Проблема морального долга
Чувство морального долга создает проблему для тех, кто придерживается секулярных представлений о мире. Кэролин Флюэр-Лоббан – антрополог, занимающаяся преимущественно тем, что она сама именует «культурным релятивизмом», теорией, согласно которой все нравственные убеждения порождены культурой (то есть мы верим в них потому, что являемся частью сообщества, придающего этим убеждениям правдоподобность), и нет объективных оснований ставить нравственность одной культуры выше нравственности другой. Вместе с тем ее приводит в ужас практика угнетения женщин в сообществах, которые она изучает. Она решила защищать интересы женщин в тех обществах, с которыми она работает как антрополог.
При этом сразу же возник парадокс. Кэролин Флюэр-Лоббан знала, что ее вера в женское равноправие уходит в корнями в принятый обществом (североевропейским, в XVIII веке) индивидуалистический образ мысли. Какое право она имела пропагандировать свои взгляды среди тех, кто не принадлежал к этому западному обществу? На это она отвечала так:
Антропологи продолжают оказывать активную поддержку культурному релятивизму. Одну из самых спорных проблем создает фундаментальный вопрос: какое имеем право мы, жители Запада, навязывать свои представления о всеобщих правах остальному человечеству… [Но] аргументом культурных релятивистов часто пользуются репрессивные правительства, возражая международному сообществу, которое критикует их за жестокое обращение со своими гражданами… Я убеждена, что релятивизм не должен мешать нам обращаться к помощи национальных и международных форумов с целью изучения способов защиты жизни И достоинства представителей любой культуры… Когда возникает выбор между защитой прав человека и защитой культурного релятивизма, антропологам следует отдавать предпочтение правам человека. Мы не можем оставаться просто безучастными наблюдателями6.
Автор задалась трудным вопросом: «Если любая культура относительна, значит, то же самое справедливо и для всеобщих прав человека, так каким же образом я могу навязывать представителям той или иной культуры свои ценности?» Но на этот вопрос она так и не ответила. Она сказала только, что ее выпады против угнетения продиктованы западными представлениями о свободе личности, но решения самого парадокса у нее нет. Поэтому автор просто заявляет, что женщины подвергаются угнетению и что она считает своим долгом изменить эту ситуацию. Мы должны нести наши западные ценности в другие страны. Наши ценности лучше, чем у других народов. Точка.
Трудный вопрос прав человека
Флюэр-Лоббан борется с серьезным кризисом в сфере прав человека. Юрген Хабермас писал, что, несмотря на их европейское происхождение, «права человека» в Азии, Африке и Южной Америке в настоящее время являются «единственным языком, на котором противники и жертвы кровавых режимов и гражданских войн могут подать голос против насилия, репрессий и гонений»7. Это указывает на колоссальную значимость морали человеческих прав, которую Майкл Дж. Перри определяет как удвоенную убежденность в том, что каждому человеку присуще достоинство и что долг призывает нас строить жизнь в соответствии с этим фактом. Подвергать насилию других людей, в равной мере обладающих достоинством, неправильно8. Но почему мы должны этому верить? От чего зависит это достоинство?
В своем очерке «Откуда взялись права?»9гарвардский преподаватель юриспруденции Алан Дершовитц рассматривает возможные варианты ответов на этот вопрос. Кто-то считает, что права человека определены Богом. Если все мы сотворены по образу и подобию Бога, тогда каждый человек должен быть священным и неприкосновенным. Дершовитц отвергает такой ответ на том основании, что среди людей насчитываются миллионы агностиков. Другие утверждают, что права человека – порождение природы, иначе говоря, ее законов. Они считают, что если изучить природу в целом и природу человека, обнаружится, что некоторые виды поведения вписываются в общий порядок вещей и являются правильными. Однако Дершовитц указывает, что в природе процветают насилие и хищничество, при которых выживает сильнейший. Вывести из законов природы концепцию достоинства отдельно взятого человека невозможно.
