— Бог мой! — воскликнул Холл. — Вы их снабжаете средствами для борьбы с вами же. Наоборот, вам следует воспрепятствовать их доступу к фонду.
— Это было бы нечестно, Холл. Уж так я устроен, что нечестная игра не по мне. И я беру с вас слово, что в этом деле вы тоже будете играть честно и выполнять мои указания. Не так ли?
— Но это же просто чудовищно! Вы просите меня помогать убить вас — отца моей любимой. Это же нелепо. Прекратите все это! Распустите организацию, и со всем будет покончено.
Но Драгомилов был непреклонен.
— Я уже решил, и вы это знаете. Если я убежден, что прав, я доведу дело до конца. Надеюсь, вы выполните мои указания?
— Вы чудовище! Упрямое, неисправимое чудовище, одержимое абсурдным представлением о справедливости. Ваш набитый знаниями ум свихнулся, вы помешались на вашей этике... вы... вы...
Не в силах найти подходящее слово, Винтер Холл умолк.
Драгомилов сдержанно улыбнулся.
— Вы выполните мои указания, не правда ли?
— Да, да, да! Я их выполню, — рассерженно закричал Холл. — Ваше право идти своим путем. Никто вас не останавливает. Но почему именно сегодня? Разве завтра у вас не будет времени начать эту безумную авантюру?
— Нет, мне не терпится начать ее. Вы попали в точку, это то самое слово: авантюра, точнее — приключение. Именно так. Я грежу приключениями с юности, когда молодым бакунинцем по-мальчишески мечтал о свободе для всех. А чего я добился с тех пор? Я был думающей машиной. Мне удалось создать хорошее дело. Я нажил состояние. Я придумал Бюро убийств и наладил его работу. И все. Разве это жизнь? Я жил без приключений. Я был просто пауком, огромным думающим и составляющим планы мозгом, центром паутины. Наконец-то я рву паутину и ухожу в мир приключений. А почему бы и нет? Вы знаете, что за всю жизнь я не убил ни единой души, мне даже не приходилось видеть убитого человека. Мне не случилось попасть даже в железнодорожную катастрофу. Я ничего не знаю о насилии. Тот, кто владеет недюжинной силой, чтобы творить насилие, никогда не пользовался этой силой, не считая бокса, борьбы и тому подобных упражнений. Теперь я начну жить телом и сознанием, начну новую роль. Ее имя — Сила!
Это будет королевская игра. Эта совершенная машина сотворена моим умом. Вопрос в том, действительно ли эта машина сильнее меня, ее творца? Уничтожит она своего творца или творец ее перехитрит?
Он как-то сразу умолк, взглянул на часы и нажал кнопку звонка.
— Приготовьте машину, — сказал он вошедшему слуге. — Снесите в нее чемодан из моей спальни.
Когда слуга вышел, он повернулся к Холлу: — Итак, начинаются мои скитания. Хаас может появиться здесь в любой момент.
— Кто такой Хаас?
— Всеми признанный самым способным членом нашей организации. Ему всегда поручаются наиболее трудные и опасные задания. Этике он предан до фанатизма. Он не человек, нет, он — пламя. Вы сами убедитесь. Вот он идет. Холл был потрясен, едва взглянул ему в лицо — бледное, худое, с ввалившимися щеками и остро выступающими скулами, на котором горела пара глаз, какие могут привидеться разве в кошмарном сне. В них пылал такой огонь, что лицо казалось охваченным пожаром. Человек представился, и Холла поразило его крепкое, почти нечеловечески сильное рукопожатие. Холл не оставил без внимания его движения, когда тот пододвигал стул и усаживался. В них было что-то кошачье, и Холл подумал, что мускулы у этого человека, как у тигра, хотя сухое, нездоровое лицо создавало впечатление, что тело его — сморщенная и вялая скорлупка. Тело было худым, но Холл подметил узлы мускулов на руках и плечах.
— У меня есть для вас задание, мистер Хаас, — начал Драгомилов. — Наверняка самое трудное и опасное из всех, какие вам приходилось выполнять.
Холл мог поклясться, что при этом глаза человека загорелись еще ярче.
— Дело мною одобрено, — продолжал Драгомилов. — Оно справедливо, здесь нет никакого сомнения. Этот человек должен умереть. За его смерть Бюро получило пятьдесят тысяч долларов. В соответствии с правилами треть этой суммы выделяется вам. Опасаясь, что дело окажется чересчур трудным, я решил увеличить вашу долю до половины суммы. Вот вам пять тысяч долларов на расходы...
