Обезьяна и Адам. Может ли христианин быть эволюционистом? - Александр Валерьевич Храмов

Например, в Книге Бытия говорится, что Бог приказал всем зверям земным и птицам небесным питаться лишь «зеленью травной» (Быт. 1: 30). Означает ли это, что в первозданном мире не было хищничества? Да, уверенно отвечает св. Василий Великий, смело ссылаясь при этом на слова пророка Исаии, относящиеся к будущему веку, когда «волк и ягненок будут пастись вместе». Это сейчас, говорит св. Василий, «лев пожирает мясо, коршуны выжидают падаль. А ведь в те времена, когда родились животные, коршуны еще не выискивали (этого) на земле… тогда же не было еще ни трупов, ни трупного запаха и пища коршунов была иная. Но все жили, как лебеди, и кормились на лугах… В природе не было раздора, ибо она пребывала в полном цветении; охотники еще не губили (животных)… и звери никого не терзали, ибо не были плотоядны» [173]. Также и Беда Достопочтенный на заре Средневековья писал, что до грехопадения «ни птицы не питались, отнимая пищу у более слабых животных, ни „волк не блуждал у овчарен“» [174].

Как это было возможно? Любые предположения о догреховной жизни, как и предположения о том, какой будет «жизнь будущаго века», выходят за рамки привычной действительности. Здесь мы вступаем в область символов, не поддающихся прямолинейному пониманию. Поэтому не торопитесь воображать себе льва, который безуспешно пытается жевать своими клыками траву, а затем не менее безуспешно пытается ее переварить. Травоядный лев – это метафора, указывающая на возможность иного порядка вещей, отличного от привычного нам. Этот совершенный порядок – как бы проступающий под внешней оболочкой видимого мира – независимо друг от друга прозревали самые разные авторы древности. Неслучайно св. Беда Достопочтенный в приведенном выше отрывке цитирует «Георгики» Вергилия. В другом произведении этого античного поэта, в IV эклоге «Буколик», можно прочесть о младенце, рожденном от девы, который принесет на землю новый золотой век:

Христиане были поражены, найдя у языческого автора слова, казавшиеся им пророчеством о рождении Младенца Христа. Но куда более поразительно, что пророк Исаия за семь столетий до Вергилия описывал грядущее царство Мессии в тех же выражениях. Об утраченном золотом веке, «царстве Кроноса [177]», упоминается и в диалоге Платона «Политик»: «не было тогда ни диких животных, ни взаимного пожирания, как не было ни войн, ни раздоров» [178]. То есть, несмотря на разный хозяйственный уклад, народы древности мечтали об одной и той же утопии с аграрным оттенком, которая будет сопровождаться всеобщим миром между людьми и между животными. Золотой век будущего они понимали как возвращение к утраченному прошлому, к первоначальному единству. Начало и конец – и в глазах отцов Церкви, и в глазах античных «христиан до Христа» – сливались воедино, совпадая с идеей вечного блаженства.

Можно вспомнить также о трогательных отношениях христианских святых и животных. Святые служат предвосхищением всеобщего примирения во Христе, в котором будет участвовать каждая тварь, и они же напоминают об утраченном идеале. Лев таскает воду для аввы Герасима, чтобы по наущению Бога «показать, в каком послушании находились животные у Адама, прежде чем он преступил заповедь Божию и был изгнан из рая» [179]. Дикие звери, по словам св. Исаака Сирина, чувствуют вокруг святых тот же запах, который исходил от Адама до грехопадения. Грядущее искупление всего живого возвратит мир к тому состоянию, в котором сотворил его Бог.

Падший человек, к которому обращено откровение, живет в условиях линейного времени и евклидова пространства. Каждая вещь здесь привязана к одной-единственной точке в системе координат. Чтобы попасть в Париж, надо уехать из Лондона. Чтобы наступило завтра, должно закончиться сегодня. Чтобы возникли млекопитающие, должны исчезнуть динозавры. Чтобы дать пожить новому поколению, предыдущее должно сойти в могилу. Окружающая нас реальность раздроблена и как бы постоянно пожирает сама себя [180]. Но библейское откровение свидетельствует о том, что возможна иная система отношений между вещами, когда они не взаимоисключают, а взаимовключают друг друга. Когда никто не должен никому уступать место под солнцем. Когда агнец не должен умирать, чтобы жил лев. Отчетливее всего представление об этой всевбирающей полноте бытия просматривается в учении о воскресении мертвых.

В воскресении люди, разделенные целыми эпохами и никогда не встречавшиеся, оказываются вместе. В падшем мире дети приходили на смену родителям – а под «новым небом» все поколения протягивают друг другу руки. В преображенном творении места хватит всем. Например, уже не раз упоминавшийся нами средневековый богослов Иоанн Скотт Эриугена сравнивал воскресших праведников с лучами света, которые проходят друг сквозь друга, но при этом не смешиваются. К схожим образам прибегал и св. Ефрем Сирин, разбирая вопрос о том, уместятся ли воскресшие праведники в раю: «Тысячи лучей или искр солнечного света бывают в одном доме, десятки тысяч благоуханий носятся над одним цветником. Если заключены на малом пространстве, то как пространство это наполняется ими, так и они все бывают распространены по нему. Так и рай, хотя полон духовных существ, но обширен для того, чтобы распространялись там существа эти» [181].

Это не значит, что по мысли св. Ефрема воскресшие люди обратятся в бестелесных духов. Нет, каждый получит назад свое земное тело – но все творение примет совершенно иную конфигурацию, так что телесная природа выйдет за пределы нынешних трех измерений. В Евангелии сказано, говорит св. Ефрем, что в теле одного бесноватого умещался целый легион бесов – «но стократ чище и утонченнее оного станет тело праведников, когда восстанут и будут они воскрешены. Тело праведников уподобится духу, который может, когда хочет, расширяться и увеличиваться, а когда хочет – сокращаться и умаляться; когда сократится – может быть в одном месте, а когда расширится – быть повсюду» [182]. Человек – а