Однажды утром была объявлена тревога – на рейде появились три больших датских военных корабля. И в самом деле казалось, что готовится нападение на крепость, имевшее большие шансы на успех ввиду плохого состояния и вооружения крепости. Самым слабым местом крепости являлись расположенные во внутренней гавани ворота. Подъемный мост пришел в негодность, во рву не было воды, а защищавший крепость равелин представлял собой развалины. Так как к тому моменту мой шурин Гимли частично заменил временно использовавшиеся под мины бочки привезенными из Берлина прорезиненными мешками, то я приказал прикатить одну из этих теперь оказавшихся ненужными бочек во Фридрихсорт, чтобы сделать из нее фугас для защиты крепостных ворот. В день перед объявлением тревоги я приказал вырыть в центре старого равелина глубокую яму и опустить туда бочку. Пока шли работы, наступила ночь, так что яма осталась незарытой, и около нее был выставлен часовой. Когда на следующее утро объявили тревогу, я поручил моему брату Фридриху, который приехал вслед за мной в Киль и Фридрихсорт (позже это сделали и Вильгельм и Карл), изготовить взрывные провода, чтобы в случае штурма взорвать мину с крепостного вала.
Корабли действительно приблизились к крепости на расстояние пушечного выстрела. Три мои пушки были укомплектованы людьми, а калильня топилась на полную мощность. Но я запретил стрелять, пока корабли не войдут в проход бухты. Весь оставшийся гарнизон я собрал во дворе крепости для распределения по местам и поднятия боевого духа. И тут перед воротами крепости внезапно поднялся огненный столп. Я ощутил, как грудь сильно сдавило, затем она резко расширилась; послышался звон выпавших всех до единого оконных стекол, а потом вся черепица с крыш взлетела на фут в воздух и со страшным грохотом свалилась вниз.
Конечно, это могла быть только мина, взрыв которой и вызвал беду. Тут же меня оглушила мысль о моем бедном брате Фрице. Я побежал к воротам посмотреть, жив ли он, но он уже шел мне навстречу, целый и невредимый. Он доделал мину, поставил батарею на валганг[86], соединив один провод с полюсом батареи, а другой закрепив на ветке дерева, чтобы в случае необходимости всегда иметь его под рукой, и только хотел сообщить мне об этом, как раздался взрыв, и взрывной волной его сбросило со стены внутрь крепости. Сильным порывом ветра второй провод смело с ветки и швырнуло прямо на второй полюс батареи, из-за чего и сработала мина.
Хуже дело обстояло с часовым, который во время взрыва находился на бруствере равелина.
Из отчета подполковника Мейера генералу Врангелю от 06.05.1848 о безопасности Эккернфердской бухты
В заключение не могу не упомянуть о превосходных качествах лейтенанта артиллерии Прусской королевской армии Сименса. Последний развил достойную удивления деятельность, достигнув многого малыми средствами, а его осмотрительность, знание тамошней местности и люди – того сорта, что крайне желательно видеть его и далее занимающим настоящий пост.
Я нашел его с другой стороны воронки, как казалось, уже мертвым; рядом лежало его наполовину засыпанное землей ружье со штыком. Мощная взрывная волна, вызванная взорвавшейся в яме миной, по всей вероятности, увлекла его за собой в воздух, а затем отбросила за воронку. По счастью, он судорожно вцепился в ружье, из-за чего при падении удар смягчился. Через час часовой пришел в сознание, и хотя изо рта, носа и ушей у него шла кровь, а все тело представляло собой сплошной синяк, он остался цел и через несколько дней смог продолжить службу. Больше пострадал военный врач из Киля, поспешивший во Фридрихсорт, как только пришло сообщение о появлении датской эскадры, и как раз переезжавший разводной мост, когда совсем рядом раздался взрыв. Вместе с повозкой он свалился в ров, получив несколько ушибов. Сильно обварился и повар, несший полную кастрюлю с супом по лестнице первого этажа и упавший вниз.
Весьма примечательными были механические последствия, которые оставил вокруг себя взрыв, вырвавшись из открытой образованной почвой трубки с пороховым зарядом в пять центнеров. Во всей крепости не осталось ни одного закрытого помещения любого размера. Либо взрывной волной выдавило двери или стены, либо, если они выдержали, их выбил образовавшийся вакуум. Стекла вылетели даже в деревне Лабё и в Гольтенау. Разница в давлении внутри крепости должна была составить по крайней мере одну атмосферу, иначе бы она не вызвала такие последствия на столь далеком расстоянии.
