не дающее, впрочем, права отрицать бытие Божие категорически.
что подобное, хотя и в очень примитивной форме, испытывает наш комсомолец. Я не знаю, есть Бог или нет Бога, и не хочу обманывать себя ни в ту ни в другую сторону.
Отец. Вы, значит, сомневаетесь?
Учитель. Да, сомневаюсь.
Отец. Если ваше сомнение не равнодушие, я вам не завидую. Вас тогда жалеть надо.
Учитель. Может быть. Но выхода ни вы, ни кто другой мне не укажут; и всякие споры о вере бесплодны.
Отец. Зачем же тогда вы спорите со мною? Видно, что–то у вас болит. Видно, есть у вас какая–то, пускай, самая слабая, надежда: «а вдруг, кто–нибудь мне и докажет, что Бог существует». Думаю, вы
Необходимо поэтому рассмотреть сомнение беспристрастно, т. е. не упорствуя в нем, во что бы то ни стало, и
не совсем ошибаетесь. Надо только беспристрастно подойти к вопросу. Если вы хотите сомневаться, если любите именно свое сомнение,
— вы не беспристрастны. В этом случае вы уже закрыли глаза, чтобы не видеть доказательств. Но неверно, что «научно», доводами разума бытие Божие совсем недоказуемо; хотя неверно, что доводами разума или «научно» оно доказуемо вполне и до конца. В достаточной мере Бог дан не горделивому разуму, а смиренной вере. Бог уходит от человека, если человек любит только себя и свое сомнение, если он в сомнении своем упорствует. Для того, чтобы победить сомнение, необходимо не упорствовать в н е м, а верить и любить.
Учитель. Но как же я могу верить, если мне не позволяет этого мой разум? Я не хочу отказываться от моего сомнения потому, что не хочу быть неискренним с самим собою. Вы же предлагаете мне отвергнуть мои сомнения, ибо они для меня тяжелы, й сделаться слепым и не рассуждающим рабом того, во что верят и чем счастливы другие.
не смешивая веры с необоснованным доверием, тем более, что даже сомневающийся во что–то верит.
Отец. Вы смешиваете веру с необоснованным доверием. Необоснованное доверие, действительно, слепо и унижает человека, ограничивая его свободу. Вера же совсем не слепа, свободна и обоснована лучше всякой науки. И вы напрасно предполагаете, будто сейчас вы не раб многих ходячих непроверенных мнений и не раб самого вашего сомнения. Желаете — рассмотрим оба эти вопроса.
Учитель. С большою охотою. Но раньше, вы, кажется, сказали, что можно, хотя бы и не вполне, доказать бытие Божие с помощью разума. Я бы очень не прочь обновить запас известных мне аргументов или встретиться с действительно убедительными.
Этим определяется план беседы. — Надо показать господство необоснованного доверия, раскрыть смысл веры и уяснить доводы в пользу бытия Божьего.
Отец. Тогда наметим такой план нашей беседы. — Сначала я постараюсь показать, что ваши убеждения, знания и даже сомнения есть вид необоснованного доверия или недостаточно осознанной веры. Затем попытаемся выяснить, что такое истинная вера. Наконец, уясним себе доводы разума в пользу бытия Божьего. Согласны?
У ч и т е л ь. Согласен и готов вас слушать.
На необоснованном доверии покоится вся наша деятельная жизнь и наше знание. —
Отец. Вся наша деятельность и все наше знание основаны не на том, что доказано разумом, а на доверии. Мы ездим по железным дорогам и летаем на аэропланах только в силу доверия — потому, что много раз видели их правильно действующими, и потому, что о них говорили нам другие. Но, как бы много случаев
Разумом не доказуемы ни общие суждения, ни
мы ни знали, не могут нам быть известными все случаи. Вполне возможно, что этот именно поезд не пойдет, а полетит по воздуху, что тот именно аэроплан провалится сквозь землю. Конечно, мое предположение и вам и мне самому кажется нелепым. Но почему же мы так уверены в его нелепости?
Учитель. Потому что не было ни одного случая, который бы его подтверждал, но все случаи подтверждают обратное.
О т е ц. Из того, что случай летания поезда по воздуху нам не известен, еще не следует, что такой случай невозможен. Мы даже не вправе сказать, что его нигде и никогда не было. У нас нет права говорить обо всех случаях, но
— только об известных нам слу чаях, которых вовсе не так много. Всех случаев мы никогда не узнаем, так как большинства их еще и не было.
законы природы.
Учитель. Предположение ваше противоречит законам природы.
Отец. Может быть, законы природы таковы, что до утверждения рабоче–крестьянской власти, до «скачка из царства необходимости в царство свободы» поезда должны были ходить по земле, а аэропланы летать, с наступлением же этого царства все будет наоборот. До сих пор, по крайней мере, «наоборот» являлось лозунгом советской власти. Заметьте, что на таком именно отношении к законам природы покоятся весьма распространенные оккультистские мнения. Эти мнения, можно сказать, питаются отрицанием того, что для нас с вами представляется необходимым и доказанным. Вы знакомы, конечно, с теорией относительности. Очень показательны выводы из нее, которые делаются и учеными и даже просто образованными людьми. — Со времен Коперника законом природы считалось, что земля обращается вокруг солнца. Теперь многие сторонники теории относительности возвращаются к Птоломею и говорят, что солнце ходит вокруг земли.
