В некоторых отношениях эти ереси находились на противоположных концах богословского спектра: одна из них содержала в себе представления, что Христос по природе не был Богом вообще, а только человеком, а другая – что он не только был Богом, но в действительности самим Богом Отцом. В то же самое время можно предположить, что обе эти христологии, хотя и очень разные, были движимы одним и тем же стремлением к монотеизму. Так, адопционисты, утверждавшие, что Христос не был по природе Богом, делали это отчасти для того, чтобы сохранить идею существования только одного Бога; и то же самое стремление лежало в основе точки зрения модалистов – что Христос был действительно Богом по природе, поскольку он был самим Богом Отцом во плоти, так что и тут, и там был только один Бог. Новациан рассматривал эти два взаимно противоположных взгляда как фундаментально взаимосвязанные – как две стороны одной и той же еретической монеты. По его словам, сам Христос был распят между двумя разбойниками (олицетворявшими ереси).
Новациан не скрывает, что противостоит этим взглядам, целью которых было сохранить единство Бога. В одном месте он утверждает, что когда еретики «постигли написанное, что «Бог един», то подумали, что не могут придерживаться такого мнения иначе, чем веря в то, что Христос был либо только человеком, либо самим Богом Отцом» (О Троице, 30).2 И, таким образом, оба взгляда были выдвинуты людьми, возражавшими против идеи, что Христос мог быть Богом, отличным от Бога Отца, поскольку в этом случае имелись бы «два бога».
В ответ Новациан желает подчеркнуть, что Христос – действительно Бог, что он отличен от Бога Отца, но пребывает с ним в совершенном единении: «Итак, когда Отец захотел, Сын [Христос] исшел от Отца; и Тот, кто был в Отце, поскольку был от Отца, впоследствии был с Отцом, поскольку исшел от Отца» (О Троице, 31).
Однако это полное единение Христа с Богом Отцом не безоговорочно, поскольку для Новациана, как для ортодоксальных мыслителей до него (но в гораздо меньшей степени после него), Христос на самом деле не равен Богу, он – подчиненное по отношению к нему божественное существо, которое начало свое существование в определенный момент, однажды, еще до сотворения мира, произойдя от Бога. Дело в том, что, с точки зрения Новациана, не могут быть одновременно два божественных существа, которые являются «нерожденными» или «несотворенными», «невидимыми» и «безначальными». В доводах Новациана есть определенная сила: «Ибо если бы [Христос] не был рожден – в сравнении с Нерожденным являя равенство обоих – то было бы два нерожденных существа, а значит, и два Бога» (О Троице, 31).
То же самое можно сказать, если бы он был «несотворенным» или «не имеющим начала», или «невидимым», как Отец. Во всех этих случаях Христос был бы «равным» Богу Отцу – а это означало бы, что есть не один, а «два Бога», что, по мнению Новациана, невозможно. В результате Христа лучше всего рассматривать как подчиненное божество, произошедшее от Бога Отца до сотворения мира:
Он [Христос] есть Бог, но рожден от Отца именно для того, чтобы быть Богом. Он также есть Господь, но рожден от Отца именно для того, чтобы быть Господом. Он – Ангел, но именно потому, что ему предназначено Отцом быть Ангелом… [Христу], как Сыну, все было подчинено Отцом, а Сам Сын вместе со всем, что ему подчинено, подчиняется Своему Отцу. Он поистине есть Сын своего Отца, но вместе с тем оказывается Господом и Богом всего (О Троице, 31).
К такому взгляду Новациана в большей или меньшей степени подвело его противодействие ересям, приверженцы которых утверждали, что, поскольку Бог может быть только один, Христос либо не был Богом, либо был самим Богом Отцом. Следовательно, естественным решением представлялось то, что Христос действительно был Богом, но в то же время двоебожие исключалось, так как он был рожден Богом (не совечен ему) и подчинен Богу (а не соравен ему). Во времена Новациана такой взгляд мог считаться вполне ортодоксальным. Но это было незадолго до того как данная ортодоксальная позиция была объявлена ересью. Вместо нее ортодоксальные богословы IV века отстаивали более сложный парадокс: Христос был в полной мере (а не частично) Богом; он существовал всегда и был равен Богу Отцу. Вместе со Святым Духом все трое составляли единого Бога.
