(136). Вся эта характеристика логоса – как принципа, метода, возможности, закона и пр. – есть лишь разные выражения одного существенного, необходимого и достаточного признака логоса, именно смыслового становления сущности в инобытии (139); строго говоря, это: не цельность, но принцип цельности; не индивидуальность, но – метод ее организации; не созерцательная картинность и воззрительная изваянность, но – закон получения ее (139); в логосе смысл – абстракция и метод, хотя и обоснованные в сущности (134). Логос эйдоса есть осознание и формула того, как эйдос дан в мысли. Логос есть метод конструкции эйдоса. Логос эйдоса есть конструирование эйдоса в понятии (201). Логос есть логос неделимой сущности, но сам делим (135). Логос всегда сложен (131). Логос есть нечто множественное и дискретное (132); характеристика логоса показывает воочию и всю его невоззрительность. Только там мы на нее просто указали, здесь же мы еще и вывели эту невоззрительность как некую диалектическую необходимость, ибо показали, что логос есть становление сущности без самой сущности. Ясно также, почему логос не есть цельность, не есть индивидуальность и т.д. Вернее, он и есть цельность, и индивидуальность, и воззрительность и т.д., и т.д., т.е. все, чем характеризуется и эйдос, но с одной оговоркой: все это берется лишь в аспекте своего смыслового становления (138). Логос есть смысловое становление сущности без самой этой сущности. След<овательно>, для него нет той нерасторжимой спаянности трех моментов, которой живет диалектика (142); логос же получает свое значение только как соединение и объединение многих моментов (131). В логосе – объединение различных меональных пунктов, и в их обобщении ищется не эйдос, в котором все они, по удалении меона, совпадают, а то общее, что есть в них как именно в меонально-ознаменованных пунктах эйдоса; поэтому, чем больше мы наберем этих меональных признаков, тем к меньшему числу меональных пунктов их можно отнести, ввиду бесконечного разнообразия меональных пунктов эйдоса (133); эйдос внутри – самоподвижен, равно как и самопрозрачен. Все это неприменимо к логосу по отсутствию в нем смысловой картинности. То и другое предполагает живой предмет и живую сущность, а логос есть только способ видеть предметы, инструмент, которым он берется. Логос поэтому совершенно статичен и не обладает совершенно никакой смысловой самопрозрачностью (134). Давая снимок отношения вещей в данную минуту, он (т.е. логос. – В.П.) не отражает на себе непрерывности его изменения и потому совершенно стационарен (132). Логос, «понятие» есть перечисление отдельных признаков. Той картинности, которая объединяет их в одно живое целое, в нем нет. Логос потерял бы свой смысл, если бы он подчинялся закону увеличения «объема», параллельного увеличению его «содержания» (132 – 133). В логосе мы отвлекаемся от живой картинности целого; и здесь – чем больше мы взяли отдельных моментов картины эйдоса, тем больше нарушили ее цельность, тем менее вероятно, что найдется много классов, или групп, предметов, которые бы подошли под столь сложный комплекс дискретных моментов (133); если данное понятие характеризуется суммой определенных моментов «содержания», или признаков, то никак нельзя сказать, что само по себе понятие есть нечто простое и цельное. Прост и целен эйдос, выделением и перечислением моментов которого живет логос, «понятие»; само же «понятие» есть регистрация отдельных моментов, и ему нет возможности быть цельным и простым (132); чистая методологичность логоса (197); логос видит в эйдосе лишь категориальное оформление (207).
5. Логос и эйдос. Такова принципиальная разница в отношениях эйдоса и логоса к неделимой сущности. Логос, применяемый как логос, не только не нарушает эйдетической природы явленного лика и не только не рассекает ее на дискретное множество, но, наоборот, предполагает ее цельность и живет ею. Конечно, если бы логос никак не захватывал бы собою эйдоса как явленного лика, то он не был бы никаким смыслом и не имел бы никакого отношения к сущности (135); эйдос есть смысл, а в логосе он – абстракция и метод, хотя и обоснованные в сущности. Так же относится логос к неделимой сущности, как относится и эйдос. Но надо и здесь помнить всю разницу этого отношения (134 – 135); логос являет сущность как принцип и метод проявления эйдоса в «ином» (136). Эйдос есть сущее. Это значит, что логос есть смысловое становление сущего, или, что то же, сплошное не-сущее. Так, бесконечно-малое, в математическом анализе являющееся числовым прообразом логоса понятийного, не есть определенная величина, но именно сплошное не-сущее, сплошное становление числа, уходящее в неизмеримую бесконечность уменьшения (137 – 138). Эйдос есть самотождественное различие. Это значит, что логос есть смысловая взаимопроникнутость раздельных смысловых моментов, так что в этом сплошном смысловом становлении нельзя ничего отличить от другого, и эта сплошность – непрерывно алогична и абсолютно неразличима в себе… Эйдос есть подвижной покой. Это значит, что логос есть смысловая взаимопроникнутость подвижных друг в отношении друга смысловых моментов, или подвижная сплошность взаимо-проникнутых моментов смысла (138). В логосе – чем предмет общее, тем формальнее, тем более прост, потому что тем более приходится выкидывать из него различных моментов и «содержания» (133); то, что в эйдосе интуитивно мыслится как смысловое изваяние предмета, в логике дано как абстрактное перечисление признаков, как «содержание»; то, что в эйдосе совсем не мыслится – абсолютно-меональное окружение – то самое в логосе, поскольку последний – форма осмысления эйдосом меона, играет роль принципа, ограничивающего значимость эйдоса в пределах данной степени взаимоопределения эйдоса и меона, и дан как объем понятия (134). Эйдос – явленный лик вещи. Умственным зрением и осязанием мы схватываем этот эйдос; он как бы зарисовывается в нашей мысли. Мы можем рассуждать о том, какие смысловые контуры зарождаются в мысли, когда она схватывает эйдос. Как в зрении зрачок, хрусталик, нервы и пр. суть необходимые моменты, входящие в физико-физиологическую картину этого процесса, так наличны и в мысли, схватывающей эйдос, некоторые определенные этапы смыслового образования эйдоса, когда логос как бы перебегает по рисунку эйдоса, стремясь его запечатлеть, и мы следим за этим перебеганием и фиксируем его необходимые смысловые моменты. Это и есть логос о логосе. Ясно, что здесь нет никакой психологии, ибо эйдос вещи есть как раз то, что никогда не меняется, как бы сама вещь фактически ни менялась, и, след<овательно>, логос вещи как схема смыслового узрения эйдоса есть тоже нечто неизменное (214). Эйдетическому взору ясно, что это обновление – в результате положения смысла. Логосу это не ясно как логосу. Ему ясно только то, что каждая новая подробность смысла существенно связана с полаганием смысла; но почему тут
