ТОРГОВЕЦ РЫБОЙ
Рассказывают, что равви Элимелек не справлял должным образом трапезу по окончании субботы, называемую «трапезой царя Давида», и поэтому царь Давид рассердился на него. Рассказывают также.
Как–то в пятницу вечером пришел к равви Элимелеку некий человек, одетый как крестьянин. Он принес корзину с рыбой и предложил равви купить его товар. Говорил незнакомец на местном наречии. Цадик отправил торговца к жене, но та отослала его, сказав, что все уже приготовила для субботы. Но торговец не успокоился и снова подошел к равви. Равви Элимелек стал упрашивать жену купить что–нибудь у этого человека, но жена и слушать не хотела. И тогда торговец, войдя в комнату равви, вывалил свою рыбу из корзины на пол, где та запрыгала по всей комнате, и произнес: «Будет хорошо, если ты используешь эту рыбу для «трапезы царя Давида». Равви Элимелек от удивления широко раскрыл глаза: такая была у него привычка – раскрывать свои и без того большие глаза как можно шире, когда он хотел кого–либо рассмотреть. Помолчав, он сказал таинственному незнакомцу: «У самого у меня уже нет сил праздновать твою трапезу подобающим образом, но я велю своим детям обязательно делать это».
Последние два года своей жизни равви Элимелек ел и пил очень мало, да и эту пищу принимал, только поддавшись уговорам домашних. Однажды, когда его сын Элеазар со слезами упрашивал равви поесть побольше, чтобы сохранить в себе жизнь, равви Элимелек, улыбнувшись, сказал ему: «Что за грубую еду вы мне подаете! О, если бы я только мог скушать тарелку каши, которую я и брат мой Зуся вкушали на маленьком постоялом дворе на Днестре во дни наших странствий!»
Какое–то время спустя после кончины равви Элимелека его сын предпринял поездку к тому маленькому постоялому двору на Днестре. Приехав, он попросил ночлег и ужин. «Мы люди бедные, – сказала ему жена хозяина. – Мы получаем у крестьян в обмен на водку горох и бобы. Часть из них мой муж отвозит на рынок и снова меняет на водку, а остальное мы съедаем. Так что на ужин у нас ничего нет, кроме каши из бобов и гороха».
«Тогда подайте мне каши», – сказал равви Элеазар. Покуда он читал вечернюю молитву, каша была уже на столе. Он съел тарелку, затем вторую и попросил третью. «Скажи мне, что ты кладешь в кашу, что она такая вкусная?»
«Поверьте мне, господин, – сказала женщина. – Я туда ничего не кладу». Но равви настаивал, и наконец хозяйка произнесла такие слова: «Если каша кажется тебе такой вкусной, то это оттого, что в ней есть райский вкус». Затем она рассказала следующее: «Много лет тому назад здесь останавливались двое праведников. Да будет вам известно, что они были истинными цадиким. А поскольку мне было нечего им подать, кроме каши, то пока я ее готовила, молилась: «Владыка мира, у меня больше ничего нет в доме, а у Тебя есть все. Поэтому смилуйся над Твоими бедными и голодными слугами и положи в эту кашу немного райских трав!» И когда я поставила кашу на стол, то два праведника съели целый большой горшок, а когда я поставила второй, то съели и его. Затем один из них сказал мне: «Дочь моя, у твоей каши райский вкус». И теперь, готовя кашу, я снова произнесла ту молитву».
Спросили равви Элимелека: «В Писании читаем, что фараон сказал Моисею и Аарону: «Сделайте чудо для себя»*[237]. Как нам это следует понимать? Не более ли правильно было бы ему сказать: «Сделайте чудо для меня»?»
Равви Элимелек растолковал: «Маги всегда знают, что и как они собираются сделать. То, что они делают, – чудо не для них, а для всех остальных. Но кто действует потому, что Бог дает ему силу делать это, не знает, как, почему и что он делает, и чудо, которое возникает из его деяний, удивляет и его самого. Именно это и имеет в виду фараон: не хвалитесь предо мною понапрасну, а сотворите истинное чудо, которое могло бы подтвердить слова ваши».
Равви Габриэль, ученик равви Элимелека, как–то ехал к своему наставнику в повозке с грубым, неотесанным извозчиком, который, к удивлению равви, всю дорогу рассказывал седоку примитивные анекдоты. Когда они приехали к дому цадика, Элимелек выбежал навстречу, с нескрываемой радостью поприветствовал возницу, а на равви Габриэля не обратил почти никакого внимания. На обратном пути ученик Элимелека хотел было услужить вознице, которому учитель оказал такое уважение, но тот не позволил ему.