Шаг в сторону того что впоследствии утвердилось в качестве ортодоксальной точки зрения, можно проследить в коротком послании римского епископа Дионисия, который писал всего лишь примерно десятилетие спустя после Новациана. Его письмо было адресовано епископу Александрии в Египте, который по случайности носил то же самое имя. Тот, другой, Дионисий резко выступал против модализма – который он называл по имени одного из самых известных поздних модалистов, Савеллия (поэтому иногда для модализма используется термин савеллианство). Но, споря с модалистами, утверждавшими, что есть три способа бытия единого Бога, Дионисий Александрийский зашел слишком далеко в другом направлении – по крайней мере с точки зрения Дионисия Римского. Ему грозила опасность до такой степени отделить друг от друга Отца, Сына и Дух, что они могли рассматриваться как три различных божества. Но ведь любой политеизм – или, как в данном случае, тритеизм – представлял собой ересь, которой следовало избегать. Поэтому Дионисий Римский написал послание своему тезке в Александрию, чтобы помочь ему внести более тонкие нюансы в его богословские взгляды. В нем он подтверждал, что Христос действительно есть Бог, отличный от Бога Отца, но настолько тесно с ним связанный, что они представляют собой совершенное единство.
Дионисий Римский излагает известное ему по слухам положение вещей относительно богословских диспутов в Александрии: «Ибо дошло до моего сведения, что некоторые… распространяют это мудрствование, и в этом они, так сказать, совершенно противоположны мнению Савеллия. В самом деле, тот богохульствует, утверждая, что Сам Сын есть Отец, и наоборот; они же [т. е. те, кто оспаривает мнение Савеллия] проповедуют некоторым образом трех богов, святую Единицу разделяя на три ипостаси, чуждые одна другой и совершенно разделенные».3 В ответ Дионисий Римский вносит свои коррективы, подчеркивая, что эти трое составляют одно: «А Божественному Слову необходимо быть единым с Богом всяческих, и Святому Духу должно пребывать и находиться в Боге. И уж совершенно необходимо, чтобы Божественная Троица возглавлялась и сосредоточивалась в единой как бы некоей главе, я имею в виду Бога всяческих – Вседержителя».
Три лица составляют «Божественную Троицу». Однако они пребывают в такой совершенной гармонии, что могут рассматриваться как «единые», и глава этого единства – «Бог всяческих». Это единство, для Дионисия Римского, означает, что Сын не рожден и не сотворен Богом, но совечен ему и разделяет все атрибуты («силы») Бога Отца, как его Слово, Премудрость и Сила. С точки зрения Дионисия Римского, логическое основание для этого выглядит убедительным: «если Сын сотворен, то было время, когда этих сил не было, было время, когда Бог был без них. Но это всего нелепее».
Отказываясь «чудную и Божественную Единицу разделять на три божества» и вместе с тем настаивая на том, что речь, по сути, идет о трех различных лицах, объединенных в одно, Дионисий достигает желаемого богословского результата: «Таким образом сохранится и Божественная Троица, и святая проповедь Единоначалия».
Очевидно, мы вступаем здесь в глубокие богословские воды. Должно быть три божественных лица, но эти трое должны составлять одно, а не три. Вопрос о том, как такое возможно, стал главным предметом заботы богословов в IV столетии. Все началось со спора в Александрии, где один из священников имел серьезные разногласия со своим епископом. Этот священник придерживался взгляда, очень сходного с тем, которого ранее придерживался Новациан и другие сторонники ортодоксальной традиции, но который впоследствии был осужден как создатель одной из самых печально знаменитых христианских ересей. Эта ересь получила название арианство, по имени этого священника, Ария.
Арий родился примерно в 260 году н. э., как раз в то время, когда Дионисий Римский и Дионисий Александрийский были погружены в бурный обмен мнениями по христологическим вопросам. Арий был родом из Ливии, но впоследствии переехал в Александрию, установив тесную связь с существовавшей здесь динамичной христианской общиной. В 312 году он был рукоположен в священники и поставлен руководителем своей собственной церкви. В этом качестве он подчинялся епископу Александрии, которым, в течение почти всего его пребывания здесь, был человек по имени Александр.
Спор по поводу учения Ария вспыхнул в 318 году н. э.4 Нам известно об этом споре из письма, написанного в 324 году не кем иным, как римским императором Константином, который обратился в христианство в год рукоположения Ария (312 год н. э.) и в последующие годы становился все более озабочен вопросом единства христианской Церкви – не в последнюю очередь потому, что рассматривал Церковь как потенциально объединяющую силу в своей расколотой империи. К 324 году Церковь вовсе не выглядела единой, и самые бурные и ожесточенные разногласия сосредотачивались именно на учении Ария.
