Учитель. Вероятность не совпадает с достоверностью.
И практически мы живем, исходя не из вероятности, а из достоверности.
Отец. Конечно. Но вдумаемся немного в это. Если есть безусловное (а вероятно, что оно есть), почему не может быть и безусловного, т. е. достоверного, знания о нем? И откуда у нас мысль о безусловном и достоверном, если его нет ни вне нас ни в нас? Из ничего, ничего не бывает. Мы убедились в том, что разумное знание — ведь, в конце концов, можно усомниться и в самом разуме — не может быть безусловно–достоверным и несомненным: оно лишь вероятно. Но мы отнюдь еще не доказали, что вообще нет и не может быть никакой достоверности. Возможно, что она и есть. Нам ясно даже, что, если они есть, она как–то связана и с нашею деятельностью. Обратите внимание на один любопытный факт. — Мы признали вероятность того, что есть нечто безусловное. Но вероятностью ли его руководимся мы в нашей жизни? Разве ни самом деле мы живем и действуем по вероятию? Разве мы не безусловно, не абсолютно уверены н су ществовании некоторых «каких–то» законов природы? Доводами разума мы убеждаем себя, что живем и действуем по вероятию; практически же мы живем и действуем на основании абсолютной уверенности. Если ограничить себя только доводами разума, никогда не удастся устранить всякое сомнение в суще ствовании внешнего мира и других людей. Мо жет быть, я только сплю; может быть, все мне· только «кажется». Но кто же из нас считает существование внешнего мира и других людей только вероятным? Очевидно, есть какое–то зна ние, более достоверное, чем знание с помощью разума. Ведь мы уверены (а не предполагаем только), что мир существует. Мы уверены (а не считаем только вероятным), что есть истина, есть нечто безусловное.
Учитель. Откровенно говоря, я этого не знаю, но
Сомнение в этой достоверности
сомневаюсь во всем и ни в чем не уверен. Еще и повседневной жизни я, пожалуй, замечаю в себе ту безусловную уверенность, о которой вы говорите, т. е. не сомневаюсь, например, в бытии мира; Но стоит мне об этом подумать, как сейчас же возникает сомнение в безусловности моей уверенности.
О т е ц. А вы больше живете и действуете, чем размышляете, или наоборот?
Учитель. Разумеется, больше живу, хотя я человек и не особенно деятельный. Но это не меняет дела.
Отец. Этим, все–таки, многое объясняется, как и склонностью вашей здесь, в тюрьме, по возможности реже менять свое положение: вы почти все время лежите. Вы пассивны и ленивы. Но совершенно верно — как всякий человек, вы меньше думаете и сомневаетесь, чем действуете. В деятельности вашей жизни у вас есть — вы сами это признали — и безусловная уверенность
возможно только на основе абсолютной достоверности, которая
и уверенность в чем–то безусловном. Вам кажется, что в минуты вашего сомнения вы теряете безусловность вашей истины: вы сомневаетесь в ее безусловности. Если бы вы даже были правы (и — замечу в скобках — вполне здоровы, так как считаю ваше сомнение болезнью), отсюда не следовало бы, что безусловной истины нет. В самом сомнении вашем вы не решитесь сказать, что ее безусловно нет, что нет безусловного. Ведь тогда бы отсутствие безусловной истины и было безусловною истиною. Тогда бы вы уже нашли безусловную истину и не сомневались. Итак, безусловная истина до вашего сомнения — когда вы жили не уединенным размышлением, а всею полнотою деятельности — для вас существовала. Когда же вы стали уединенно размышлять, она с вами рассталась. Очевидно, истина — не вы сами и не вами создана. Как бы в этом случае могли вы с нею расстаться? Как бы вы, не будучи безусловною истиною (а ведь вы и в своем существовании можете усомниться), могли ее создать? Если же истины еще и вообще нет, как могли вы ее когда–либо воспринимать и как можете о ней думать? Тогда бы не было у вас и чувства достоверности.
не может быть иллюзией.
Учитель. Мое восприятие и это чувство могли быть психологической иллюзией.