Возвратившись на плац, где я оставил гарнизон, я никого не нашел и боялся, что люди в страхе разбежались кто куда. Однако, к моей радости, я вскоре заметил, что все они находились на установленных местах.
Все подумали, что разорвалась датская бомба и начался обстрел. Датские корабли тем временем изменили свое намерение, вернулись на внешний рейд и вскоре покинули и его, оставив один-единственный блокадный корабль.
Некоторое время спустя в копенгагенских газетах можно было прочесть, что одна из подводных мин, коими покрыта вся Кильская бухта, случайно взорвалась у Фридрихсорта и разрушила крепость. И в самом деле вид на взрыв с кораблей должен был быть весьма впечатляющим. Красные черепичные крыши всех зданий крепости взлетели над низкими крепостными валами, придав ей насыщенный багровый оттенок. Затем черепица рухнула вниз, и дома исчезли.
К истории торпед
Вечерний выпуск National-Zeitung от 23 июля содержит статью «Торпеды и их применение в морских войнах», начинающуюся со слов: «Несомненно, русским принадлежит заслуга первого применения в морских войнах подводных мин и т. д.» Так как я уже неоднократно встречал данную точку зрения, просочившуюся даже в специализированные военные журналы, прошу опубликовать следующее опровержение: «Подводные мины с электрическим запалом впервые успешно и многократно использованы в 1848 году при защите Кильской бухты, так что являются немецким, а не русским изобретением».
…Весной 1848 года… всеми ожидалось появление датского флота в Кильской бухте… моему шурину, профессору химии К. Гимли, живущему в Киле, первому пришла в голову мысль защитить город от ожидаемого со страхом нападения датского флота с помощью подводных мин, закрепленных в фарватере…
Курорт Вестерланд (о. Зильт), 27 июля 1877 годаДоктор Вернер Сименс,National Zeitung, 30.07.1877
То, что датчане стали испытывать огромное уважение перед минами, доказывает факт, что, несмотря на общеизвестную слабость артиллерийской защиты Кильской бухты, за время обеих шлезвиг-голштинских войн ни один датский корабль не рискнул туда зайти. И хотя эти первые подводные мины так и не пригодились, тем не менее они оказали решающее влияние на ход военных действий. Поэтому я сожалею, что военные писатели позже полностью проигнорировали эту первую осуществившуюся на глазах у всего мира и тогда много обсуждавшуюся защиту гавани с помощью подводных мин. Даже немецкие военные писатели позже приписывали изобретение подводных мин профессору Якоби из Санкт-Петербурга, хотя подобные испытания проводились в Кронштадте лишь много лет спустя, и Якоби совершенно не думал оспорить мое изобретение и славу первого использования этих мин в войнах. Когда после заключения мира мины выловили и подняли из воды, оказалось, что порох, несмотря на двухлетнее нахождение в морской воде в каучуковых мешках, остался совершенно сухим. Так что можно не сомневаться, что при надобности мины выполнили бы свой долг.
Вскоре после описанного взрыва во Фридрихсорте в Шлезвиг-Голштинию вошли главные силы прусской армии под командованием Врангеля. Некоторое время спустя я получил из штаб-квартиры армии лично в руки письмо с благодарностью за оборону бухты с помощью подводных мин и взятие морской батареи Фридрихсорт. Ниже сообщалось, что рота вновь созданного шлезвиг-голштинского батальона под командованием лейтенанта Крона займется дальнейшей обороной крепости. Мне же вместе с добровольческим крестьянским отрядом поручалось к точно назначенному времени совершить марш-бросок к бухте Шлей, переправиться через нее в подходящем месте и агитировать население провинции Ангельн захватывать тех отступающих датчан, что появятся там после намечающегося сражения при Шлезвиге. Передав крепость шлезвиг-голштинской роте, я в назначенное время совершил переход в Миссунде, на рассвете переправился через Шлей и повел мое бодро марширующее войско во Фленсбург. Уже ранним утром мы услышали грохот пушек под Шлезвигом. Население вело себя невозмутимо и, казалось, не желало быть потревоженным в этом своем спокойствии.
Датчан не было видно; но вечером мы услышали от крестьян, что датская армия разбита и, преследуемая прусской армией, отступает через Фленсбург. Ближе к Фленсбургу слух подтвердился; прусский авангард как раз входил в город.
