или после?
Нет! Если мы и испытываем некий соблазн в таком объяснении, все же достаточно хоть на миг задуматься о том, что при этом реально происходит, чтобы понять, что мы здесь на ложном пути. Мы говорим, что применяем данный приказ в противопоставлении другим предложениям, поскольку наш язык заключает в себе возможность этих других предложений. Тот, кто не понимает нашего языка, какой-нибудь иностранец, часто слышавший чей-то приказ «Принеси мне плиту!», мог бы счесть весь этот ряд звуков за одно слово, приблизительно соответствующее в его языке слову, обозначающему «строительный камень». Если бы затем он сам отдал этот приказ, он, вероятно, произнес бы его иначе, чем мы. Мы же могли бы тогда сказать: он произносит его так странно, потому что воспринимает его как одно слово. А в таком случае не происходит ли нечто иное, когда он отдает этот приказ, и в его сознании соответственно тому, что он принимает предложение за одно слово? В его сознании может происходить то же самое, а может и нечто другое. Ну, а что происходит в тебе, когда ты отдаешь подобный приказ? Сознаешь ли ты в то время, как отдаешь его, что он состоит из трех слов? Конечно, ты владеешь этим языком в котором имеются и те другие предложения, но является ли это «владение» чем-то, что «совершается», пока ты произносишь данное предложение? И я бы даже признал: «Иностранец, понимающий предложение иначе, чем мы, вероятно, и выскажет его иначе». Но то, что мы называем ложным пониманием, не обязательно заключается в чем-то сопутствующем произнесению приказа.
Предложение «эллиптично» не потому, что оно опускает нечто, о чем мы думаем, произнося его, а потому, что оно сокращено по сравнению с определенным образом нашей грамматики. Конечно, здесь можно было бы возразить: «Ты признаешь, что сокращенное и несокращенное предложения имеют одинаковый смысл. Так каков же тогда этот смысл? Имеется ли тогда для этого смысла какое-либо словесное выражение?» Но разве одинаковый смысл предложений не заключается в их одинаковом применении? (В русском языке вместо «Камень есть красный» говорится «Камень красный»; ощущают ли говорящие на этом языке отсутствие глагола-связки «есть» или же мысленно добавляют ее к смыслу предложения?)
21. Представь себе языковую игру, в которой B в ответ на вопросы А сообщает ему о количестве плит или блоков в штабеле или же о цвете и форме строительных камней, лежащих там-то. Так сообщение могло бы звучать: «Пять плит». В чем же разница между сообщением или утверждением «Пять плит» и приказом «Пять плит!»? Ну, в той роли, какую играет произнесение этих слов в языковой игре. Да, пожалуй, разным будет и тон, каким их произносят, и выражение лица, и многое другое. Но можно было бы представить, что тон одинаковый ведь приказ и сообщение могут высказываться в разной тональности, с разным выражением лица и что различие будет состоять только в применении. (Безусловно, слова «утверждение» и «приказ» можно было бы использовать для обозначения грамматических форм предложений и интонаций; ведь называем же мы предложение «Не правда ли, сегодня великолепная погода?» вопросом, хотя употребляем его как утверждение.)
Мы могли бы представить себе язык, в котором все утверждения имеют форму и тональность риторических вопросов, а каждый приказ форму вопроса: «А не хочешь ли ты это сделать?» Тогда, возможно, утверждали бы: «Сказанное им имеет форму вопроса, но в действительности это приказ», то есть выполняет функцию приказа в практике использования языка. (Аналогичным образом «Ты сделаешь это» высказывают не как предвидение, а как приказ. Что же делает их тем или другим?)
22. Точка зрения Фреге, будто в каждом утверждении заложено предположение о существовании того, что утверждается, по сути, основывается на имеющейся в нашем языке возможности записать каждое утвердительное предложение в следующей форме: «Утверждается, что происходит то-то». Но выражение «Что происходит то-то» ведь не является предложением нашего языка оно еще не ход в языковой игре. И если вместо «Утверждается, что…» я пишу «Утверждается: происходит то-то», то слово «утверждается» просто излишне.
С таким же успехом можно было бы записывать каждое утверждение в форме вопроса с последующим подтверждением; например, «Идет дождь? Да!». Разве этим доказывалось бы, что в каждом утверждении скрывается вопрос?
Конечно, человек вправе пользоваться знаком утверждения в отличие, например, от вопросительного знака; или же с целью отграничить утверждение от вымысла или предположения. Только неверно полагать, будто утверждение состоит из двух актов обдумывания мысли и ее утверждения (приписывания определенного истинного значения и тому подобного), и что мы исполняем эти действия по знакам предложения, подобно тому как поем по нотам. С пением по нотам, конечно, можно сравнить громкое или тихое чтение написанного предложения, но не «обдумывание» («Meinen») (осмысление) прочитанного предложения.
Знак утверждения Фреге акцентирует начало предложения. Следовательно, он имеет функцию, сходную с функцией точки. Он отличает период в целом от предложения внутри периода. Когда я слышу, что кто-то говорит «идет дождь», но не знаю, услышал ли я начало или конец периода, то это предложение еще ни о чем меня не уведомляет.
23. Сколько же существует типов предложения? Скажем, утверждение, вопрос, повеление? Имеется бесчисленное множество таких типов бесконечно разнообразны виды употребления всего того, что мы называем «знаками», «словами», «предложениями». И эта множественность не представляет собой чего-то устойчивого, раз и навсегда данного, наоборот, возникают новые типы языка, или, можно сказать, новые языковые игры, а другие устаревают и забываются. (Приблизительную картину этого процесса способны дать нам изменения в математике.)
Термин «языковая игра», призван подчеркнуть, что говорить на языке компонент деятельности или форма жизни.
Представь себе многообразие языковых игр на таких вот и других примерах:
Отдавать приказы или выполнять их.
Описывать внешний вид объекта или его размеры.
Изготавливать объект по его описанию (чертежу).
Информировать о событии.
Размышлять о событии.
Выдвигать и проверять гипотезу.
Представлять результаты некоторого эксперимента в таблицах и диаграммах.
Сочинять рассказ и читать его.
Играть в театре.
Распевать хороводные песни.
Разгадывать загадки.
Острить; рассказывать забавные истории.
Решать арифметические задачи.
Переводить с одного языка на другой.
Просить, благодарить, проклинать, приветствовать, молить.
Интересно сравнить многообразие инструментов языка и их способов применения, многообразие типов слов и предложений с тем, что высказано о структуре языка логиками.
24. Не принимая во внимание многообразие языковых игр, ты вероятно, будешь склонен задавать вопросы типа: «Что такое вопрос?» Является ли он констатацией моего незнания того-то или же констатацией моего желания, чтобы другой человек сообщил мне о…? Или же это описание моего душевного состояния неуверенности? А призыв «Помогите!» тоже такое