Летом 1378 года он пытается проникнуть в Москву, чтобы там отбить митрополичий титул у ещё не посвященного претендента Перед этим он посылает послание игумену Сергию и игумену Фёдору «и аще то инъ единомудренъ съ вами»[190], ища поддержки у своих единомышленников. Несмотря на то, что Дмитрий выставил кордоны, чтобы не допустить митрополита в Москву, возможно, при помощи же своих единомышленников, он всё же добрался до Москвы, но здесь его ждал далеко не любезный приём. Князь приказал его арестовать и подвергнуть всяческим унижениям- почти нагого двое су гок продержал голодным в холодном погребе, а затем с позором выгнал вон из Москвы. Униженного и оскорблённого возвратили Киприана в Киев, и уже оттуда шлёт он через Сергия церковное проклятие князю Дмитрию и его боярам[191].
Только на это на Руси мало кто обратил внимание. Великий князь и Михаил, чувствуя зыбкость своего положения, всё же решаются на придание законности этому факту. Но здесь опять вспоминаются времена Ярослава Мудрого, как он поставил митрополитом Иллариона без участия Константинополя, «собравь епископы»[192]. И князь Дмитрий решает, что в этих условиях русские епископы сами могут назначить Михаила не только епископом, но и митрополитом, тем самым замахнулся на автокефалию русской церкви Шаг в условиях пошатнувшегося политического авторитета Константинополя, может быть, и разумный. Но как сильна традиция догмы в мозгах высших церковных иерархов. «По повелению же княжю собрашася епископи, ни единъ же отъ нихъ дерзну рещи супротив Митяю, но тъкмо Дионисии, епископъ Суждальскыи, и по многу вьзбрани князю великому рекъ не подобаем томоу тако быти»[193].
Вот здесь Великий князь просчитался. Казалось бы, оппозиции быть не могло, ослушаться Дмитрия мало кто мог рискнуть, если бы не Дионисий. Личность во многом выдающаяся, аскет, строгий подвижник, проживший долгую монашескую жизнь, основатель нижегородского Печерского монастыря, Дионисий резко отрицательно высказался за подобную новизну: «…этому делу так не быть, а должно Митяю припять благословение от патриарха по древнему чину»[194]. Дионисий считал, что право постановления принадлежит только константинопольскому патриарху и что нарушать его не может даже и собор. В своих мыслях, бесспорно, Дионисий был не одинок Среди его союзников значится и Сергий Радонежский Между Дионисием и Михаилом разгорелись жестокие споры «и мнозе распре бывше междю има»[195]. В результате Дионисий решает сам ехать в Константинополь, чтобы самому получить митрополичий сан, считая, что у него больше прав на это, чем у Михаила В ответ, по навету Митяя, московский князь арестовывает непокорного епископа. И только поручительство Сергия освободило Дионисия, но при этом Дмитрий Иванович потребовал от епископа «не ити къ Царюграду безъ моего слова, но ждати до году Митяевы митрополии»[196] Оказавшись на свободе, забыв сразу же все свои клятвы и поручительства, Дионисий бежал в Нижний Новгород, затем через Сарай в Константинополь. В этих условиях и Митяй поспешил в Царьград. Великий князь снарядил большое посольство во главе с боярином Юрием Васильевичем Кочевиным-Олешеньским, в которое вошли как светские чиновники, так и три архимандрита: «Иван Петровьскыи, ее бысть пръвыи, общему житию началникъ на Москве, Пуминъ архимандрит Переяславьскыи, Мартин, архимандритъ Коло-меньскыи»[197] "И бысть ихъ полкъ великъ зело»[198].
Полномочия посольства были поистине неограниченными. Вели кий князь снабдил их несколькими подписанными бланками с печатями «на запасъ», для достижения цели рекомендовал не жалеть никаких средств, «аще будеть оскудение, или какова нужа, и надобе заняти или тысуща сребра или колико, то се вы буди кабала моя и с печатню»[199].
Путь посольства пролегал через Рязанскую землю, через Орду. Здесь оно было задержано татарами и доставлено к Мамаю. Остаётся только догадываться, что способствовало тому, что Мамай, находящийся в состоянии воины с Москвой, пропускает ее посольство Скорее всего, щедрые дары и заверения в покорности сделали своё дело. Далее путешествие продолжалось по Чёрному морю, и уже почти у конечной цели, «яко видети Царьградь», Митяй внезапно разболелся и умер Случайность, стечение обстоятельств или роковая неожиданность прервали Жизнь достаточно молодого, крепкого здоровьем ставленника Дмитрия. Стоит только догадываться.
