Приведем примеры на употребление единиц семантико-стилистической группы слов, выражающих понятие «предмет любви». Из народной тунисской поэзии:
О, похищающий души (са̣либ ал-арва̣х̣, 2), как тонок твой стан (к̣адд, 2)!
О, смущающий разум (мух̮джил ал-алба̣б, 2) родинкой на щеке (х̮адд, 2).
[228, с. 326]
О, жемчужина (лу’лу’ 2) нежная, пленившая разум,
О, газель (раша̣, 2), терзающая сердца!
Подобной тебе мы не видели и не слышали о такой;
Ты — жемчуг (дурр, 2), который алеет гранатом от краски стыда,
О, тот, чья талия (х̮ис̣р, 2) вот-вот порвется, так она тонка!
Почему твое сердце к состраданию глухо?
[228, с. 71]
О, убивающий меня (к̣а̣тил-и̣, 2), клянусь Аллахом,
Пусть возрастет моя любовь (‘ишк̣, 1) к тебе.
И если даже мы умрем, клянусь Аллахом —
Твоя краса (х̣усн, 2) пребудет в мире для живых.
[228, с. 330]
Околдовывающий влюбленных (са̣х̣ир ал-'ушша̣к̣, 2) своим чарующим взглядом (лах̣з̣ аг̣надж, 2),
Сжигающий тоскующего (мух̣рик̣ ал-мушта̣к̣, 2) алостью щек,
Напои жаждущего от страсти (ашва̣к̣, 1) из своих приоткрытых губ.
[228, с. 330]
Чувствительный и нежный (лаййин ал-а‘т̣а̣ф, 2), розовощекий (варди̣ ал-х̮уду̣д, 2), верх совершенства (ка̣мил ал-аус̣а̣ф, 2),
Шея (джи̣д, 2) и стан (с̣уду̣д, 2) — ты похож на газель (г̣изла̣н, 2), тонкостройный, (на̣х̣ил ал-ат̣ра̣ф, 2)
Чаша твоя для жаждущего (мубтала̣, 3) сладка, как роза, и для страдальца (мушта̣к̣, 3) отрадна.
[228, с. 213]
Из египетской народной поэзии:
О, Сотни приветов я посылаю тебе, любимая (ах̣ба̣б-и̣, 2) и госпожа (са̣да̣т-и̣, 2)!
Едва ты ушла, как я болен, в постели.
А твой привет держу на груди.
Пусть капают из глаз моих чернила,
Своим ребром и черными слезами письмо любимой (ра̣ха̣т-и̣, 2) напишу.
[115, с. 9]
О, полная луна (бадр, 2), я так люблю тебя,
И сколько месяцев тебя уже не видел.
Всю душу, о газель (раша̣, 2), тебе я отдал.
Не много ли?!
[115, с. 2]
О, стройная (ахйаф, 2), со смуглыми губами (алма̣, 2),
Я каюсь, пташка (т̣айр, 2), раскаиваюсь я.
Не пускай соперника (‘аз̱у̣л, 4) в свой дом,
А коль назойлив будет — выставь вон.
[115, с. 6]
О, девушки Александрии,
Вы любите прогулки по бульварам.
Одеты вы и в тюль, и в кашемир,
А губки (шафа̣йиф, 2) ваши — сласть (суккариййа, 2).
[115, с. 5]
Моя любимая (х̣ибб, 2) мне розу подала,
Я взял цветок из милых рук ее,
взглянул и понял —
Такие розы на щеках (х̮адд, 2) любимой.
[115, с. 6]
Защити же меня от век (аджфа̣н, 2) твоих и ресниц,
Так, мимоходом, играя, они могут и ранить,
Пусть недолгой будет наша разлука (хиджра̣н, 3),
Так трудно совладать с огнем страстей (на̣р ал-г̣ара̣м, 3).
[115, с. 6]
О тот, чьи щеки (х̮уду̣д, 2) пылают, а на устах (фам, 2) — блаженство (на'и̣м, 1),
Клянусь красотой, я страстно влюблен в тебя (муг̣рам, 3).
Врач сказал: «Любимая (х̣аби̣б, 2) тебя избегает (джа̣фи̣, 3),
Бедняга (маски̣н, 3), ты только мишень для стрел ее глаз (сахм алх̣а̣з̣, 2),
Ты не спишь оттого, что проникли в тебя эти стрелы (сахм мук̣латайн, 2)».
[115, с. 7]
Приведем отрывки из суданских народных стихов — мусдаров ал-Харделло:
О, украшение правителя (зи̣нат ас-сарда̣р, 2), покоритель благочестивого, твой вкус и такт — вне сравнений.
Любовь к тебе давно уже стала страстью.
Зачем мне другие, владычица гладких щек (умм х̮адд, 2).
[186, с. 70]
Хадиджа всегда находит меня смятенным (мух̣та̣р, 3).
Она входит газелью,
Грациозно ступая, будто конь на старинной монете.
Привет тебе, лучшая из девушек этого дома, царица красоты (шейх̮ат бана̣т ад-да̣р, 2).