Отец. Вы воспринимаете истину не как иллюзию, и вспоминаете о ней не как об иллюзии. Вы только вашим разумом предполагаете, что она могла быть иллюзией. Но каким образом знаете вы об иллюзии и отличаете иллюзию от истины, раз не знаете, что такое истина? Откуда знание о безусловной истине, о чем–то достоверно существующем, если эта истина, если это достоверно существующее не существуют ни вне человека, ни в качестве человека? Поэтому, если, сомневаясь, вы уже не знаете достоверного, а знали его раньше, — достоверное раньше было с вами, а теперь вас покинуло. Но точно ли оно вас покинуло! Действительно ли вы с ним расстались? Не живет ли оно еще с вами, хотя и какою–то бледною тенью? Как я сказал, если человек сомневается, истинно или не истинно познаваемое им, он уже знает, что такое истина. Сомневаться можно только на основе несомненного или из несомненного. Сомнительное есть не достоверное, не несомненное, а несомненное есть достоверное и первичное. Сомнение — недостаток достоверности, которая богаче, полнее сомнительного. В сомнительном как таковом нет несомненного, хотя сомнительное есть и таково потому, что есть несомненное. И естественно, что полнота жизни и деятельности связана с чувством достоверности, а в сомнении жизнь умирает. Сомнение и есть умирание. Предел сомнения — смерть. Таким образом, в самом сомнении достоверное, несомненное, безусловное всецело человека не покидает. И только потому человек может сомневаться и
Таким образом, с человеком соединено нечто несомненное и безусловное,
рассуждать. И ясно: не рассуждениями, не доводами разума постигается несомненное, так как сами рассуждения, сами доводы разума возможны только потому, что оно есть. Разум словно устремлен из несомненного вовне.
Учитель. Какие же вы из этого делаете выводы?
О т е ц. С человеком неразрывно, хотя и не с одинаковою, а с непрерывно убывающею или возрастающею степенью полноты соединено несомненное и безусловное. Оно не может быть подвергнуто и никогда не подвергается сомнению, ибо сомнение устремляется из него, но не в него. Познается же оно не разумом,
непознаваемое разумом, но лежащее в основе разумной деятельности и жизни и постигаемое
который всегда сомнителен и сомневается, а иначе. Благодаря несомненному становятся возможными разумная деятельность и сомнение, однако отнюдь не по отношению к нему. Это же несомненное и безусловное лежит в основе всей нашей деятельности и жизни; и расширение наше в деятельную жизнь есть расширение наше в нем и с ним и непрерывное возрастание полноты его единства с нами. Безусловное не познается разумом и все–таки постигается. Оно постигается или познается верою, которую не следует смешивать с предположением или доверием, достоверности не дающим. Таким образом, первая наша задача разрешена. — Нам удалось показать, что в основе всякого знания и даже сомнения лежит постижение несомненного или вера, которую мы низводим до степени доверия, когда верим без основания или когда не знаем, во что верим.
Учитель. Вы называете верою познание несомненного?
Отец. Такое определение может оказаться
Вера есть постижение человеком абсолютного и такое
опасным, так как само слово «знание» двусмысленно. Оно означает и знание–веру и знание разумное. Но первое выше и глубже второго. Оно делает возможным и обосновывает второе. Поэтому лучше говорить не о знании–вере, а о постижении–вере, оставив слово «знание» для деятельности разума.
Учитель. Мне все еще не вполне ясно отличие веры–постижения от знания разумного.
единство человека с ним, что разъединять их, как в знании, уже невозможно.
О т е ц. В разумном знании есть разъединение познаваемого и познающего, что особенно очевидно в познании внешнего мира. Верующий же так соединен с постигаемым им, что, хотя они и различны, они и не разъединены. Поэтому же, далее, в акте веры постижение не отделено от деятельности и жизни, а вера без дел, т. е. без деятельности, мертва. По качеству своему наиболее приближается к вере–постижению самосознание, почему оно наименее сомнительно. В моем собственном существовании сомневаться мне трудно, так как я сознаю себя существующим.
У ч и т е л ь. Об этом говорил еще Декарт.
Отец. Декарта вы помните, а славянофилов, которые писали о вере, забыли.
У ч и т е л ь. Отрицает ли вера разум?
Не отрицая разума,
Отец. Конечно, не отрицает. Ведь она его обосновывает. Поскольку знание разума несомненно, оно уже есть и вера.
Учитель. Однако в обычном словоупотреблении и понимании вера есть признание истинным того, что еще не доказано разумом или что даже противоречит разуму.
вера ему не противоречит.
Отец. Никогда вера разуму не противоречит.
Учитель. Как же не противоречит, если люди верили в драконов, в трех китов, на которых стоит земля?
