– Это случилось по независящим от меня обстоятельствам, – про себя я помянул недобрым словом Катрану Штильрайм.
– Итак, что вас интересует?
Я по возможности детально изложил суть дела. Разве что не стал вдаваться в подробности участия в событиях Невера и Катраны.
– Интересно, – подытожил Мильвовский мою речь, – к сожалению, я не археолог и мало что могу сказать по поводу тех мест с этой точки зрения. Статуэтку я нашел в развалинах на западном берегу Нила. Точнее не на самом берегу, а в нескольких десятках километров от него. Раньше там был оазис, но питавшие его родники пересохли, и поселение было заброшено. Мы нашли что-то вроде развалин часовни, и пары жилых кварталов. Все было сильно занесено песком, а раскопками мы не занимались.
– Вы хотите сказать, что статуэтка была на поверхности? – впервые за последнюю пару недель я получил возможность заняться своим делом.
– Не совсем, кусок стены обвалился и открыл нишу, в которой лежала статуэтка, несколько монет и истлевшие свитки…
– Свитки – я чуть не подскочил, – они сохранились?
– Увы, не все, часть была в настолько плохом состоянии, что буквально рассыпались в руках.
– Но хоть часть то уцелела?
– Да. Несколько из них оказались почти не повреждены.
– Где они? – я даже подпрыгивал от нетерпения.
– Поскольку к моменту завершения нашей экспедиции в стране фактически началась революция, и местные власти не могли обеспечить их сохранность, то я передал их французской миссии, работавшей тогда в Каире.
– ?!!! – слов у меня не было. Подразнив меня, свитки бесследно сгинули в недрах недоступных французских архивов…
Пережив это потрясение, я набрался сил продолжить.
– Вы не могли бы точно указать место, где находятся руины?
– Конечно. У вас есть карта?
Я лихорадочно начал перебирать содержимое планшета. Естественно, карты верхнего Египта там не оказалось…
– Вот, держите – Хеммет протянул мне лист из своих запасов.
– Так, – Мильвовский с красным карандашом в руке склонился над картой, – во-о-от здесь.
Он поставил аккуратный крестик посреди пустыни.
– Сложность в том, что добраться туда довольно сложно. Местность практически лишена ориентиров и там легко заблудиться даже опытному путешественнику. К тому же почти нет водных источников. Без проводника вам будет очень непросто туда попасть.
– А кто-то кроме вас знает туда дорогу?
– Думаю мой коллега по той экспедиции – профессор Гульельмо Пикколо, зоолог…
– Профессор Пикколо? Специалист по змеям!? – я сразу же вспомнил своего попутчика на корабле из Александрии.
– Вы с ним знакомы?
– Н-нет… Просто встречались. Мир тесен. Иногда, даже слишком.
– Мир не тесен, – улыбнулся Мильвовский, – узок круг наших знакомых…
Выйдя от Томаша, я остановился в раздумьях. Итак, местоположение руин более или менее ясно. Являются ли они Стимфалополисом? И как это связано со статуэтками? Единственный путь это выяснить, – добраться до развалин часовни и провести там хотя бы предварительные раскопки.
– Сдается мне, вы меня дурите, Танкред, – в мои размышления ворвался хитроватый баритон Хеммета.
– О чем это вы?
– О вашей истории со статуэтками, женщинами и ревнивыми мужьями…
– В каком смысле?
– В самом прямом. Сначала вы рассказываете мне сюжет посредственной оперетты, объясняя им то, что вас якобы хотят убить. При этом вы вполне серьезно боитесь чуть ли не собственной тени. Потом вас охватывает прямо таки неодолимое желание повидать Вильмовского, и вы бросаетесь за ним в самое сердце Африки, невзирая ни на какие трудности. И теперь выясняется, что интерес у вас совершенно не праздный, а на свет выплывает детективная история с древними книгами, таинственными руинами и похищенными картами сокровищ…
– И?
– Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы сопоставить эту историю с вашими рассказами о покушении…
– Что вы имеете в виду?
– Не валяйте дурака, Танкред, – я достаточно успел вас изучить, чтобы догадаться о полной несостоятельности версии про ревнивого мужа. Но убить вас, похоже, действительно собирались. Говорите уж начистоту, это как-то связано с вашими поисками сокровищ?
– Нет никаких сокровищ, это вполне серьезный археологический вопрос…
– Ясно, что речь идет не о сундуке с пиастрами, зарытом капитаном Флинтом. Но с моей журналистской точки зрения то, что вы ищете это и есть сокровища. И мое репортерское чутье подсказывает мне, что это золотая жила, и при ее разработке вам непременно понадобится помощь. Что скажете?