Согласно еще одной теории, права человека созданы нами, людьми, пишущими законы. Многие утверждают, что установить права человека – в интересах сообщества, поскольку от уважительного отношения к достоинству личности в итоге выигрывает все сообщество. А если большинство решает, что соблюдение прав человека не в его интересах? Если права человека введены большинством, значит, большинство с таким же успехом может и отменить их, перестав усматривать в них необходимость. Ссылаясь на Рональда Дворкина, Дершовитц называет этот третий взгляд на права человека несостоятельным:
Невозможно утверждать, что наличие у людей этих прав в итоге полезно всему сообществу… потому что когда мы говорим, что кто-то имеет право свободно высказывать свое мнение, мы подразумеваем, что этим правом он наделен даже в том случае, если оно не приносит пользу обществу в целом.
Если права человека учреждены большинством, для чего они нужны? Их ценность заключается в том, что на этом основании можно настаивать, чтобы большинство чтило права меньшинства и отдельных лиц, несмотря на представления о «большем благе». Права нельзя просто учредить – они должны бытьреализованы,иначе они не имеют ценности. Как заключает
Дворкин, если мы хотим защищать права личности, мы должны попытаться найти что-нибудьпомимо практической выгоды,говорящей в пользу этих прав10.
Что бы это могло быть? Ни Дворкин, ни Дершовитц не дают ответа. Дворкин в итоге обращается к одной из форм мажоритарной системы. В труде «Суверенитет жизни: спор по поводу абортов, эвтаназии и свободы личности» (1995) он пишет:
Жизнь единственного человека как организма пользуется уважением И защитой… потому что нас изумляют… процессы, в ходе которых из старой жизни возникает новая… Сила сакрального заключается в ценности, которую мы придаем процессу, предприятию или проекту, а не его результатам, рассматриваемым независимо от способа, которым они были достигнуты11.
Преподаватель права Майкл Дж. Перри отвечает на это так:
Нерелигиозным источником нормативности по Дворкину является большая ценность, которую «мы» придаем каждому человеческому существу как венцу творения; это «наше» изумление перед процессами, в ходе которых из старой жизни возникает новая… Но кого Дворкин подразумевает, говоря «мы» и «наш»? Неужели нацисты на самом деле ценили евреев? Очевидная проблема светского аргумента Дворкина… [в пользу прав] заключается в том, что он предполагает между представителями человечества наличие консенсуса, который не существует и никогда не существовал12.
Большое значение имеет новая книга Перри «К теории прав человека». Перри делает вывод, что несмотря на явное «наличие религиозных оснований для морали человеческих прав… далеко не ясно, есть ли у человеческих прав нерелигиозные13,светскиеоснования»14. Перри излагает известное утверждение Ницше, согласно которому, если Бог мертв, любая мораль любви и прав человека беспочвенна. Если Бога нет, заявляют Ницше, Сартр и другие, значит, не может быть веских причин проявлять доброту, любить, стремиться к миру. Перри цитирует Филиппу Фут, которая говорит, что секулярные мыслители восприняли идею об отсутствии Бога и смысла в жизни человека, но «в действительности не присоединились к битве Ницше за мораль. В общем и целом мы как ни в чем не бывало продолжали принимать нравственные суждения как должное»15. Почему мы продолжаем так поступать?
Внушительное «Это кто сказал?»
Этот довод изложен в классическом эссе покойного профессора права из Иеля Артура Леффа. Большинству людей кажется, что права человека не созданы, а обретены нами, что они существуют и что большинство должно относиться к ним с уважением, независимо от того, нравятся ему эти права или нет. Однако Лефф пишет:
Когда же станет недопустимо обращаться к официальному И интеллектуальному аналогу возгласа, который в барах и аудиториях известен под названием внушительного «Это кто сказал?» В отсутствие Бога… каждая… этическая и юридическая система… будет выделяться ответом на ключевой вопрос: кому из нас… следует позволить провозглашать «закон», которому надлежит подчиняться? Сформулированный настолько неудачно вопрос вызывает такое интеллектуальное беспокойство, что неудивительно существенное количество мыслителей в сфере юриспруденции И этики, даже не пытающихся подступиться к нему… Бог либо есть, либо Его нет, и если все-таки нет, ничто другое и никто другой не может занять Его место…16.