Учитель. Это не вытекает из теории относительности, так как…
Отец. Вполне с вами согласен. Меня нисколько не занимает правильность геоцентризма. Посмотрите, с какою горячностью многие его защищают. Чего же после всего этого стоит наша уверенность в законах природы? Не на доверии ли основывается их признание?
Учитель. Мы всегда сами можем проверить любой закон.
О т е ц. В этом я сильно сомневаюсь. Дайте–ка мне строгое доказательство законов Ньютона без знания высшей математики. А с высшей математикой знакомо меньшинство, тогда как в законах Ньютона уверены все образованные люди. Ссылки вроде «наука доказала», «наукою установлено» — ссылки невежд и соб —
«Научное» равнозначно «сомнительному»,
ственно говоря не что иное как деликатное выражение мыслей: «я верю, что наука доказала», «я верю, что наукою установлено». В обыч ном словоупотреблении «научный» значит «принимаемый на веру». Никому и в голову не придет утверждать, будто он видит солйце потому, что это «научно». Очевидность и несомненность никогда «научными» не бывают. «Научное» всегда есть «сомнительное».
Учитель. Но в области точных наук, η математике, например, дело, может быть, обстоит и иначе?
даже для ученых.
Отец. Если бы даже было так, подавляющему большинству людей и самих ученых — ведь энциклопедисты в подлинном смысле слова невозможны уже давно — от этого не легче. Но и в «точных науках» картина получится та же самая. Современная физика строится на теории вероятностей, геометрию пытаются сделать отделом физики, математика бессильна доказать свои аксиомы. Я не утверждаю, что нет абсолютно достоверного знания. Я думаю, что оно есть, Но я утверждаю, что достоверность его не может быть обоснована разумом, как вы его понимаете и как обычно его понимают. Поэтому разумное обоснование самой точной науки приводит или к недоказанной гипотезе, к вероятию, или к религиозной вере.
Учитель. Если согласиться с вами, то невозможны какая–либо деятельность и жизнь.
Тем не менее жить на основе одних вероятностей нельзя.
О т е ц. К тому я речь веду. — Раз мы живем и действуем, мы руководимся не доводами разума, т. е. в последнем счете не ими. Мы живем верою. И у так называемого неверующего нет ни малейших оснований превзноситься перед верующим: он тоже верит, только верит в другое. Почему же ему не переменить веру?
Учитель. Согласимся с этим. Но я не вижу, зачем мне менять веру. С моею верою я живу, действую и, в общем, довольно сносно. И если нельзя с полною необходимостью доказать, что законы природы существуют, в высокой степени вероятно, что они есть, хотя бы мы их л знали лишь приблизительно. Вероятия мне достаточно.
Отец. Признаться, по такому вероятию жить бы мне не хотелось, да, думаю, и вам тоже. Но мне кажется, что здесь как раз вы неискренни с самим собою. Допуская, что существова–хотя бы даже на первичной для всех вероятности бытия Божьего.
ние законов природы вероятно, мы допускаем, что вероятно существование чего–то незыблемого, безусловного или абсолютного. Но безусловное или абсолютное есть Бог. Значит, мы допускаем вероятность того, что существует Бог; и живем мы верою в Бога, хотя этого и не сознаем.
Учитель. Вероятность не совпадает с достоверностью.
И практически мы живем, исходя не из вероятности, а из достоверности.
Отец. Конечно. Но вдумаемся немного в это. Если есть безусловное (а вероятно, что оно есть), почему не может быть и безусловного, т. е. достоверного, знания о нем? И откуда у нас мысль о безусловном и достоверном, если его нет ни вне нас ни в нас? Из ничего, ничего не бывает. Мы убедились в том, что разумное знание — ведь, в конце концов, можно усомниться и в самом разуме — не может быть безусловно–достоверным и несомненным: оно лишь вероятно. Но мы отнюдь еще не доказали, что вообще нет и не может быть никакой достоверности. Возможно, что она и есть. Нам ясно даже, что, если они есть, она как–то связана и с нашею деятельностью. Обратите внимание на один любопытный факт. — Мы признали вероятность того, что есть нечто безусловное. Но вероятностью ли его руководимся мы в нашей жизни? Разве ни самом деле мы живем и действуем по вероятию? Разве мы не безусловно, не абсолютно уверены н су ществовании некоторых «каких–то» законов природы? Доводами разума мы убеждаем себя, что живем и действуем по вероятию; практически же мы живем и действуем на основании абсолютной уверенности. Если ограничить себя только доводами разума, никогда не удастся устранить всякое сомнение в суще ствовании внешнего мира и других людей. Мо жет быть, я только сплю; может быть, все мне· только «кажется». Но кто же из нас считает существование внешнего мира и других людей только вероятным? Очевидно, есть какое–то зна ние, более достоверное, чем знание с помощью разума. Ведь мы уверены (а не предполагаем только), что мир существует. Мы уверены (а не считаем только вероятным), что есть истина, есть нечто безусловное.