Я задумался. В конце концов, помощь в поисках свитков действительно лишней не будет. А напарник из Хеммета выйдет толковый.
– Ну хорошо, Хеммет, слушайте…
Мы сели на штабель ящиков, и я рассказал Синклеру практически всю историю о статуэтках, татуировщике, секретарше Мильвовского и остальном.
– Приключенческий роман как минимум, – констатировал Хеммет, – а может и детективный…
– И роман этот весьма далек от завершения, – уточнил я, – и финал его совершенно неясен.
– Это так. Но сейчас нас должна интересовать более прозаическая вещь. Как нам выбраться из этой глуши?
– Видимо так же как мы сюда попали…
– Это слишком долго. Если мне не изменяет зрение, то вот эта бело-синяя штука, – он показал на импровизированную посадочную полосу за краем лагеря, – транспортный самолет. Вопрос только в том, как уговорить военных нас отсюда забрать?
Я пригляделся.
– Знаете что, Хеммет, кажется, у меня есть идея. Подождите пару минут.
– Что вы задумали, Танкред?
– Синклер, вы когда-нибудь ощущали себя посылкой? Или письмом?
– Что?
– Подождите пару минут, сейчас я кое-что выясню.
Я быстрым шагом направился к посадочной полосе. Зрение меня не подвело. Это была старушка "Ванесса". А рядом с ней сосредоточенно копошился пилот Эрика Витт.
– С каких это пор "Эйр Африка" работает на тевтонских военных?
Девушка обернулась. Выражение ее лица вызвала у меня острый приступ дежавю. Точно такое же было у Хеммета на кладбище в Донкерводе.
– Только не говорите мне, что вы полагали меня сожранным львом! – воскликнул я.
– Полагала… Так лев вас не съел?
– Нет, похоже, я ему не слишком понравился.
– Тогда у нас с этим львом совершенно разные вкусы… Как же я рада вас видеть Танкред!
Дверь мне открыла средних лет горничная с выражением мировой скорби на лице. И где только Карл таких находит?
Она молча впустила меня в просторную, абсолютно пустую и сумрачную прихожую, ни слова не говоря поднялась по небольшой лесенке и постучала в крашеную филенчатую дверь:
– Профессор к вам гость, – бесстрастным тоном сообщила она, и с видом человека исполнившего свой долг удалилась на кухню.
Дверь распахнулась, и на пороге появился опирающийся на свою неизменную палочку Карл.
– Где ты ошивался, Танкред? Я тебя уже три часа жду! Заходи.
Я пробормотал что-то невнятное про железнодорожное расписание, и вошел.
Профессор широким жестом разметал лежавшие на столе бумаги, освобождая пространство для работы.
– Итак. Пока ты разъезжал по Африкам и прохлаждался с девицами на необитаемых островах Индийского океана, я успел провести небольшое исследование.
Он вытащил из ящика стола лист ватмана. Лист был разделен карандашной линией на две половины. Вдоль линии с двух сторон ритмично сплетался знакомый мне по статуэткам орнамент.
– Что это? – спросил я.
– Это прорисовка орнамента с нашей статуэтки и с фотографии присланной тобой из Адена. Сверху наш вариант, снизу аденский.
– Но это две части одного целого! Смотрите, концы штрихов одной части точно соответствуют таким же другой! Не может быть!
– Что не может быть? Ты хоть знаешь, о чем это говорит?
– Понятия не имею… Но это же должно что-то значить?
– Естественно должно. Осталась самая малость. Выяснить что именно, – ехидно заметил профессор, – однако ты недостаточно наблюдателен. Смотри. Вот здесь орнаменты не сходятся. А еще здесь, здесь и здесь.
– Действительно, – согласился я, – в нескольких местах рисунок нарушается.
– Причем это не просто места, а середины сторон основания. То есть в угловых участках орнаменты идентичны, но в середине отличаются.
– Очень интересно. Но абсолютно не понимаю, что бы это могло значить.
– Африка плохо сказалась на твоих умственных способностях, – проворчал профессор, – но это еще не все. Теперь внимательно посмотрим на саму фигурку.
Он вытащил из того же ящика переданную ему мной на хранение статуэтку.
– Как видишь, орнамент покрывает не все основание, а немного не доходит до его нижнего края. Причем именно по нижней стороне орнаменты сходятся штрих в штрих. О чем это говорит?
