Отметим также сочетание в проповеди Иоанна пессимизма и надежды. Насколько можно судить, он не придавал значения взгляду, будто, верно следуя закону, можно обрести милость Бога. Он открыто выступал против сходного воззрения, будто происхождение от Авраама (включая обрезание) может как‑то удовлетворить Бога. Лишь те, кто искренне и всем сердцем покаялись, могут надеяться выдержать крещение Духом и огнем, но и тогда только ценой сожжения каждого пятна и клейма века нынешнего в потоке огненного Духа. Раскаявшиеся и выжившие при очистке гумна во время "мессианских страданий" будут как доброе зерно в житнице нового века.
Неясно, через кого, по мнению Иоанна, должен был осуществиться суд Божий. Мы слышим только то, что "идет за мною Сильнейший меня" (Мк 1:7, пар.). Возможно, он имел в виду человека, наделенного властью свыше. Но более вероятно, что он говорил о небесном существе, возможно в образе человека. Здесь на Иоанна мог повлиять апокалиптический образ подобного человеку существа или Сына Человеческого[604]; отметим особо, что в видении Дан 7:9–14 сходятся и Сын Человеческий (человек), и огненная река. Еще более близкая параллель — видение в 3 Ездр 13:10–11 (ср. также Откр 14:14, где использована метафора Крестителя о жатве).
Таким образом, несмотря на недостаток материала, у нас достаточно свидетельств в пользу принадлежности Иоанна Крестителя апокалиптической мысли I в.
67.2. Что можно сказать об Иисусе? Выше (§ 3) мы уже анализировали Его проповедь. Поэтому заострим внимание лишь на некоторых особенностях. Проще всего следовать грубой схеме отличительных богословских признаков, обрисованных в § 66.3.
а) Вполне вероятно, что Иисус использовал понятие двух веков (Мк 3:29/Мф 12:32, Мк 10:30/Лк 18:30, Мк 11:14/Мф 21:19, ср. Мк 4:19/Мф 13:22, Мф 13:39–40,49, Лк 16:8, 20:34–35). Но более характерно для него упоминание о "Царстве Божьем". Это нетипичное апокалиптическое выражение, но его можно считать вариацией на тему двух веков, то есть описанием Иисусом века грядущего. Несомненно, именно это значение Иисус имел в виду (Мф 6:10/Лк 11:2, Мф 8:11/Лк 13:28–29, Мф 10:7/Лк 10:9,11, Мк 9:1, пар.). Здесь справедлив подход Вейса: Царство Божье не возникает в этом мире, не развивается из него, "оно — абсолютно надмирная реальность, диаметрально противоположная миру сему"[605]. Хотя Иисус считал, что сила последних времен уже проявляется в Его служении (см. выше, §§ 3.2,50.5 и ниже, § 67.2. е), это была именно сила века грядущего — настолько сверхъестественная и эсхатологически иная, что она ни с чем не сравнима, а сопротивление ей чревато лишением места в веке грядущем (Мф 12:27–28/Лк 11:19–20, Мк 3:28–29). На разрыв между грядущим Царством и веком нынешним указывает и иной способ питания и взаимоотношений (Мф 6:11/Лк 11:3 — эсхатологический хлеб, Мк 12:25 и пар. — "как ангелы на небесах"), и полная переоценка ценностей этого мира (Лк 6:20/Мф 5:3, Мк 10:29–30,31, пар., Лк 12:16–21), и иной вид Храма (эсхатологический — ср. Мк 14:58, Ин 2:19, ср. выше, § 10.1), а особенно то, что начало века Царства ознаменует Судный день (Мф 19:28/Лк 22:29–30).
б) Характерный для апокалипсисов дуализм между пессимизмом и надеждой у Иисуса менее выражен главным образом потому, что Иисус видел начало осуществления эсхатологических чаяний в Своем служении (см. ниже, § 67.2. е). Осуществление состояло в том, что сила будущего Царства уже врывалась в век нынешний, она не возникала из века нынешнего. Напротив, подобно Иоанну Крестителю, Иисус видел мало обнадеживающего в веке нынешнем: в нем господствовали злые духи и бесы, царство, противоположное Божьему (Мк 1:23–27, 34, 3:22–26 и т. д. ср. Мф 4:8–10/Лк 4:5–8, Мф 6:10б), без покаяния не было надежды ни для отдельных людей, ни для городов, ни для иудеев, ни для язычников (Мф 11:21–24/Лк 10:13–15, Мф 12:41–42/Лк 11:31–32, Лк 13:1–5). Израиль в целом был подобен одному из тех бесплодных деревьев, о которых говорил Креститель (Мк 11:12–14, пар., Лк 13:9), даже Иерусалим, "город великого Царя", подлежал божественному осуждению (Мф 23:37–39/Лк 13:34–35).
в) В представлениях Иисуса о событиях Конца тоже заметно апокалиптическое влияние. Он предвидел наступление перед Концом периода страданий и горя, эсхатологических испытаний (Мф 5:11–12/Лк 6:22–23, Мф 6:13/Лк 11:4, Мк 10:39, Мф 10:23, 24–25, Мк 13:7–8,14–20), который, вероятно, будет отмечен неестественной враждой (Мф 10:34–36/Лк 12:51–53, Мк 13:12/Мф 10:21 — как в 1 Енох 100:2,3 Ездр 5:9), а также космической катастрофой (Мк 13:24–25, также Возн. Моис 10:5). Как и у Иоанна Крестителя, в проповеди Иисуса образ огня обозначает не только Судный день (Мк 9:43, 48, пар., Мф 5:22, 7:19,13:40, 42, 50, 25:41), но и огненное очищение, через которое должны пройти кающиеся, если они хотят войти в Царство (таков смысл различных "логий об огне" — Мк 9:49, Лк 12:49, Еванг. Фомы 10(10), 16(17), 82(86)[606], ср. Лк 9:54). Кроме того (как мы уже видели выше, §§ 39.3 и 50.3), Иисус мог осмысливать через использовавшийся Крестителем образ огня Свою предстоящую смерть, претерпевание Им мессианских мук (Лк 12:49–50/Мк 10:38–39 так и образ чаши гнева Божьего — Мк 10:38–39,14:36, ср. 14:27). То есть Он скорее всего считал Свою смерть необходимой для наступления Царства (ср. Мк 14:25, пар.).