[186, с. 85]
В страданиях своих из-за хозяйки золотых серег (умм рашу̣м, 2)
Сказал однажды мне Харделло: «О, горе мне!
Нет, не найти врача (т̣аби̣б, 5), который угадал бы, что со мной.
Ее ресницы пронзили сердце, как копья Хантера накануне войны».
[186, с. 62]
В последнем мусдаре упомянут английский военачальник Хантер. Сравнения жестокой возлюбленной с военачальником, офицером, правителем, тираном, как уже указывалось, обычны для арабской лирики.
В средневековой арабской поэзии на литературном языке лексика, относящаяся к описанию предмета любви, не имеет значительных отличий от фольклорной. Из стихов Омара ибн Абу Рабиа:
Пришли в волнение мысли, когда они двинулись в путь поутру на верховых верблюдах, быстро бегущих.
И она сказала сестре: «Пусть Омар побудет немного на нашей земле,
Рано иль поздно настанет день и его отъезда».
Они ехали по разным дорогам и не спешили,
Но скрестились снова пути,— настало время привала.
И при свете луны они разбили шатры там, где хотели.
О, какая была среди них антилопа (маха̣т, 2),
Юная (х̮ауд, 2), полногрудая (ка̣‘иб, 2), изару тесно от бедер ее.
И рукава ее пахнут мускусом и амброй.
Она была нежной и слабой, как хризантема пустыни.
Клянусь, что такой больше не будет нигде.
Уносят ее верблюды, на бегу спотыкаясь.
Клянусь, я не забуду любви (х̣убб, 1) никогда до могилы.
[250, с. 77-78]
Современной арабской литературной поэзии, так же как народной и средневековой, свойственны подобные описания предмета любви. Вот описание красавиц современным суданским поэтом классического направления Абдаллой ат-Таййибом:
Афродита
От меня тебе, Лейла, привет, я не знаю подобной тебе,
Ты — красивейшая (х̣асна̣’, 2) среди дам (г̣а̣да, мн. г̣и̣д, 2).
Время прошло, и любовь (х̣убб, 1) моя возросла,
И сердце (к̣алб, 3) мое расцвело.
Ты же — как веточка ивы (г̣ус̣н ал-ба̣н, 2),
А цветом и блеском лица напоминаешь
Вино золотое и свет виноградной лозы.
Нежна твоя кожа, такой я не видел у милых красавиц (мила̣х̣ х̣иса̣н, 2) — и белых, и черных.
Ты словно конь благородный, отмеченный белой звездой.
Ты как степная газель.
И беседа с тобой не наскучит. А уж увидеть тебя, о, красавица (х̣асна̣’, 2),— просто праздник.
Меч твой всегда остер и птица твоя в кущах рая,
Ты щедра, как артист, вызов бросающий всем,
Твоя нежная шея (джи̣д, 2) аромат источает.
Ты — волшебница (джинниййа, 2), нет, ты кумир, Афродита, что прославили греки в веках.
[240, с. 36-37] Луна небес
Страдать и терпеть? Вот мой упрек.
Любовь наполняет и сердце, и разум.
Я мечтал тебя встретить после изгнанья
И снова увидеть твое ясное чело (джаби̣н вад̣д̣а̣х̣, 2).
Сердце мое в огне,
Нетерпение видеть тебя возрастает.
Ты мне милее всех, кого я видел (аджмал ман ра'айту, 2).
Ты всегда хороша (х̣улва, 2) — и шутливо болтая, и беседуя чинно.
Шею (джи̣д, 2) твою не забыть и сияние щек (х̮адд, 2),
Глубоки твои глаза — море они для пловца.
Ты щедра и горда душой,
Непокорна и снисходительна к другу.
Коварством любовь не завлечь,
Она — дар великий небес.
Наша любовь не угасла в тяготах,
В блужданьях смутной поры.
Вернись ко мне и встречу мне подари.
Ты — мой сад, сердце радо тебе.
Наслаждаюсь бесподобной твоей красотой.
Светел твой лик и разум сияет.
Полная чаша пред нами,
Это и есть упоение.
Я помню тебя в дни моей юности,
Я был озарен добротой твоей и любовью.
Наши таланты сломали оковы — и зазвучали звонкие песни.
Верю, близко свиданье после долгой разлуки.
Страх перед сплетнями пусть не пугает. Обними и прости.
Утоли мою жажду. Душа жадно стремится к чутким твоим весам.
Отрада мира (нузхат ад-дунйа̣, 2), луна небес (к̣амар ас-сама̣’, 2)
Средь мрака для странника.
Нет, нет, знаю — победа близка,
Я боль снесу, и сгинут козни таящего зло (кейд ал-ка̣ших̣, 4).
Приди в мой дом, открой лицо,
И свежесть я вдохну от твоих ароматных одежд.
[240, с. 78-79]
Как видим, описание предмета любви в новой поэзии во многом традиционно. По-новому предстает предмет любви в стихотворении современного суданского поэта Мухтара Мухаммеда Мухтара:
