Но одна печальная нота — и, к сожалению, сегодняшняя — вплетается в эту картину. Два года назад знаменитая галерея Уффици, что примыкает к Старому дворцу, была взорвана террористами. Двухсоткилограммовую бомбу подложили под здание XVI века, где хранились картины художников флорентийской, венецианской и западноевропейских школ, античная скульптура, документы истории города. Это бесценное собрание Медичи в 1737 году передала в дар городу Анна-Мария-Людовика, последняя представительница этой семьи. Взрыв превратил часть галереи в развалины. Погибли люди. Погибли многие произведения искусства. Сейчас восстановлена лишь часть галереи Уффици, но кто совершил это страшное преступление — до сих пор неизвестно...
Я долго не могла расстаться с Флоренцией и по дороге в Венецию все думала — почему она стала мне так близка? Почему здесь любили бывать и подолгу жить многие наши соотечественники? Помню, в свой прошлый приезд во Флоренцию, я долго сидела на берегу Арно, в зеленом дворике особняка Николая Демидова. Правнук первого Демидова в XIX веке был посланником России в Италии, жил в этом особняке, и его сын увековечил память отца, поставив его бюст перед домом. И теперь смотрит Николай Демидов, потомок уральских промышленников, на тихие воды Арно...
А в галерее Уффици — это было еще до взрыва — я увидела на потолке одного из залов портрет Ивана Чемоданова, первого посланника России в Италию при Борисе Годунове...
Здесь жил Достоевский — и этот дом отмечен памятной доской; здесь, на вилле баронессы фон Мекк, в скромном домике среди зелени пиний, писал Чайковский своего «Манфреда»; из Флоренции, в карете, запряженной шестеркой лошадей, уезжала в Рим жена русского мецената Абамелик-Лазарева, чтобы — в последний раз — взглянуть на свою знаменитую «Русскую виллу», которую Абаме-лик завещал после смерти жены Академии художеств, России...
А Павел Муратов, создавший блистательные «Образы Италии»? В них присутствуют и сиреневая дымка флорентийских холмов, и глубина всего итальянского неба, и элегическая мечтательность путника...
Во Флоренции, казалось мне, душа сама раскрывается навстречу красоте.
Тень барона Франкетти
Автобус припарковался у самой воды. Тут же подошел речной трамвай, и мы, заплатив по 40 тысяч лир за дорогу туда и обратно, вошли в Большой канал.
Стоял ослепительно яркий день. Солнце играло синевой воды, заливало светом то один берег, то другой — канал петлял, высвечивало вдали фасады дворцов, купола церквей, шпили колоколен. Город силуэтов таил в себе обещание прекрасного...
Мне захотелось как-то сориентироваться в пространстве, и я развернула карту Венеции. Город занимал множество островов — целый архипелаг! — лежащих в просторной лагуне. Их соединяли с материком железнодорожный мост и шоссе. С юга к островам подступало открытое море. Адриатическое. Удивительный город — город среди моря, в четырех километрах от материка...
Каналы прорезали острова, подобно улицам. Они соединялись между собой тонкими голубыми ниточками-переулками; многие улицы — «рии», как называют их в Венеции, — впадали в Большой канал. Он был, конечно, главным проспектом — Canale Grande, длиной около четырех километров. Широкий размашистый зигзаг его делил город на две части; полосочки трех мостов соединяли его берега. Вот, похоже, одна, центральная, начала обретать реальные очертания: мы приближались к мосту Риальто.
...Мощная арка белокаменного моста, построенного в конце XVI века, перекинута с берега на берег в самом узком месте канала — здесь ширина его около 30 метров. За изящной балюстрадой, под аркадами моста, — многочисленные магазинчики, как и в прошлые века. Толпа на балюстраде, под мостом — лодки, гондолы, катера, заполненные людьми. Все не отрывают взглядов от берегов...
Силуэты дворцов уже перестали быть силуэтами. Здания вырастали прямо из воды, и у парадных входов поднимался частокол жердей — причалы для лодок и гондол. Дворцы тянулись один за другим — четырехэтажные, желтовато-коричневые, зеленовато-серые, розовато-палевые. Их неяркую, но изысканную окраску подчеркивала густая синева воды. Арки, ажурные решетки, легкие ритмичные аркады — готика, барокко, венецианский стиль сошлись на этих берегах, чтобы, казалось, донести до нас дух того времени, когда Большой канал был портом, торговым центром процветающей Венецианской Республики и венецианская знать возводила на его берегах эти архитектурные шедевры.
