вместе с ним и все остальные творения, без которых его нельзя себе представить, – станет как бы вездесущим и вечно пребывающим, уподобившись в некотором смысле Богу. Ограничения, присущие пространству и времени падшего мира, будут преодолены.
Как и для других восточнохристианских писателей, для св. Ефрема совпадение первоначального рая и грядущего Царства Божьего – это совершенно бесспорная истина, не нуждающаяся в каких-либо оговорках. В духовном гимне «О девстве» он пишет: «Христос пришел разыскать заблудшего Адама и вернуть его в рай в светоносных одеждах» [183]. В 11-й песне св. Ефрема о рае в конце каждой строфы идет рефреном: «благословен Властный Адама воззвать и возвратить его в рай» [184]. Воскресшие люди попадают в тот самый рай, откуда когда-то был изгнан Адам.
Как уже говорилось выше, богословы XX века, завороженные идеей прогресса, не слишком-то жалуют традиционное христианское представление об утраченной гармонии. Ведь, по их мнению, мир может развиваться только к лучшему. Так, по словам Юргена Мольтманна, «цель истории не заключается в возврате к первичному райскому состоянию… новое творение земли и неба в царстве славы превосходит все, что может быть сказано о творении в самом начале» [185]. Джеймс Бетьюн-Бейкер еще более категоричен: «не может стоять вопроса о восстановлении того, чего не было» [186]. Джон Хот также не верит в «совершенный мир, где мы были когда-то и куда мы, испытывая сильную ностальгию, стремимся вернуться» [187]. Но отказаться от веры в воскресение не решились даже современные богословы. Сложно переступить через категоричные слова апостола Павла: «если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна» (1 Кор. 15: 13–14).
Но если воскресшим человеческим телам предстоит измениться, то изменятся и законы природы, по которым эти тела существуют, следовательно, изменится и вся Вселенная, перейдя в иное, совершеннейшее состояние. Но раз такое состояние в принципе возможно, то разве не могла Вселенная пребывать в нем с самого начала? Если мы готовы увидеть рай на эсхатологическом горизонте нынешнего мира, почему бы не увидеть рай у себя за спиной? Если один конец мировой гиперболы приближается к вневременному совершенству, то почему бы не признать его той предельной величиной, от которой отдаляется второй ее конец? Вера в райский мир, где не было смерти, а звери не пожирали друг друга, не более «фантастична», чем вера в воскресение мертвых.
Тот же Юрген Мольтманн пишет, что в воскресении все, что на протяжении многих миллиардов лет появлялось и исчезало, будет возвращено Богом к жизни, чтобы навеки обрести свое место в гармоничном единстве творения. Но, может быть, нечто подобное имело место и до грехопадения – если угодно, в параллельном измерении, в другом пространственно-временном континууме, где люди и другие живые существа, ныне разделенные целыми эпохами, могли уживаться вместе, а звезды, давно потухшие в ходе развития нынешней Вселенной, светили бок о бок с теми, которым только предстоит засверкать. Иными словами, вместо того чтобы разворачиваться в пространстве и времени, реальность была дана целиком вся и сразу в каждой точке.
Святые отцы неизменно подчеркивали праздничность и доброжелательность первозданного мира. «Прежде нарушения [Божественной заповеди], конечно, все было послушно человеку… Земля сама собою приносила плоды… также не было на земле ни дождя, ни зимы» [188], – писал св. Иоанн Дамаскин. Или вот возьмем слова Бога, обращенные к падшему Адаму: «терния и волчцы произрастит земля тебе» (Быт. 3: 18). Для св. Василия Великого их смысл очевиден: «роза тогда была без шипов, впоследствии уже к красоте цвета присоединены терния, чтобы неподалеку от приятности наслаждения имели мы далекую скорбь, вспоминая о грехе» [189].
Вечное лето и розы без шипов – символы всеобщей гармонии, предшествовавшей грехопадению. В мире, с которым имеет дело научное познание, мы не найдем ничего подобного. Ось Земли была наклонена к плоскости эклиптики, еще когда наша планета была раскаленным шаром, – а это значит, что сезоны менялись на ней всегда. Уже на осадочных породах архейского периода возрастом 2,7 миллиарда лет можно разглядеть следы капель дождя – по ним ученые даже реконструируют особенности древней атмосферы. Наконец, ископаемые растения с шипами и колючками встречаются уже как минимум с мезозоя – так они защищались от растительноядных динозавров. Слова о розах без шипов, об отсутствии дождей и зимы, если они вообще имеют какой-то смысл, относятся не к этой чувственной реальности, а к иному плану бытия, который закрыт для изгнанников из рая.
Св. Иоанн Златоуст очень удачно описывает различие между двумя состояниями бытия – дружественным до грехопадения и враждебным после него – на примере все тех же райских животных. В Библии сказано: «Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их» (Быт. 2: 19). Почему же, спрашивает Златоуст, Адам не испугался и не убежал, увидев эту огромную вереницу идущих к нему тигров, волков и слонов? Сейчас мы действительно боимся всех этих созданий, отвечает святой, «но вначале было не так, а боялись (звери) и трепетали, и склонялись пред человеком, как пред господином». Человек был центром мира, но затем его положение в мироздании изменилось. Вещи как бы восстали против своего господина: «пока он [человек] имел дерзновение к Богу, до тех пор страшен был для зверей, а когда пал, то стал уже бояться и последних из сорабов своих» [190]. Наше нынешнее место во Вселенной заставляет нас бояться всего на свете: бактерий, зверей, вулканов, астероидов. Падший человек – это маленький винтик в огромном космическом механизме. Но, как писал Эриугена, «если бы человек не согрешил, то он не был бы ведом наряду с прочими частями мира, а управлял бы им всем» [191].
А что же сам человек? Каким он был до грехопадения, до того трагического момента, как появился в этом сегодняшнем видимом мире? Развивая идею первозданного единства, св. Григорий Нисский утверждал, что Бог изначально сотворил не только двух изолированных индивидуумов, но всю «человеческую полноту» (πλήρωμα). Ее сотворение святой относил к первому библейскому упоминанию о создании человека (Быт. 1: 27), где тот еще не фигурирует под именем Адама: «Божественным предведением и силой все человечество объемлется в этом первом устроении» [192]. Согласно св. Григорию, в раю перед Божьим взором предстояла не пара людей, а все, кому когда-либо предстоит родиться, «вся природа, распространяющаяся от первых до последних». С грехопадением начинается историческое время, в котором люди