Несколько месяцев спустя равви Габриэль приехал в город и там увидел того самого извозчика, разговаривавшего с каким–то каменщиком. Он незаметно последовал за ними и услышал, как один из них сказал другому: «У Мелека ты слышал немного истины, но сейчас услышишь больше». Другой повторил, как бы вторя ему: «У Мелека ты слышал немного истины!» И тут они увидели притаившегося в углу равви и набросились на него: «Уходи отсюда! Что тебе делать с такими неотесанными людьми, как мы!»
Равви Габриэль вынужден был уйти.
После смерти равви Элимелека равви Габриэль ехал как–то через лес и встретил повозку своего друга, равви Ури, ехавшего ему навстречу. Равви Габриэль рассказал ему о том, что слышал от извозчика и каменщика. И тогда они упали на землю под деревьями, плача и причитая: «Немного истины мы знали в мире, но и ту удалили от нас!»
Равви Моше Эфраим, внук Баал Шема, был противником польских хасидим, потому что слышал, что они чересчур сурово умерщвляют свою плоть и разрушают в себе образ Божий вместо того, чтобы сделать совершенными все части своего тела и объединить их с душой в один священный сосуд, служащий Господу. Когда после смерти равви Элимелека к Моше Эфраиму приехал равви Мендель из Рыманова и спросил о том, кто будет преемником, как и наказал ему покойный учитель, то равви Моше Эфраим распознал в госте «поляка» и принял его очень прохладно, даже недоброжелательно. Это так огорчило равви Менделя, что он даже изменился в лице. Равви Моше Эфраим заметил это и, уже дружелюбно, спросил: «Учился ли ты у цадика?» «Я учился у равви Элимелека», – сказал Мендель. Равви Эфраим посмотрел тогда на него очень внимательно и спросил: «А что тебе представляется самым чудесным в этом необыкновенном человеке?» Задавая свой вопрос, равви Эфраим подумал: «Теперь лицо этого хасида примет нормальный вид, и он расскажет мне какую–нибудь чудесную историю».
Равви Мендель ответил: «В те дни, когда мой учитель погружался в созерцание страшного величия Бога, его артерии становились тугими, как канаты. А артерия за ухом, которая не трепетала у равви ни при каких обстоятельствах в течение всей его жизни до самой кончины, – эта артерия билась тогда с невероятной силой».
Равви Моше Эфраим помолчал какое–то время, а затем произнес: «Я этого не знал». Потом опять: «Я этого не знал». После этого он принял у себя в доме равви Менделя, словно родного сына.
После свадьбы равви Залман, согласно обычаю, жил несколько лет в доме тестя. Но его отчужденность, его манера молиться и весь его способ служения Богу были чужды тестю и теще, и хотя они дивились учености зятя, считали его безумным. Стали приставать они к дочери, чтобы та потребовала развода, но она отказалась, и тогда тесть с тещей стали всячески затруднять Залману жизнь. Они не давали ему свечей, и он вынужден был учиться при свете луны. В зимние ночи не топили в его комнате печь, и он страдал от холода. Когда же Залману исполнилось двадцать лет, он отправился к маггиду в Межрич.
Когда равви Залман стал знаменитым, теща его раскаялась в своих прегрешениях и стала упрекать себя за то, что притесняла зятя на пару со своим мужем, к тому времени уже умершим. Она попросила цадика, чтобы он вернулся к ней в дом, а уж она обеспечит его всем необходимым, и не будет ни в чем недостатка ни ему, ни его хасидим. Равви Залман отклонил это предложение, но женщина продолжала его упрашивать. Тогда он сказал:
«Смотри, разве бывает кому–нибудь лучше, чем младенцу во чреве матери? Нет у него забот о пище и питье. Горит над ним светоч, и он постигает всю Тору. Но когда младенец выходит на свет, появляется ангел и шлепает его по устам, и ребенок тотчас забывает все, чему научился. Но если б мог человек вернуться в утробу матери, то не захотел бы. Почему? Потому что вырос».
Равви Залман договорился со своим братом ехать к святому маггиду в Межрич. Он попросил жену отпустить его, и та согласилась при условии, что через полтора года муж вернется. На скопленные женой тридцать рублей Залман купил лошадь и повозку. Брат же поехал, не поговорив с женой. Когда доехали они до города Орши, лошадь упала и сдохла. «Это потому, что ты поехал без разрешения жены, – сказал равви Залман брату. – А теперь тебе дан знак свыше, что ты не должен продолжать свой путь без разрешения жены. Так что вернись домой, а я пойду дальше, и всем, что получу от маггида, поделюсь с тобой». Так они расстались, и равви Залман пошел в Межрич пешком.