— Сумма необычайно велика, — прервал его Хаас. Он поминутно облизывал губы, будто их жег бушующий в нем пламень.
— И человек, которого вам предстоит уничтожить, необычен, — сердито возразил Драгомилов. — Вам следует связаться со Шварцем и Гаррисоном, чтобы они оказали вам помощь. Если через некоторое время вы втроем не справитесь...
Хаас недоверчиво фыркнул, а жар, его снедавший, разгорелся на худом и жадном лице еще сильнее.
— Если через некоторое время вы втроем не справитесь, призывайте на помощь всю организацию.
— Кто этот человек? — зло буркнул Хаас.
— Минутку, — Драгомилов обернулся к Холлу. — Что вы сообщите Груне?
Холл немного подумал.
— Полуправды будет достаточно. Организацию я ей обрисовал еще до того, как познакомился с вами. Ей можно сказать, что вам угрожает опасность. Этого вполне достаточно. Каковы последствия — неважно, об остальном она никогда не узнает.
Кивком головы Драгомилов выразил одобрение.
— Мистер Холл служит секретарем, — объяснил он Хаасу. — Шифр у него. За деньгами и за всем прочим обращайтесь к нему. Информируйте его время от времени о своих успехах.
— Кто этот человек? — снова рявкнул Хаас.
— Одну минутку, мистер Хаас. Я хочу, чтобы вы уяснили всю серьезность дела. Свой зарок вы не забыли? Вы обязаны выполнить задание независимо от того, кто этот человек. Во всяком случае, под угрозой находится ваша собственная жизнь. Вы, конечно, знаете, что означает для вас неудача: ваши товарищи поклялись убить вас, если вы потерпите неудачу.
— Это мне известно, — прервал Хаас. — Нет нужды напоминать об этом.
— Я хочу, чтобы у вас не оставалось на этот счет никаких сомнений. Независимо оттого, кто это лицо...
— Отец, брат, жена... хоть сам дьявол или бог — я понял. Кто этот человек? Где его можно найти?
Драгомилов, удовлетворенно улыбаясь, повернулся к Холлу:
— Говорил я вам, мною выбран лучший агент.
— Мы теряем время, — нетерпеливо проворчал Хаас.
— Прекрасно, — ответил Драгомилов. — Вы готовы?
— Да. «
— Это я, Иван Драгомилов, тот человек.
Хааса ошеломил такой ответ.
— Вы? — прошептал он, словно что-то обожгло ему горло.
— Я, — спокойно повторил Драгомилов.
— Тогда другого такого случая не представится, — скороговоркой произнес Хаас, быстро опуская правую руку в карман.
Но Драгомилов еще быстрее метнулся к нему.
Прежде чем Холл успел подняться со стула, опасность была позади. Он увидел, как жесткие пальцы вонзились в две впадины по обе стороны основания шеи Хааса. И в тот же миг рука Хааса замерла на пути к оружию, находящемуся в кармане. Обе руки дернулись и спазматически сжались. Лицо Хааса исказила предсмертная агония. Потом глаза его закрылись, тело обмякло, и Драгомилов опустил его на пол; пламя, пылавшее в Хаасе, угасло вместе с сознанием.
Драгомилов перевернул его вниз лицом и носовым платком связал ему руки за спиной. Он действовал быстро, одновременно разговаривая с Холлом.
— Обратите внимание, Холл, это старейший прием анестезии. Он делается чисто механически. Большие пальцы зажимают сонные артерии, перекрывая доступ крови к мозгу. Японцы уже сотни лет пользуются им при хирургических операциях. Задержи я пальцы еще на минуту больше, он был бы мертв. А теперь он придет в сознание через несколько секунд. Смотрите! Он уже двигается.
Драгомилов перевернул Хааса на спину, ресницы у того дрогнули, и он испуганно уставился на Драгомилова.
— Я же вам говорил, мистер Хаас, это трудный случай, — сказал ему Драгомилов. — Ваша первая попытка окончилась провалом. Боюсь, вам придется пережить еще немало неудач.
— Вы, надеюсь, не лишите меня моей доли, — последовал ответ. — Правда, причины вашего желания быть убитым выше моего понимания.
— А я не хочу быть убитым.
— А тогда зачем же, разрази меня гром, этот приказ?
— Это мое дело, мистер Хаас. А ваше дело выполнить его наилучшим образом. Как ваша шея?
Лежащий человек покрутил головой.
— Болит, — объяснил он.
