любопытство и чувство немого восхищения. Я стала ощущать беспокойство от их грозных и неумолимых взглядов. Меня удивляло их странное любопытство. Я понимала, что безбилетник на борту летящего самолёта событие из ряда вон выходящее, но почему этим были так обеспокоены пассажиры? Всё прояснилось только тогда, когда толпа склонившихся надо мной людей заволновалась и раздвинулась. Я увидела пилота, который выглядел более расстроенным и обеспокоенным, чем все пассажиры вместе взятые.
– Встаньте, Катя! – грустно и вместе с тем строго сказал он.
– Откуда вы знаете моё имя? – удивилась я.
– Кто же не знает чемпионку мира по хвастовству? – спросил он.
– Почему все собрались вокруг меня? – обратилась я к нему с вопросом, продолжая лежать.
– Встаньте, Катя, и я вам покажу, – ответил он.
Я поднялась и пошла за лётчиком, который направился в сторону кабины пилотов. Когда я вошла вслед за лётчиком в кабину, находящийся там второй пилот, сидевший за штурвалом, испуганно сжался, пытаясь отстраниться от меня, но деваться ему было некуда.
– Зачем вы привели меня сюда? – спросила я у капитана самолёта.
– Смотри! – сказал он и включил монитор. Камера монитора была направлена на хвостовую часть самолёта. То, что я увидела на экране, настолько испугало меня, что я покрылась холодным потом. Схватившись левой рукой за хвост самолёта, в воздухе болталась кариатида. В правой руке она держала крапиву, не желая с ней расставаться, потрясала ей и что-то пела. Кариатида была подобна хвосту воздушного змея, и встречными потоками её относило то в правую, то в левую сторону. Из-за её большого веса хвост самолёта относило вместе с ней. Именно поэтому казалось, что самолёт летит не вперёд, а куда-то в сторону.
– Вы понимаете, в какой критической ситуации мы находимся по вашей вине? – спросил лётчик.
– Нет! – соврала я, хотя прекрасно это понимала.
– Хорошо! – согласился пилот. – Чтобы расставить все точки над i, я обрисую создавшееся положение. Наш самолёт, совершающий рейс по маршруту Санкт-Петербург – Хельсинки – Лондон, рискует потерпеть катастрофу по вашей вине.
– А я-то здесь при чём?
– Вы здесь при том, что правда, пока не настигнет вас и не покарает, не отвяжется от вас.
– Никогда? – удивилась я.
– Никогда, – подтвердил пилот. – Поэтому, пока вы находитесь здесь, всем пассажирам и самолёту угрожает смертельная опасность.
– Да какая же опасность, когда она находиться снаружи и не может попасть внутрь? Вот если бы она находилась внутри, то тогда бы действительно пассажирам угрожала опасность. – сказала я, имея в виду под пассажирами, конечно же, саму себя.
– Ошибаетесь! Если бы она находилась внутри самолёта, то я был бы совершенно спокоен. – возразил пилот, – А опасность заключается в том, что пока она висит на хвосте, он, то есть, хвост, под её весом может попросту отвалиться. Вы меня понимаете?
– Ну и что? Пусть себе отваливается! Полетим без хвоста! – заявила я.
– Самолёты без хвостов не летают! – с отчаянием в голосе произнёс лётчик.
– Как же не летают? – возразила я. – Вот мой папа, например, даже без крыла летал, не то, что без хвоста. А знаете, почему? – с ехидцей спросила я лётчика.
– Почему же, интересно знать? – с такой же ехидцей спросил он у меня.
– Потому что он лучший в мире лётчик! А вы, наверное, просто плохо умеете летать, поэтому и говорите, что нельзя летать без хвоста. – обвинила я пилота.
Услышав от меня этот обвинительный приговор, лётчик со стоном выдохнул, и, прислонившись к стенке кабины, закрыл глаза. Постояв так некоторое время, он открыл глаза и с какой-то усталостью в голосе спросил:
– Тебе об этом сам папа рассказывал?
– О чём? – не поняла я.
– О том, что он без крыла летал.
– Нет. Мой папа скромный, как и все герои, поэтому он мне ничего не рассказывал.
– Тогда, скажи мне, пожалуйста, откуда ты об этом узнала?
– Как откуда? Да об этом все знают!
– Хорошо, – не унимался лётчик. – А все откуда узнали?
– Я им рассказала.
– Ты?
– Да, я.
– А ты откуда узнала? – снова спросил лётчик.
– Странные вы какие-то вопросы задаёте, товарищ лётчик! Да как же мне не знать, если все об этом знают? – с крайним удивлением спросила я. Мои объяснения явно обескуражили лётчика. Ему оказалось не под силу понять то, что мне казалось совершенно ясным, поэтому он оставил этот вопрос и спросил меня о другом:
– Итак, твой папа лётчик. Правильно я говорю?
– Да, – подтвердила я.
– А, если он лётчик, то должен уметь прыгать с парашюта. Верно?
– Да, – вновь подтвердила я. – Он мне много раз рассказывал о том, как это надо делать.
– Так это же совершенно прекрасно, – обрадовался пилот. – Это значит, что теоретическую часть прыжков с парашютом ты знаешь.
– Конечно, – соврала я в очередной раз, не понимая, что за этим может последовать.
– То есть, если бы возникла необходимость прыгнуть с парашютом, то ты, как и твой папа, смогла бы это сделать?
– Конечно, смогла бы.
– И не испугалась бы?
– Никогда! – опять соврала я. Не зря я всё-таки стала чемпионкой мира.
Услышав моё признание, пилот включил громкую связь и, взяв в руки микрофон, объявил на весь самолёт:
– Граждане пассажиры! Довожу до вашего сведения, что на борту нашего самолёта находится чемпионка мира по хвастовству Екатерина Гордеева, которая сделала неожиданное признание. Так вот! Спешу вас порадовать известием о том, что мы спасены, граждане пассажиры! Катя рассказала мне, что она, ко всему прочему, является, как и её папа, мастером по прыжкам с парашютом. Катя, вы можете это подтвердить нашим уважаемым пассажирам? – спросил он и передал микрофон мне.
«Назвался груздём, полезай в кузов». Это раз! «Слово не воробей, вылетит, не поймаешь.» Это два! «Типун тебе на язык!» Это три. Стоит ли продолжать пословицы и поговорки, которые приводила мне моя бабушка, пытаясь отучить меня от хвастовства? Может и стоило бы, если бы я вспомнила о них раньше, а не сейчас, когда меня, что называется, припёрли к стенке. Теперь вспоминались другие её слова, которые она говорила мне, когда приходила расплата: «Поздно, Катя, пить боржоми!». И ничего не поздно. У меня во рту от волнения всё пересохло, так что боржоми был бы сейчас очень кстати. Я бы обязательно попросила у лётчика попить, если бы он не держал микрофон у моего рта, требуя немедленного ответа. Делать было нечего, и я сказала, что подтверждаю сказанное пилотом. Громкие аплодисменты, переходящие в овации, а также крики «Ура!», и «Молодец!» раздались в салоне самолёта. Когда они несколько поутихли, пилот вывел меня в салон, и аплодисменты и крики возобновились с новой силой. Я была на вершине счастья. Ещё никто и ни разу в жизни не был так рад моему появлению. Я готова была на всё, чтобы продлить это чувство. Я находилась в каком-то радостном помрачении. Я не опомнилась даже тогда, когда пилот предложил мне показать своё мастерство в прыжках с
