кава̄ — сжигание огнем, пытка;
тӯл ал-г̣ийа̄б — долгое отсутствие [предмета любви];
ваджа‘ — боль;
камад — грусть, скорбь, печаль, страдание, мука;
аса̄ — скорбь, печаль, кручина;
лау‘а — обжигание, страдание;
хийа̄м — безумная любовь, сильная жажда;
таладдуд — слабость от любовных страданий;
суха̄д/сухд — бессонница;
дайа̄‘ ал-ама̄нӣ — потеря надежд;
джафа̄’ — холодность, равнодушие, бесстрастие, суровость, отчужденность предмета любви, разрыв (джа̄фӣ — холодный);
с̣адд — отказ, оставление, отчуждение, отталкивание;
хаджр — оставление, расставание, разлука, отчуждение;
хиджра̄н — разлука, отчуждение, равнодушие;
и‘ра̄д — удаление, бесстрастие, суровость;
бу‘д — отдаленность, отчужденность;
би‘а̄д — удаление, суровость, разрыв, жестокость;
с̣арм - отчужденность, удаление (с̣арама — удаляться);
фарк̣/фира̄к̣/фура̄к̣ — разлука, расставание (фара̄к̣а — разлучаться, расставаться);
х̣ӯзн — печаль, мн. ах̣за̄н;
х̣ирма̄н — запрет, суровость, отчужденность;
байн — разлука;
вида̄‘ — прощание;
т̣ӯл ал-джафа̄’ — чрезмерная суровость, жестокость;
шак̣а̄’ — беда, злополучие, несчастье, страдание;
на̄р-ӣ — мой огонь, горе мне!;
на̄р ал-ваджд - огонь любви;
на̄р ал-хава̄ — огонь любви;
на̄р ал-мах̣абба — огонь любви;
на̄р ал-г̣ара̄м — огонь страсти;
на̄р ал-х̣убб — огонь любви;
на̄р ал-ашва̄к̣ — огонь страстей;
сахм — стрела, мн. сиха̄м;
нува̄х̣ — рыдание;
дам‘ — проливание слез, слезы;
думӯ‘ — слезы;
бих̣а̄р мин ад-дам‘ — моря слез;
бих̣а̄р ас̣-с̣амт ас-сауда̄’ — моря, черного молчания;
анӣн — стон, мн. анна̄т;
лаум - порицание [со стороны людей];
‘ита̄б — упрек [со стороны людей];
шаква̄ — жалоба;
йа’с/йа̄с — отчаяние, горе;
4) атрибуты радости лирического героя:
нафс фарх̣а̄на — радостная душа;
надӣм — сотрапезник;
са̄к̣ӣ — виночерпий;
х̮амр — вино, экстаз;
ра̄х̣ — вино;
муда̄м — старое вино;
с̣а̄фийа — чистое вино;
замзам — отпить [вина];
сакар — опьянение;
фарах̣ — радость, свадьба;
нашва̄ — упоение;
к̣адах̣ — чаша, мн.: ак̣да̄х̣ — чаши;
ка̄с — чаша, бокал, мн.: ка̄са̄т/ку’ӯс — чаши, бокалы;
данн — большой кувшин для вина, винная бочка, мн. дина̄н;
х̣убб — кувшин, мн.: х̣иба̄б — кувшины;
мала’а-л-ка̄са̄т — наполнить чаши, наполнить бокалы;
кит̱а̄ра — гитара.
Следует сразу заметить, что некоторые единицы этой группы совпадают или, вернее, пересекаются с единицами других групп, например, группы слов со значением «любовь», с такими ее единицами, которые имеют значение «мучение [от любви]», «обжигание огнем [любви]» и т. п.
Среди лексических единиц, обозначающих лирического героя, заметное место занимают слова с негативной оценкой его состояния: несчастный, обиженный, больной, безумный, порабощенный, пленник, раненый, убитый, жертва и т. п. Гораздо реже встречаются слова, связанные с радостью любви. Примеры из египетской народной поэзии:
Ранен я (маджрӯх̣, 3), о, возьмите меня к врачу, поведите меня.
Как соперников (‘узза̄л, 4) мне миновать, они сразу смекнут, что стряслось со мной.
Где весы, чтобы взвесить меня на весах? —
Увы, всего три дирхема вместе с одеждой.
[115, с. 12]
Влюбленный (‘а̄шик̣, 3), увидев страдальца (мубтала̄, 3), сказал: «Куда же идешь ты?
Расскажи мне историю своей печали (шаджа̄, 3)».
И заплакали оба: одного сжигала любовь (кава̄ ал-хава̄, 3, 1), другого томила разлука (байн, 3).
Пошли они вместе к судье любви (к̣ад̣ӣ-л-хава̄, 5), и горько плакали оба.
И заплакали трое, и трое сказали: «Где же наша любовь (х̣абӣб, 2)?»
[115, с. 12]
Из тунисской народной поэзии:
Эта любовь (хава̄, 1) овладела сердцем моим (фу’а̄д, 3).
Клянусь Аллахом, в разлуке (хаджр, 3) она растет.
Если умру я в разлуке (хаджр, 3), желанная (мура̄д-ӣ, 2),
То умру как жертва (шахӣд, 3) во имя твое и от страсти (‘ишк̣, 1) к тебе.
