Через два дня трал «Клеймора» снова за что-то зацепился. Брошенный за борт ручной лот вернулся с отчетливыми следами краски. Это неопровержимо свидетельствовало о том, что здесь на дне лежит затонувшее судно. Весь вопрос: какое? Спущенный в наблюдательной камере Уильям Джонстон на глубине 133 метров увидел веред собой «Ниагару» лежавшую на грунте с креном в 70 градусов на левый борт.
Естественно, всем находившимся на борту «Клеймора» не терпелось как можно скорее приступить к подъему золота. Капитану Уильямсу пришлось умерить этот излишний пыл: сначала нужно было тщательно обследовать «Ниагару», чтобы составить план спасательных работ. Несмотря на крутую зыбь, братья Джонстоны провели под водой несколько часов и осмотрели все судно. Затем под их руководством на макете с максимальной точностью была воспроизведена обстановка на дне. В итоге жарких споров участники экспедиции пришли к выводу, что единственная возможность проникнуть в отсек с золотом — это взорвать борт лайнера.
И вот наступил долгожданный день, когда капитан Уильяме замкнул контакты подрывной машинки. Мощный взрыв вздыбил морскую гладь. Возле стоявшего в ста метрах спасателя всплыли оглушенная рыба и куски деревянной обшивки мостика «Ниагары». По докладу поспешивших под воду братьев Джонстонов в борту лайнера образовалась пробоина площадью двадцать квадратных метров. Последовало еще несколько взрывов, после чего Джон в наблюдательной камере наконец-то смог вплотную приблизиться к «золотому» отсеку. Увы, доступ в него преграждала толстая стальная дверь. Переборки тоже были надежно защищены броней.
Судовой инженер, взятый в экспедицию в качестве консультанта, категорически заявил, что наиболее уязвимое место — это дверь отсека, которую нужно подорвать. Причем требовалось так рассчитать и расположить заряд, чтобы он не разнес вместе с дверью находившиеся внутри 295 ящиков с золотыми слитками. Иначе потом с помощью глубоководного храпового захвата их будет почти невозможно достать из тесного отсека.
Начался самый ответственный этап операции. Из железных прутьев была сварена решетка, точно соответствовавшая размерам дверного проема. На ней по периметру закрепили подрывные заряды, и сидевший в наблюдательной камере водолаз с величайшей осторожностью поместил хитрое сооружение над стальной дверью, которая из-за сильного крена корпуса «Ниагары» стала полом.
Расчет полностью оправдался: Взрыв аккуратно вышиб дверь, а храповый захват вытащил ее на палубу «Клеймора». Позднее капитан Уильямс в память об этой экспедиции установил стальную дверь с «Ниагары» в своем кабинете в Мельбурне. 13 октября 1941 года, забыв про суеверное число, под ликующие крики экипажа водолазы извлекли первый ящик с золотом. Работа закипела. За месяц с небольшим было поднято 552 слитка, которые сложили в каюте капитана «Клеймора», и, хотя на борту были только свои хорошо проверенные люди, выставили круглосуточную охрану.
В горячке первых дней водолазы не обратили внимания на одну неприятную деталь, которая, в конце концов, сыграла свою роль. Оказалось, что, кроме двери, взрыв повредил внутренние переборки, и часть слитков была выброшена в соседние отсеки. Предстояло отыскать их.
Чтобы ускорить дело, к поискам наравне с водолазами подключились остальные участники экспедиции. С утра до вечера в камере менялись наблюдатели. Каждому хотелось самому обнаружить недостающую часть сокровищ. Однако время шло, а результатов не было. Когда окончательно износились тросы лебедки и капитан Уильямс смирился с мыслью, что придется объявить об окончании работ, Джон Джонстон вдруг достал еще один слиток. Это был последний успешный спуск храпового захвата. Хотя «Клеймор» простоял на якоре еще целую неделю, больше находок никому сделать не удалось. Тридцать семь слитков так и остались в «Ниагаре» на глубине 133 метров.
«Клеймор» взял курс на гавань Вхангароа. И тут произошёл едва ли не самый драматичный случай в истории судоподъемного дела. Когда до базы оставалось несколько миль, старший механик доложил капитану Уильямсу, что в машинное Отделение поступает вода. Старенькое судно, которое до этого плавания хотели уже сдать на слом, не выдержало длительного пребывания в бурном море: между листами обшивки появились трещины, и оно стало тонуть. Возникла реальная угроза, что сокровища опять окажутся в морских глубинах, откуда их с таким трудом только что вызволили.