Сейчас во многих дворцах располагаются музеи, и потому Большой канал не редко называют Художественным салоном Венеции. У каждого из этих зданий — своя непростая биография, мне же запомнилась история дворца Ка"д"Оро. Его построили зодчие Джованни и Бартоломео Бон в первой трети XV века, и свое название — «Золотой дом» — он получил благодаря великолепному фасаду, украшенному многоцветным мрамором и позолотой. Но четыре столетия спустя один «крутой», как сказали бы сейчас, реставратор снял эту облицовку и продал ее, за что и был судим. Долгое время дворец не мог обрести настоящего хозяина, пока, наконец, не попал в руки страстного коллекционера Джорджо Франкетти. Он отреставрировал дворец ив 1915 году отдал в дар городу вместе с коллекциями живописи и скульптуры. Сейчас во дворце находится Галерея Франкетти. Благодарные венецианцы установили над прахом барона Франкетти, во дворце Ка"д"Оро, надгробие в виде колонны.
Мы подошли к причалу, расположенному в двух шагах от Дворца Дожей и площади Сан-Марко. Здесь воды Большого канала уже растворялись в синеве лагуны.
Был обычный будний зимний день. Но, казалось, мы попали на какой-то большой праздник. Молодые гондольеры, в черных шляпах с красной лентой вокруг тульи, ловко отталкиваясь шестами, заводили свои узконосые гондолы в боковые улочки-каналы. Для туристов, среди которых больше всего было японцев (нанять гондолу стоит 120 долларов), начиналась прогулка по каналам Венеции. Звуки вальса «Амурские волны» (и это вместо ожидаемой баркаролы!) уплывали вместе с гондолами...
На набережной — под огромными зонтами хлопотали продавцы и покупатели. Разноцветные платки, шарфы, майки развевались на ветру, как флаги. Под колоннами Дворца Дожей, который боковым фасадом выходит на набережную, в просторном портике, текла своя жизнь: играли дети, музыканты что-то репетировали, нищий старик разложил свою нехитрую снедь — обедает, светловолосая девушка, словно сошедшая с картин Боттичелли, замерла на мраморной приступочке, подставив лицо солнцу...
Но шумная набережная оказалась лишь истоком людского потока, который вливался на площадь Сан-Марко. На просторном, почти прямоугольном замкнутом пространстве площади, толпа рассыпалась: здесь так многое притягивало взор. Площадь окружали собор Сан-Марко, Дворец Дожей, Лоджетта, галерея со скульптурами, и Башня Часов. Рядом с собором — колокольня Сан-Марко. В 1902 году стометровая громада колокольни неожиданно рухнула, но уже через десять лет она — такая же, как была, и там, где была, — вновь поднялась над городом.
Похоже, тень барона Франкетти не покинет меня во время всего пребывания в Венеции... Вот фасад о пяти порталах грандиозного собора Сан-Марко. Над центральным порталом — античная квадрига. Кони скачут там с 1250 года. Но в самом конце XVIII века их бег был остановлен — Наполеон, вторгшийся в Италию, отправил квадригу в Париж. Однако вскоре колесница была возвращена, и кони вновь заняли свое законное место. Правда, копии. Оригиналы — творение скульптора Лисиппа (IV век до н.э.) — хранятся после реставрации в самом соборе. Как хранятся в Сокровищнице Сан-Марко произведения искусства, которые на протяжении многих лет жители Венеции приносили в дар Республике...
И в соборе, и на площади Сан-Марко, под неусыпным взором крылатого льва, символа Венеции, вознесенном колонной над площадью, всегда кипела жизнь. Это был центр города, здесь происходило публичное посвящение дожа после его избрания, здесь он благословлял и приветствовал флотоводцев и кондотьеров Венеции, здесь шумели и шумят до сих пор знаменитые венецианские карнавалы. Но рычаги, приводившие в движение жизнь города, находились во Дворце Дожей. Его внешний вид — массивный верх покоится на ажурных колоннах — создает впечатление солнечной легкости, скромной пышности, богатой простоты. Внутреннее убранство говорит о баснословном богатстве торговой Венеции. Но вот названия залов сразу опускают тебя с небес на землю, приоткрывая непростой механизм жизни города: Зал государственных инквизиторов, Зал сорока старейшин гражданского правосудия, Кабинет мудрого кассира, Зал цензоров и так далее; из Дворца Дожей по Мосту Вздохов можно было попасть во Дворец Тюрем; в «львиные пасти» вкладывались тайные доносы...
