class="p1">Замок имел форму параллелограмма. Из четырех стен его только в одной, к югу обращенной, замечен мною малый просвет, да и тот с железною решеткою.
Кроме этого единственного просвета, стены представляли сплошную каменную массу без окон, дверей и даже без кровли. Последнее обстоятельство дало мне возможность видеть, хотя сквозь полумрак, внутренность замка и совершающееся в нем.
Особенно благоприятствовало мне положение мое на окраине горы, поднимавшейся гораздо выше стен. Казалось, что взор мой достигал до самого дна. Но, вглядываясь пристально, я замечал в глубине только мрак, движущийся наподобие черных облаков или волн; но проявления жизни и определенных форм тут не было ни следа.
Наконец душа моя возмутилась: я увидел А.Я., за несколько пред этим минут посетившего меня. Местом же для него служил угол здания, обращенный к северо-востоку.
Он сидел с поникшей головой и поджатыми ногами, а руки сложены были накрест. Одежда же его заключалась в сорочке, проявлявшей белизну даже сквозь мрак. Белизна эта, среди господствующего всюду хаоса, показалась мне чрезвычайным явлением, и у меня родилась мысль, что положение А.Я. не безотрадно, и он имеет некий почет сравнительно с прочими темницы сей заключенными.
Недвижимость же А.Я. дала мне такой вопрос: Неужели душам умерших воспрещено всякое движение и всякая перемена позиций?
И когда, таким образом, мысль моя и взор будто магнитом влеклись к А.Я., какой-то почтенной наружности человек, неведомо как и откуда очутившийся позади меня и стоявший на некотором возвышении, обратил мое внимание в противоположную сторону.
Я заметил, что южная стена, на небольшом протяжении, в части, примыкающей к просвету, медлительно и грозно приподнимается. Вслед за тем в основании стены, на месте подъема или, точнее зева показался на мгновение свет; а внутри вертепа произошло колебание мрака с ощутительным движением воздуха. А еще минута — и все пришло в прежний порядок.
Как ни велико было в эту пору смущение мое, но все-таки я старался разгадать причину совершившегося предо мною явления.
Благодаря таинственному незнакомцу томился я недолго. Со стороны его донеслись ко мне ответные на мою мысль слова. «Это знак прихода новой пресельницы». Обратясь спешно в ту сторону, внимательным взором искал я человека, который рисовался уже в воображении моем Ангелом, свыше посланным; но поиск не привел меня ни к чему. Я видел пред собою лишь безжизненную и страшную пустыню.
Картина эта, с рядом предшествующих явлений, до глубины возмутила душу мою, и я проснулся. И тут же взялся за перо, чтобы письменно передать виденное с возможной верностью».
Сергиевский Н.Ф. Тайны загробной жизни, открытые в видениях и творениях свв. отцов. М., 1903
Видение адских мук монахиней Марией
В письме к епископу Игнатию Брянчанинову одна его ученица-инокиня монахиня Мария Шахова сообщает своему духовному руководителю следующее достопримечательное свое сновидение (вскоре после смерти одного из современных «сильных земли»).
«Без всякого предварительного во сне представления я увидела вдруг перед собою как бы просторную палату, совершенно пустую и без кровли. Посреди нее стоял как вкопанный N, весь нагой, исключая голову, покрытую шлемом из тусклого металла, с полуощипанными перьями. Хотя я признала N по чертам лица и хотя он сохранил свой исполинский рост — это не был человек во плоти, а дух, ищущий какую-то видимую оболочку, какого-то бледного тончайшего тела, подобно тому, как видела в 1849 году, во время тяжкой болезни, душу свою, обнаженную, вышедшею из тела, на которое оглянулась и увидела его лежащим на столе неподвижно, как одежду. А я сама, т. е. мыслящее и чувствующее существо мое было тонко, летуче, неописано легко, но во всем подобие тела. Мне были тогда так же показаны мучения грешных душ, которые я видела, с одной стороны, в темном хаосе, а с другой — в бездне огненной.
Странно было явившееся мне привидение! Ноги его были вкопаны выше колен в ледяную прозрачную твердыню и скользили чрез нее.
Я стала понимать лютость этой муки: оцепеняющий, мертвящий холод точно отдавался в моем теле. Изнутри утробы его исходило багровидное, неописанного цвета и жара огнегорящее пламя, испепеленно прожигающее насквозь весь состав, устремляющееся с неимоверною силою, все умножаясь и раздуваясь и не ослабевая, испепеляя неподвижную и несокрушимую жертву свою. От порывов пламени раздувались перья на шлеме. Опущенные руки, казалось, были терзаемы вкупе снизу лютостью холода и около плеч — силою пламени, потому что каждая мука была отдельна: ни холод не разогревался огнем, ни жар не утолялся студеностью. Трепеща всем существом моим (и ныне содрогаюсь в воспоминании), смотрела в ужасе на привидение, и душа моя как бы вступала в общение с его духом. Я начала разуметь и слышать умственно, неисповедимо, как видела и ощущала.
Привидение громовым голосом испускало стоны или, вернее, рыканья из глубины утробы: звуки эти невозможно не только выразить, но и уподобить чему-либо… Ах-а-ах!.. Какие муки!.. А-ах! А-а-ах! Страна моя!.. Ты спасай меня! Терзаюсь! Утроба моя горит… горит! А-а-ах! Леденею, цепенею! Сердце мое точит червь неусыпающий! А-ах! Эти муки лютее всех!
Затем раздавались вопли и рыканья без слов, страшные, оглушительные. Но к большему моему ужасу мне стало открываться умно, за что такая мука терзает мучимого: «блуд ненасытный заковал пол существа моего в тартаре».
Раздирающее утробу пламя — это приговоры мои — казни и убийства. Вопли потрясающие — за вопли от неправедных судов моих. Мука от червя ненасытного, точащего непрестанно сердце мое — за оскорбление святыни, за поругание законов церкви!
Я не в состоянии была вынести далее одолевающего меня ужаса от совершенного сознания духом моим, что это не мечта, не сон, но истинное видение того, что не ведано нам, смертным, в обыкновенном нашем состоянии. Как бы страшась уничтожиться, простерлась душа моя в трепете пред величием Страшного Судии живых и мертвых и начала вопить невыразимо: «Господи Боже! Возьми от меня это нестерпимое видение! Недомогаю к нему! Исчезает дух от ужасного созерцания! Страшусь, страшусь уничтожиться! Господи! Господи, помилуй!» Все скрылось. Осталось одно неизгладимое впечатление ужаса от которого, при воспоминании, стынет кровь в жилах, и не дает оно придать забвению страшное видение. Я пришла в себя в состоянии крайнего истощения всех сил, вся облитая холодным потом».
В ответ на это видение святитель писал между прочим: «Скончавшийся имел против себя одного из сильных исполинов рати супротивной — неведение. При кончине своей он не только не заботился о покаянии, но еще дерзновенно обещал окружающим его смертный одр молиться за всех! Явно уверенный в благоволении к себе