На «Клейморе» пустили в ход все водоотливные насосы. На всякий случай капитан приказал вытащить золото на палубу, чтобы потом его было легче поднимать со дна. Но судьба на сей раз оказалась милостива: кое-как судно всё же удалось привести в гавань. Однако едва успели выгрузить на причал десять тонн золотых слитков, как оно село днищем на грунт.
Так закончилась первая часть эпопеи «Ниагары».
Прошло больше десяти лет, но многие водолазные специалисты продолжали ломать голову над судьбой похороненных в «Ниагаре» 37 золотых слитков. Ведь точное местоположение затонувшего лайнера было известно, значит, проблема их подъема вполне поддавалась решению. Нужны только хорошая подводная камера и совершенный грейпферный захват с дистанционным управлением. И вот в 1953 году английский спасательный корабль «Формост-17», прибыл в заданный район. Благодаря инженерным новинкам и высокой квалификации глубоководников за несколько недель удалось разыскать в соседних отсеках и поднять еще тридцать слитков. На этом дело застопорилось. Семь золотых брусков так и остались лежать спрятанными в груде искореженного взрывами металла. На, сей раз, надо полагать, Навсегда.
«Я нашел золото!»
...8 октября 1981 года мурманский порт жил своей обычной жизнью. Не звучала торжественная музыка оркестров, не полоскались на ветру яркие флаги расцвечивания. Между тем в порту происходило знаменательное событие. Туда были доставлены огромные ценности — пять с половиной тонн золота, которые 39 лет назад покинули Мурманск на борту английского крейсера «Эдинбург». Во главе конвоя из тринадцати вымпелов за два дня он успел пройти 250 миль, когда 30 апреля 1942 года в его правый борт попали две торпеды, выпущенные германской подводной лодкой. Крейсер лишился управления, но держался на плаву. Поэтому «Эдинбург» решили отбуксировать обратно в Мурманск вместе с его бесценным грузом. Главную роль сыграло то, что золото находилось в артиллерийском погребе и его перегрузка на один из кораблей конвоя отняла бы много времени. Увы, как вскоре выяснилось, это решение было далеко не лучшим. Через тридцать шесть часов последовала атака фашистских эсминцев, во время которой крейсер получил новые повреждения. Опасаясь, как бы он не попал в руки противника, командование конвоя отдало приказ затопить «Эдинбург».
Впоследствии предпринимались неоднократные попытки добраться до этого золота, отправленного СССР союзникам в уплату за военные поставки. Однако все, кто занимался поисками клада, включая английские, советские, немецкие и норвежские фирмы, несмотря на большие затраты, так ничего и не добились. Поэтому, когда водолаз-глубоководник Кейт Джессоп загорелся идеей достать русское золото, коллеги сочли его несерьезным. Если даже удастся найти крейсер в студеном штормовом Баренцевом море, доказывали они, это все равно ничего не даст. Ценный груз надежно спрятан в артиллерийском погребе, самом труднодоступном месте корабля. Его броня слишком крепка, чтобы можно было применить апробированный способ резки корпуса с помощью подрывных зарядов. Ну а добраться до погреба в жестком скафандре по бесконечным коридорам, да еще в ледяной воде, и подавно невозможно.
Но ни скепсис, ни насмешки не действовали на Джессопа. Шесть лет он собирал и вводил в ЭВМ любую информацию, относящуюся к «Эдинбургу». На ее основе был разработан настолько впечатляющий, а главное, вполне реальный план спасательной операции, что энтузиаст сумел убедить британское правительство заключить с ним контракт на ее проведение. Под него Джессоц получил кредиты и организовал компанию «Джессоп марин рикавериз лимитед». Ее поисковое судно «Стефанитурм» водоизмещением в 1400 тонн, оснащенное новейшей аппаратурой, сравнительно быстро обнаружило «Эдинбург». Подводные съемки и визуальное обследование, проведенные опытнейшими глубоководниками, дали весьма обнадеживающие результаты: крейсер лежал на боку вверх пробоиной на глубине 235 метров. Через эту пробоину водолазы вполне могли проникнуть внутрь корабля, причем, по счастливому стечению обстоятельств, как раз недалеко от артиллерийского погреба.
...Превозмогая почти невыносимое давление воды на 235-метровой глубине, достигавшее 23 атмосфер, Джон Росье, двадцатисемилетний водолаз из Зимбабве, первым приблизился к корпусу «Эдинбурга». Сделав небольшую передышку, медленно, буквально сантиметр за сантиметром он начал пробираться к артиллерийскому погребу, осторожно шаря впереди себя вытянутой рукой. Из-за ила и мазута вода была настолько мутной, что в ней ничего не было видно даже при свете мощного фонаря. Больше всего Росье боялся наткнуться на снаряды, почти сорок лет пролежавшие на дне Баренцева моря: они могли взорваться даже от легкого прикосновения.