Отметим, что для Иисуса эсхатологическое спасение, по–видимому, преимущественно сосредоточено на Израиле (Мф 10:5–6, 23,15:24), хотя Он ожидал, что в Конце времен в Царство войдут и язычники, причем на равных правах с Израилем (Мф 8:11–12/Лк 13:28–29, Мк 11:17, пар. = Ис 56:7). Типичная для апокалипсиса надежда на последние события в учении Иисуса также менее выражена. Тем не менее ввиду явного влияния апокалиптической мысли на чаяния Иисуса в отношении будущего нет серьезных причин отрицать, что Он мог выражать надежду на Свое скорое оправдание после смерти именно через воскресение (Мк 8:31,9:31,10:34, см. также выше, § 50.3), которое должно стать началом воскресения из мертвых в конце времен перед наступлением нового века (см. также ниже, § 67.3. а).
г) По всей видимости, Иисус считал, что Конец уже близок (Мк 1:15, Мф 10:7/Лк 10:9,11) и наступит при жизни Его поколения (Мк 9:1, пар., 13:30, пар. — где "род сей" может относиться только к современникам Иисуса) — до того, как Его ученики завершат проповедь Израилю (Мф 10:23)[607]. Отсюда чувство безотлагательности и кризиса во многих высказываниях и притчах Иисуса (Мк 13:28–29,13:34–36, пар, Мф 5:25–26/Лк 12:58–59, Мф 8:22/Лк 9:60, Мф 24:43–44/Лк 12:39–40, Мф 24:45–51/Лк 12:42–46, Мф 25:1–12, Лк 9:61–62,10:4,12:36,13:1–5,18:7–8, см. выше, § 18.3) и обет воздержания в Мк 14:25 (см. выше, § 40.1. а). Нельзя все это исключить из рассмотрения без серьезного искажения предания об Иисусе. Высказывания Мк 13:10 — наиболее ясный пример вставки, истолковывавшей традицию ввиду изменившейся перспективы, какой можно ожидать у синоптиков (см. выше, § 18.3).
д) Сверхъестественное и космическое измерения последних событий также менее заметны в учении Иисуса, чем в апокалиптике. Тем не менее примечательно, что в единственной ясной ссылке на видения Иисуса Он "видел сатану как молнию с неба упавшего" (Лк 10:18). Также могут считаться видениями Его опыт на Иордане, рассказ о котором использует апокалиптический образ разверзающихся при откровении свыше небес (Мк 1:10–11, пар.), а также повествование об искушениях, где Иисус опять видит сатану и борется с ним и побеждает его (Мф 4:1–11/Лк 4:1–12, см. также выше, § 45.1). Более того, с точки зрения Иисуса, события на земле отражают сверхъестественное противостояние. По крайней мере Свою способность изгонять бесов Он считал началом эсхатологической победы над сатаной (Мк 3:27, пар.). Кульминацию последних событий Он, видимо, видел в пришествии с небес (себя как) Сына Человеческого, явно имея в виду апокалиптический язык Дан 7 (Мк 8:38, пар. и др.). Отметим также язык Мк 13:24–27, вероятно принадлежащий самому раннему слою речений так называемого "малого апокалипсиса" (Мк 13).
е) Отметим, наконец, что сам используемый Иисусом термин "Царство Божье" подчеркивает не только Его веру в трансцендентный характер Царства, но и Его веру в божественное руководство событиями, которые приведут к установлению этого Царства (ср. также, напр., Мф 6:9–13/ Лк 11:2–4, Мк 14:36, пар.).
Напрашивается вывод, что ожидание Иисусом будущего Царства носило апокалиптический характер. Тем не менее две особенности Его проповеди отличают апокалипсис Иисуса от более типичных современных Ему апокалипсисов. Во–первых, Его учению о будущем свойственна какая‑то предостерегающая нота. Подобно некоторым другим апокалиптикам, Он ожидал, что до наступления Конца должен пройти определенный период, во время которого произойдут важные события — в частности, Его собственная смерть и оправдание, последний призыв Его учеников к Израилю, их преследования и страдания последнего времени[608]. Но в отличие от свойственной апокалипсисам черты указывать (в днях или неделях) время Конца Иисус подчеркивал невозможность его рассчитать: "О дне же том или часе никто не знает… только Отец" (Мк 13:32). Другими словами, для Иисуса в отношении Конца был элемент неизвестности, а потому и неопределенности. Наступление Конца у Него не так жестко предопределено, как у большинства апокалиптиков. Бог может сократить период эсхатологических бедствий (Мк 13:20, пар., Лк 18:7–8), но Он может и увеличить отсрочку как милость и последний шанс для покаяния (Лк 13:6–9)[609]. Это не отменяет вывод, что Иисус ожидал Конца в ближайшем будущем, но несколько его смягчает.
