султан, получив это известие и заметив, кроме того, что письмо запечатано известной ему печатью, проклял вероломство и измену христиан, и в особенности тех из них, которые носят духовную одежду и знак креста; призвав двух своих самых близких и благоразумных советников, он сообщил им все дело, показал письмо, при котором еще висела печать, и при этом воскликнул: “Вот какова верность христиан!” При виде этого письма его советники отвечали ему после долгого и зрелого размышления: “Государь, между нами теперь заключен добрый мир: нарушение его будет делом постыдным; чтобы пристыдить христиан, пошлите это письмо с висящей при нем печатью самому императору. Вы сделаете его Вашим большим другом, ибо услуга, подобная настоящей, немаловажна”. Приняв этот совет, султан отправил письмо к императору и сообщил ему все подробности всех козней, о которых мы говорили. Между тем, как все это происходило, император, которого уже успели предупредить лазутчики, деятельные и ловкие, сначала колебался, не смея верить, что его единоверцы могли устроить против него такие козни. Но в минуту его нерешительности к нему прибыл посланный султана и доставил письмо, не оставлявшее никакого сомнения относительно той измены. Император, довольный тем, что ему удалось уйти из расставленных сетей, благоразумно затаил свое неудовольствие до того времени, когда настанет час мести, и вместе с тем сделал все приготовления, необходимые для возвратного пути в свое государство. Таково было происхождение ненависти между императором с одной стороны и тамплиерами и иоаннитами – с другой: впрочем, иоанниты в этом деле были менее виновны и преступны, нежели тамплиеры. С той поры сердце императора было связано с сердцем султана неразрывными узами дружбы и любви. Они заключили между собой тесный союз и посылали друг другу дорогие подарки. Между прочим, обратил на себя особое внимание слон, препровожденный султаном императору».
Это произвело впечатление на мусульманских историков. Один из них, Ибн ал-Фурат, даже утверждал, что «император отринул христианство и благоволил мусульманам».
Кстати сказать, это произвело впечатление и на Папу Римского, заявившего, что Фридрих «предпочитает закон магометанский нашей вере, во многих случаях он даже следует обрядам того служения».
Однако далеко не все мусульмане одобряли действия императора и его самого. «Этот рыжий безбородый и слабый на вид человек, за которого, будь он рабом, никто не дал бы и двух сотен дирхемов», – говорит мусульманский летописец. «Судя по его речам, он был безбожником и лишь разыгрывал из себя христианина», – вторил другой. И это невзирая на то, что к гневу всех христиан Фридрих дозволял муэдзинам призывать правоверных к молитве в Иерусалиме и даже (если это не клевета) дал пощечину священнику, собиравшему милостыню у мусульманских святынь.
Иерусалим освобожден. Отлучение, как говорилось, не снято. Папа обвиняет императора в том, что его коронация иерусалимским королем незаконна, и не забывает обрушиться не только на договор с египетским султаном, но и на нравы Фридриха: «Император дал в своем дворце в Акре пир сарацинам и заставил христианских женщин танцевать и играть перед ними. Утверждают даже, что все это сопровождалось постыдным развратом».
А патриарх Герольд пишет папе письмо от 26 марта 1229 г., полное ревности и злобы: «Далее мы со всей правдивостью и со жгучим стыдом сообщаем: султан, услышав, что император живет по сарацинским обычаям, послал ему певиц, называемых еще танцовщицами, а также фокусников, то есть людей, не только пользующихся дурной репутацией, но о которых вообще не принято говорить среди христиан; с ними князь мира сего развлекается во время вечерних попоек, с сарацинскими напитками, в сарацинском одеянии и вообще всяческим образом по-сарацински». Почтенный прелат, похоже, несколько преувеличивает, говоря о попойках с мусульманами (или, может быть, они были плохими мусульманами?). И что такое «сарацинские напитки»? Может быть, продукты перегонки? Ведь именно арабские алхимики, по мнению ряда историков науки, открыли спирт (другие приписывают это византийцам).
Но дело не в этом. То, что нам кажется проявлениями терпимости, уважения к культуре других, пусть и в сфере развлечений (хотя известно и об интересе Фридриха к арабской науке), в глазах пламенного священнослужителя выглядело как дьявольщина. Можно ли представить себе более разительное отличие Средневековья от нашего времени?
Или все не столь однозначно? Современный немецкий историк Эрнст Вильгельм Вис пишет в книге «Фридрих II Гогенштауфен»: «Прежде чем насмехаться над узостью мышления прошедших времен, попробуем представить себе на минуту, как на пике “холодной войны” американский президент держит личную охрану из сотрудников ГПУ, появляется в боярской шубе, разместив вблизи Вашингтона казачий полк, и, окруженный русскими женщинами, учеными, советниками и художниками, объясняет все происходящее тем, что Карл Маркс и Ленин были все-таки “good old fellows” (хорошими парнями)… Представив себе подобную картину, мы сможем лучше понять ревностного иерусалимского патриарха».
Я все же полагаю, что почтенный исследователь шутит. Даже не будучи специалистом по истории ХХ века и по Советскому Союзу, он не мог не знать, что во времена «холодной войны» (1946—1953 гг.) Государственного политического управления (ГПУ) давным-давно уже не было, а было Министерство государственной безопасности (МГБ) [48] , что казачьи части, восстановленные Сталиным в 1936 г. [49] , после Второй мировой войны были упразднены, что, наконец, никто ни в СССР, ни в США в середине ХХ в. не ходил в боярских шубах. Все это «страшилки» об ужасных русских, которыми почтенную немецкую публику пугала пресса в XIX в., рассказывая о свирепых die Kosaken и роскошествующих die Bojaren (бояр и тогда давно уже не было, но на Западе так нередко именовали русских аристократов).
Фридрих покидает Святую Землю
Пока император венчался в Иерусалиме, Папа Григорий IX пытался поднять против него Германию и Сицилию. В Германии особых успехов добиться ему не удалось. Но в Королевстве обеих Сицилий, в материковой его части, войско под командованием Иоанна Бриеннского, не простившего императору отнятие у него иерусалимской короны, с благословения Папы заняло ряд городов и земель. Мэтью Пэрис приводит в своей «Истории» письмо, адресованное Фридриху II одним из его южноиталийских вассалов. Там, среди прочего, сказано: «После Вашего отплытия, пресветлейший государь, римский первосвятитель Григорий, открытый враг Вашего Величества, собрал многочисленную армию, во главе которой поставил Иоанна Бриеннского, бывшего короля в Иерусалиме, и других именитых воителей. Он ступил с оружием в руках на Вашу землю и земли Ваших вассалов и, в противовес закону христианскому, решил победить Вас вещественным мечом, не имея возможности, как того желал, поразить Вас мечом духовным. Поименованный Иоанн, собрав многочисленное рыцарство из Франции и соседних земель, домогается быть императором, если только удастся ему Вас свергнуть и платить жалованье своим войскам из апостолической [50] казны. Иоанн и другие вожди римских войск вошли таким образом с вооруженной силой на Вашу землю и во владения Ваших вассалов. Они предают огню дома и деревни, обращают все в добычу, уводят стада, всячески мучат своих пленных и вынуждают их внести за себя выкуп. Они не отличают мужского пола от женского; кто находится вне церкви или кладбища, делается их жертвой; они овладевают городами и замками, не обращая внимания на то, что Вы служите Христу [51] . Если кто-нибудь заговорит об императоре, то Иоанн Бриеннский замечает, что кроме него нет другого императора».