[228, с. 224]
Нет, не погаснет огонь любви (на̄р ал-хава̄, 3),
И нет свидетелей у судьи любви (к̣ад̣ӣ-л-хава̄, 5).
Ты для меня в любви (хава̄, 1) госпожа (досл. господа — мава̄лӣ, 2),
А я — раб (досл. рабы — ‘абӣд, 3) любви (х̣убб, 1) к тебе.
Ради Аллаха, сжалься над порабощенным (мутаййам, 3),
Из-за любви (х̣убб, 1) к тебе я одинок (фарӣд, 3).
[228, с. 219]
Слезы (думӯ‘, 3) текут по моим щекам,
Всю ночь (тӯл ал-лейл, 6) смотрю я на звезды (кава̄киб, 6).
Газель (г̣аза̄л, 2), любимая мной (на‘шак̣уху от ‘ашик̣а, 1), мною недовольна.
[228, с. 213]
Сон бежит моих век, и терзает бессонница (суха̄д, 3).
Но что пользы в упреке моем (лаум, 3) в час охлаждения (бу‘д, 3),
О, желаний моих предел (г̣а̄йат мура̄д-ӣ, 2).
[228, с. 233]
Из ливийской народной поэзии:
О, птица, лети и привет передай моему дорогому (г̣а̄лӣ, 2).
Ответный привет мою душу ко мне возвратит.
Привет ему самому — на скрижали своей начертал и учитель.
Передай, что больна (марӣд̣а, 3) я,
Что ранена (маджрӯх̣а, 3) тяжко.
Третий год все лечат меня врачи и все безуспешно.
[260, с. 131]
В средневековой арабской лирике на литературном языке повторяются те же образы и та же лексика, что и в народной песенной поэзии. Из стихов Омара ибн Абу Рабиа:
Вспоминаю слова свои, когда слезы (думӯ‘, 3) потоком текли по моим щекам.
«Кто ты?» — спросил я.
«Я — жертва любви (ваджд, 1), пораженная грустью (камад, 3).
Мы живем в Мине, там, где стоит на холме Хейф — мечеть.
Мы за убитого (мак̣тӯл, 3) не платим цену кровной мести».
И я сказал: «Добро пожаловать, желанная моя (буг̣йат, 2)!
А как же ваше имя?» — «Хинд» — ответила она.
[250, с. 186]
«Послушай, Хинд,— сказал я.— Пойми, печален (мах̣з̣ӯн, 3) я из-за любви к тебе, влюблен (муг̣рам, 3).
Нет тайны у меня, чиста моя любовь (мавадда, 1),
Но скованы уста, любимая (х̣ибба, 2) моя!
И если ты безвинного убьешь, то я скажу слова другие — обиженного (маз̣лӯм, 3), снедаемого страстию (мушаввак̣, 3) раба (мутаййам, 3):
«Приятно вам губить меня (к̣атл-ӣ, 3),
А мне отрадна чистота моей любви (мавадда, 1).
С кровью и плотью моей любовь (хава̄, 1) моя слита».
[250, с. 104]
И глаза ее заблестели от слез.
Они скатились по ее щекам, как жемчужины.
О, не плачь. Разве ты не самая милая для глаз моих?
Ты прелесть этого мира и память моя.
Что увело тебя от меня, что нас разлучило?
Разве ты в гневе, досаде ушла от меня,
Погубив меня и в могилу меня уложив.
Если трех дней не считать, то за месяц единый ты сразила меня и покинула.
[250, с. 47]
Те же образы, та же лексика и в стихах современного поэта Ахмеда Рами:
Я стал прощаться с любимым (х̣абӣб, 2) —
И слезы смятенья (дам‘ х̣а̄’ир, 3) в глазах.
Я скрываю горе (аса̄, 3) мое и рыдание (нах̣ӣб, 3) мое.
Но боюсь, что он понял страдания (шуджӯн, 3).
Трудно смотреть в глаза — в них горе (аса̄, 3) и нежность (х̣анӣн, 3), а вздохи (анӣн, 3) меня предают.
Мучительно (д̣ана̄, 3) даже и думать о предстоящей разлуке (бу‘д, 3).
[200, с. 290]
Под влиянием средневековой арабской поэзии подобные определения для лирического героя можно найти в поэзии и других ближневосточных народов, в частности в персидской [104, с. 162-163]. Вот стихи знаменитого персидского поэта средневековья Хафиза, переведенные на русский А. А. Фетом:
Гафиз убит. А что его убило,—
Свой черный глаз, дитя, бы ты спросила.
Жестокий негр[10]! Как он разит стрелами!
Куда ни бросит их,— везде могила.
Естественно, что семантическое поле понятия «лирический герой» тесно переплетается с семантическим полем понятия «предмет любви». Это переплетение наблюдается также и на лексическом уровне. Например, слова типа х̣абӣб «любимый», ма‘шӯк̣ «обожаемый» и некоторые другие могут быть употреблены в значении «любящий». Причиной подобных семантических пересечений является тот факт, что каждое слово обладает определенной смысловой потенцией, реализующейся в конкретном контексте речи. В арабском языке это усугубляется тем, что прилагательные модели хабиб могут быть поняты как в действительном, так и страдательном значениях. Обратимся к конкретным примерам. В египетской народной поэзии: