С другой стороны, жажда мести продиктована не доброй, а злой волей. Даже если мы уверяем: «Я просто хочу привлечь обидчика к ответственности», – нашим подлинным мотивом может быть просто желание уязвить его в ответ. Если мы вступаем с обидчиками в конфликт не ради их самих и не ради общества, а ради себя, чтобы поквитаться, вероятность, что виновник случившегося раскается, близка к нулю. В этом случае наша реакция непропорциональна: мы жаждем не справедливости, а мести, хотим не заставить обидчика измениться, а причинить ему боль. Наши требования чрезмерны, позиция негуманна. Наш противник сразу поймет, что цель конфликта – нанести ему ущерб. И цикл возмездия будет запущен.
Лишь в том случае, если нам сначала удастся достичь внутреннего прощения, наш разговор с обидчиком будет сдержанным, мудрым и милосердным. Только когда мы избавимся от потребности увидеть, как пострадает тот, кто причинил страдания нам, у нас появится шанс добиться изменений, примирения, исцеления. Чтобы рассчитывать на возрождение, мы должны смириться с дорогостоящим страданием и смертью прощения.
Никто не олицетворяет высокую цену прощения лучше Дитриха Бонхеффера, историю которого я привел в главе 42. После возвращения в Германию, где Бонхеффер выступал против Гитлера, он написал в книге «Цена ученичества» (1937), что истинное прощение всегда представляет собой одну из форм страдания.
Бремя брата моего, которое я должен нести, – не только внешние проявления его жребия, его природные характеристики И таланты, но и в буквальном смысле его грех. И единственный способ нести этот грех – простить его силой распятия Христова, к которому я ныне причастен… Прощение – страдание, подобное Христовому, И долг христианина – вынести его3.
В апреле 1943 года Бонхеффера арестовали и отправили сначала в тюрьму, затем в концлагерь Флоссенбург и незадолго до окончания Второй мировой войны казнили.
Как Бонхеффер исполнял собственные слова? Его прощение было дорогостоящим, поскольку его врагами были боль и зло. Его прощение не было «дешевой благодатью», о которой он сам писал в книге «Цена ученичества». Он не игнорировал и не оправдывал грех, а открыто противостоял ему, хотя и поплатился за это всем, что имел. Его прощение было дорогостоящим еще и потому что он отказался ненавидеть. Он прошел через все муки, чтобы полюбить своих врагов, поэтому его сопротивление их злодеяниям было обдуманным и отважным, а не злобным и жестоким. Поразительные свидетельства этому обнаруживаются в письмах и статьях, которые Бонхеффер писал во время заключения. Отсутствие горечи у него изумляет:
Пожалуйста, ни в коем случае не тревожьтесь и не беспокойтесь обо мне, но не забывайте молиться за меня – уверен, вы и не думали забывать. Я настолько убежден в руководстве Божием, что надеюсь всегда пребывать в подобной уверенности. Ни в коем случае не сомневайтесь в том, что я с радостью и благодарностью следую путем, по которому меня направляют. Моя прежняя жизнь до краев полна благодатью Божией, мои грехи искуплены всепрощающей любовью распятого Христа…4
Здесь мы видим, как Бонхеффер просто воплощает в жизни то, что совершил ради него Иисус. Иисус взял на себя его грехи, расплатился за них. Теперь Бонхеффер волен сделать то же самое ради других. Благодаря божественному прощению Бонхеффер приходит к пониманию человеческого прощения. А теперь мы воспользуемся замечательным примером Бонхеффера, образцом человеческого прощения, чтобы понять божественное.
«Почему Иисусу пришлось умереть? Неужели без этого Бог не мог простить нас?» Об этом спрашивают многие, но теперь мы видим, что никто не может простить «без этого», «просто так», если зло велико. Простить – значит взять затраты на себя вместо того, чтобы возлагать их на виновника, и получить возможность обратиться к врагу в любви, убеждая его возродиться и измениться. Простить – значит взять на себя долг, возникший из-за греха. Каждый, кто прощает большое зло, проходит через смерть и воскресение, гвозди, кровь, пот и слезы.
Каждый, кто прощает большое зло, проходит через смерть и воскресение, гвозди, кровь, пот и слезы
Так стоит ли удивляться тому, что Бог, решив не наказывать нас за все зло, которое мы причинили Ему и друг другу, а простить, Сам претерпел казнь на кресте в образе Иисуса Христа и умер на нем? Как говорит Бонхеффер, каждый, кто кого-нибудь прощает, берет на себя его грехи. Мы видим, как на кресте Бог зримо и всеобъемлюще сделал то, что должен делать каждый человек, только в значительно меньшем масштабе, чтобы кого-нибудь простить. Разумеется, я убежден, что точно так же действует и человеческое прощение, поскольку мы неизбежно являемся отображением нашего Творца. Вот почему нам не следует удивляться, еслинамкажется, что единственный способ восторжествовать над злом – пройти через страдания прощения, и это особенно справедливо для Бога, чья праведная страсть, стремление одержать победу над злом, и чье искреннее желание простить людей бесконечно сильнее наших.
Здесь важно вспомнить, что в христианской вере Иисус Христос всегда считался Богом5. Поэтому Бог не причинял боль кому-то другому, а на кресте Сам познал боль, насилие и зло этого мира. Следовательно, библейский Бог не такой, как первобытные божества, гнев которых требовалось усмирять кровью жертв. Скорее это Бог, который становится человеком и отдает собственную кровь, чтобы восстановить нравственную справедливость и обеспечить милосердную любовь, с помощью которой Он когда-нибудь уничтожит все зло, не уничтожая при этом нас.
Значит, крест – это не просто прекрасный пример жертвенной любви. Расставаться с жизнью без веской причины неправильно, такой поступок не внушает восхищения6. Смерть Иисуса является примером, только если она абсолютно необходима для нашего спасения. И без нее действительно нельзя было обойтись. Зачем Иисусупонадобилосьумереть, чтобы простить нас? Долг следовало уплатить, и Бог сам уплатил его. Кто-то должен был понести наказание, и Бог сам его понес. Прощение всегда представляет собой одну из форм дорогостоящего страдания.
Мы увидели, как человеческое прощение и его высокая цена проливают свет на божественное прощение. Но именно божественное прощение является абсолютным основанием и источником для человеческого. Бонхеффер неоднократно свидетельствует об этом, утверждая, что именно прощение Иисусом на кресте придало ему такую уверенность в любви Бога, что он способен посвятить жизнь жертвенному служению другим людям.
Вторая причина: подлинная любовь – личный обмен
В середине 90-х годов состоялась богословская конференция протестантской деноминации, на которой один из выступающих сказал: «По-моему, теория искупления нам вообще не нужна: ни к чему эти распятия, кровь и прочие ужасы»7. Почему бы нам не сосредоточить внимание на учении о том, что Бог – это Бог любви? Ответ таков: если вычеркнуть крест, Бога любви у нас не будет.
В реальном мире взаимоотношений невозможно любить людей, у которых есть проблемы или потребности, и при этом не разделять их или даже не пытаться поставить себя на место этих людей. Вся подлинная любовь, преображающая жизнь, связана с подобным обменом в той или иной форме.
От нас почти не требуется усилий, чтобы любить человека, который счастлив и у которого все в порядке. Но задумаемся об эмоционально страдающих людях. Невозможно слушать и любить таких людей и оставаться невозмутимо спокойным. Ваши слова могут вызывать у собеседников прилив сил и уверенности, но это возможно лишь в том случае, если вы эмоционально выкладываетесь во время таких разговоров. Или вы, или они: чтобы эмоционально подбодрить их, вы должны быть готовы к эмоциональным затратам.
Еще один пример. Представьте себе, что вы общаетесь с человеком, который ни в чем не виноват, тем не менее за ним охотятся тайные агенты, правительство, некая влиятельная организация. Он обращается к вам за помощью. Если вы откажетесь, он скорее всего погибнет, но если вы встанете на его сторону, вам, человеку, который еще совсем недавно находился в полной безопасности и был уверен в этом, грозит смерть. Такие ситуации часто возникают в фильмах. Опять-таки, или он, или вы: благодаря вашему вмешательству у этого человека прибавится уверенности, – но лишь потому, что вы согласитесь вместе с ним страдать от неопределенности и уязвимости.
Возьмем родительские обязанности: дети появляются на свет совершенно беспомощными. Они не в состоянии быть самодостаточными и независимыми, если родители на долгие годы не расстанутся с большей частью своей независимости и свободы. Если вы не позволите детям мешать вам работать и развлекаться, когда захочется, и будете заниматься ими только когда вам удобно, дети будут развиваться лишь физически. Их эмоциональные потребности останутся неудовлетворенными, дети будут расти беспокойными и чрезмерно зависимыми. Выбор очевиден: вы можете пожертвовать либо своей свободой, либо свободой детей. Они – или вы. Чтобы ваши дети чувствовали себя любимыми, у вас должно убавиться того, чего прибавится у них. Вам придется приобщиться к их зависимости, чтобы, в конце концов, они могли изведать свободу и независимость, которыми пользуетесь вы.