Ситуация вновь оказалась критической. Московское посольство должно было не только опередить других претендентов — Киприана и Дионисия, — но и любой ценой добиться постановления Митяя в митрополиты. Смерть — случайная ли, или преднамеренная — внесла сумятицу в действия посольства. Возвратиться домой, не выполнив волю князя, значило уступить другим претендентам, а это сулило большие неприятности со стороны князя. Отправиться вновь за советом в Москву — значит, потерять драгоценное время. Нужно было принимать решение на месте. В составе посольства возможных претендентов было три — три архимандрита: Иоанн, Пимен и Мартениан. Последний из числа претендентов почему-то сразу же выбыл. Остались двое. «И бысть промежи ими распря и разногласие, ови хотеша Ивана въ митрополиты, адрузии Пимина. И много думавше промежи собою и яшася бояре за Пимина, а Ивана оставиша поругана и отъринуша и»[200]. Как видим, решающее слово в выборе Пимена оказалось за боярами и в первую очередь, очевидно, за главой посольства Юрием Кочевиным. Архимандрит Иван пытался противодействовать этому решению, причём так активно, что ему «сковаша нозе его въ железа, смириша въ оковахъ нозе его, понеже не единомудрствуетсъ Пиминомь»[201].
В руках Пимена оказались все бумаги, выданные Митяю Дмитрием Ивановичем, в том числе и чистые бланки с княжеской печатью. Послы пошли на обыкновенный подлог: они заполнили чистую грамоту, в которой якобы московский князь просил патриарха поставить в митрополиты Пимена. На что рассчитывало посольство, идя на открытый обман? Ведь в Константинополе всем было известно, что русские прибыли именно для утверждения Митяя; скрыть его смерть и тем более похороны тоже невозможно, рассчитывать на доверчивость собора — наивно. Аргументы были одни — деньги, долговые обязательства и т. д.
Положение самой патриархии было достаточно сложным. В июне 1380 года в синоде состоялись выборы нового патриарха. Им стал Нил, а затем синод приступил к решению проблем русской митрополии. Деньги сыграли свою роль, и патриарх Нил утвердил митрополитом Руси Пимена. Другие претенденты в результате сложных дипломатических интриг, подкупов быстро вышли из игры. Дионисий получил титул архиепископа[202] и на время счёл благоразумным выйти из игры. Киприан, видя проигрышность своего дела, решил довольствоваться малым — митрополитом «малой Руси и Литвы» — и бежал из Константинополя. «И тако поставилъ есть Нилъ патриархъ Пимина митрополитом па Русь»[203]. Константинопольского патриарха русские послы убедили, теперь оставалось самое сложное — чтобы самозванца-митрополита принял Великий князь. Поэтому Пимен не спешит с возвращением на родину, выясняя реакцию московского правителя. А Дмитрий Иванович, получив известие о смерти своего любимца (о той закулисной игре, подлоге совершённом, прикрываясь его именем), был в страшном гневе. С) принятии Пимена не могло быть и речи. Но и митрополия не могла остаться без своего поводыря. Вновь сложная проблема встала перед Дмитрием Ивановичем. Рушились его планы, связанные с Митяем, положение церкви оставалось сложным. И князь решается, казалось бы, на нелогичный шаг. Он приглашает в Москву опального митрополита Киприана. В Киев посылается посольство во главе с Фёдором, племянником Сергия Радонежского, «зовучи его к себе на Москву…»[204]. 23 мая 1381 года в праздник Вознесения митрополит Киприан торжественно въехал в Москву, «князь же великий Дмитреи Иванович прия его съ великою честию и со многою верою и любовию»[205]. Конечно, летописец явно приукрасил это событие («со многою верою и любовию»), но события требовали мирного сосуществования великого князя и митрополита. А через семь месяцев возвратился на Русь и Пимен. Дмитрий Иванович приказал схватить его, отнять у него все знаки митрополичьего отличия и сослал в ссылку в далёкую Чухлому, а сопровождавшее его посольство строго наказал за непослушание: «у одних конфисковал имении, других сослал в ссылку, иных посадил в тюрьму и поверг телесному наказанию, а некоторых предал и смертной казни»[206]. Конфликт церкви и светской власти, казалось бы, закончился.
Мы уделили так много места и внимания «смуте в митрополии», сознательно отойдя на время от предложенной нами же схемы — погодному описанию событий, чтобы в едином отрывке аккумулировать весь сгусток событий, всю драматичность происходящего. Это нисколько не увело нас от основной темы. Наоборот, нам представляется, что со-бытия, предшествующие смерти Алексия, и последующие за этим проблемы руководства русской церкви вытекали из страстного желания князя влиять на церковную жизнь, подчинить её княжеской, светской власти. В тех условиях задача архисложная. Постепенно освобождаясь от опеки старой боярской знати, Дмитрий стремился вырваться из подчинения своего духовного учителя Алексия. И если во взаимоотношениях с учителем-митрополитом Алексием дело решил Бог, взяв поводыря к себе, то последующие события трактовать однозначно сложно. Победа или поражение князя во взаимоотношениях с церковью? Оценку давать не будем. Главное, что события показали силу Великого князя, его способность решать проблемы православной церкви всея Руси. А это сказалось на решении вопросов внутриполитической жизни, тем более что проблем было множество. Поэтому возвратимся вновь к решению государственных задач, стоящих перед московским князем.
